— Здравствуй, мой мальчик, — весело проговорил он. — Рад тебя видеть. Как добрался?

Вартруум открыл рот, выпучил глаза, силясь произнести хоть одно слово, но лишь прохрипел в ответ.

— Ну что ж ты молчишь, дружок мой? Я знаю, что хорошо доехал, ибо сам охранял тебя в пути. А вот захотелось ещё раз на тебя взглянуть. Ведь ты у нас настоящий хетт! Упрямый и глупый. Нет, по-своему талантливый! Такого нюха нет ни у кого, это точно. Уловить мой запах среди тысячи оттенков — это великий дар, тут и мозгов не надо. Но соображение всё же заиметь не помешает. Как ты считаешь, что скажет Суппилулиума, когда ему принесут твою голову? Он прольёт слезу? Огорчится? Ну думай, думай!

Молодой прорицатель снова захрипел.

— Да ты ещё возмущаешься, мой мальчик?! — радостно гоготнул Азылык. — Нет, ты мне определённо нравишься! Ладно! Негоже гостя убивать в первый день. Я дам тебе шанс уцелеть. Ты поживёшь здесь несколько дней, а потом уедешь в Ливию, там Суппилулиума тебя не найдёт, если ты будешь жить скромно и тихо. Твой нюх сгодится в виноделии и в составлении ароматических мазей. Подумай! Не заставляй старика очень часто заниматься твоей персоной. Я разленился, пью много вина, и силы уже не те...

Азылык на мгновение умолк. От него и сейчас исходил тот самый кисловатый запах, какой раньше вызывал тошноту у молодого оракула, словно кассит сидел рядом, хотя Вартруум мог поклясться, что старый волхв проник лишь в его сон, и всё, что происходит, ничего общего не имеет с реальностью.

— А зря ты не веришь, мой мальчик, — улыбнулся первый прорицатель Хатти. — Да, в человеческий сон проникнуть можно, это так просто, что и ты это умеешь. Я ведь не лгу?

Вартруум снова засипел в ответ.

— Ну вот видишь! Но во сне нельзя почувствовать чужой запах. Ты же его чувствуешь, верно?

Хетт не ответил, хотя он ноздрями ощущал рядом с собой вонючий дух кассита и никак не мог это объяснить себе.

— И эту загадку тебе не разгадать, мой мальчик! — рассмеялся Азылык. — Побереги-ка свою голову, малыш, не выводи меня из себя! Я не хочу убивать тебя. Но если ты будешь упорствовать, мне придётся это сделать. Прощай, малыш!

Он исчез, ещё через мгновение с шипением уползла змея, и дышать стало легче. Вартруум проснулся: ночь плотным черепашьим панцирем ещё сдавливала город. Даже свет звёзд не проникал сквозь оконные щели. Оракул из Хатти услышал странный шорох на полу, словно кто-то уползал из комнаты. Он замер и почти полчаса не мог подняться, лежа, точно прикованный к постели. Дыхание перехватывало. Городской сторож несильно ударил колотушкой, отмеряя ещё один час суток. Завыл шакал за Нилом, Саим что-то пробормотал во сне, храпели слуги, спящие во дворе. Звуки падали, как вода в гулкий колодец. Наконец Вартрууму захотелось встать, он коснулся ступнями холодного пола, и его обожгло, как огнём.

Сон запомнился до мельчайших подробностей. Хетт вышел во дворик Саима, увидел тот сад и траву, на которой только что валялся. Его прохватило ознобом. Прорицатель из Хатти не сомневался, что Азылык приложит все усилия, дабы выкинуть нечто подобное: явится к нему во сне, что умели делать даже неискушённые в астрологии и в науке о тайнах магии новички, начнёт угрожать или нашлёт на него заикание, икоту, судороги, лишаи. И это тоже никого не удивляло. Конечно, со змеёй, перекрутившей ему горло, а потом уползавшей, было что-то новенькое, как и с его вонючим запахом, но Вартруум вовсе не испугался. Азылык изо всех сил старался нагнать на него побольше страха, но настоящего хетта ничем не проймёшь. Что в итоге? Касситский маг попросту сам испугался и столь наглым образом требует, чтобы хетт убрался из Фив. Так про себя в конечном счёте растолковал привидевшийся сон волхв из Хаттусы, а то, что во сне воняло грязным Азылыком, так, видимо, он находился рядом, потому-то Вартруума чуть не вывернуло наизнанку. Другого объяснения, как ни мучайся, не придумаешь.

Надо прикинуться ягнёнком, сделать вид, что посланник Суппилулиумы испугался, обмер от страха и готов бежать из Фив куда глаза глядят. Успокоить старичка, отвлечь. У младого хетта на всё про всё есть два дня. Потом кассит обеспокоится, может сбежать. А этого допустить нельзя. Два дня. Один, чтоб найти дом Азылыка, второй, чтобы его убрать. Слуг он заговорит, дабы старый оракул даже не почувствовал их приближения. Впрочем, их душ он не ведает и близкой опасности не ощутит. А их первородный страх легко замазать. Этому хетт научился, как и многому другому. Вартруум лишь прикидывался дурачком, чтобы все оставили нюхача, как его презрительно называли, в покое. Теперь звёздный час настал.

Он вернулся к себе в комнату, выпил сначала один пузырёк с маслянистой жидкостью, потом второй. Первый испускал флюиды паники, испуга и растерянности, пусть бывший первый оракул ловит их и наслаждается тем, что его угроза на нюхача подействовала. Второй начнёт гасить его собственные душевные токи. Кассит не сможет больше в него пролезть и станет думать, что нюхач удирает из города. Оба состава очень сильные, не раз испытанные, и Азылыку не распознать обман, каким бы великим даром он ни обладал. Эти масляные составы приготовила его старая бабушка Имху. Пусть он недоумок, как звал его Азылык, но бабушку вонючему касситу не перехитрить.

До утра Вартруум так и не смог заснуть. В соседнем доме варили пиво, и от ячменного солода исходил столь крепкий дух, что у волхва кружилась голова. Он достал свою повязку на нос, холстину, пропитанную специальным травяным отваром, гасившим все остальные запахи — дома она его иногда выручала — надел её, однако сон к нему так и не вернулся. Упрямый хетт снова поднялся, зевая, вышел во двор, омылся на утреннем холодке водой, вылив на себя две больших бадьи, чтобы взбодриться, вытянул руки к небу, замер и стоял так около часа, пока тело не высохло. Ночной усталости как не бывало.

Волхв дождался, когда с первым лучом солнца проснётся хозяин, и попросил на завтра освободить для него троих работников на весь день. Они ему потребуются.

— Неужели так скоро вы собираетесь покинуть нас? — удивился Саим, усаживаясь завтракать вместе с гостем. — А я ещё не угощал вас нашим знаменитым чёрным пивом! Нигде такого не варят. Здесь неподалёку расположены сразу три пивоварни, я их вам покажу, там варят самое лучшее во всём Египте чёрное пиво! Один кувшин валит с ног быка!

— Пиво я не люблю. Зато в вашем доме, я обратил внимание, всегда вкусно пахнет лепёшками! — радостно воскликнул Вартруум, переходя на другую тему. — Пшеничная и овсяная мука. Пять частей первой, одна второй и немного кислого козьего молока.

— Верно! — изумился финикиец. — А я-то полагал, что мой секрет никто не разгадает!

На мгновение огорчение проступило на его круглом добродушном лице.

— Я клянусь, что никому о нём не скажу, — улыбнулся Вартруум.

— Теперь я готов подарить его вам, уважаемый Вартруум, — горестно вздохнул Саим, — ибо уж кто-кто, а вы меня поймёте!

— Я? — удивился хетт.

— А кто же ещё?! Кому как не вам, купцу, продающему зерно, понять наше горе! — в глазах Саима даже заблестели слёзы. — Идёт третья неделя сезона дождей, а ни капли ещё не выпало! Мы каждый день молимся нашим богам, я готов выстроить ещё один храм, отдать все свои сбережения, чтобы прекратить засуху, но боги глухи к нашим молитвам. Мы чем-то прогневили их! Разве не так?!

Служанка принесла горячие лепёшки, мёд, молоко, и Саим, увидев пищу, скрестил руки на груди, закатил глаза и стал просить своего покровителя Амона-Ра о том то, чтобы он всегда был таким же щедрым, как сегодня.

Вартруум скромно молчал. Его всегда забавляло то обстоятельство, что на свете развелось огромное количество глупцов, но ни один из них никогда в этом так и не признался. Боги, наверное, для того и завели умников, чтобы те могли им посочувствовать, ибо дураки только тем и занимаются, что выпрашивают у них погоду, здоровье для себя, для детей, деньги, хороший улов и даже счастье. Более глупого способа утвердить себя в мире никто ещё не придумал.