— Вот оно как, — повеселела королева. — А в чем подвох?

— Подвоха нет, есть условия — играем по-честному, без волшебства и шулерства. А потом выигравший награду попросит. Принимаешь?

— Принимаю. Но играем три раза.

— Согласен.

Морена вновь махнула левым рукавом — крошечная вьюга сорвалась с него и намела прямо здесь, на берегу Смуры, столик из слоновой кости и два белоснежных кресла. «Такие бы в гостиную великой княгини, — подумал Федор, — а не в это мерцающее царство, каменно-льдистое».

Морена величаво опустилась в кресло, Федор занял другое. Желя поднялась с камня, приготовившись с интересом наблюдать за игрой.

— Сдавай, — великодушно разрешила королева.

Федор выверенными движениями тонких пальцев перемешал колоду и раскидал карты. Они были непривычно оформлены, королями, дамами и валетами выступали здесь важные персоны Запределья, масти обозначались символами четырех времен года. «Никогда перед началом игры Богу не молился, ибо грех это и в голову бы не пришло, — подумал Воронов. — А вот сейчас, пожалуй, что и можно. Помоги мне, Господь, и ты, Никола Угодник!»

Игра началась. Федор внимательно изучал стратегию противника — сейчас все от этого зависело. Что такое карточный дурак, кто в него не играет? Но одно дело, когда перебрасываются от скуки портной с сапожником, другое… Нет, Морена играла не как московская купчиха, на одном лишь везении. Она знала толк в игре. Начинался поединок умов — живой и захватывающий.

Меж тем вдруг стало очень холодно. Как же так? Уговаривались же без колдовства, а такие уговоры обитатели Запределья не нарушают — таков негласный закон. Но стыли пальцы, замерзали будто сами мысли, и Федор понял, что еще немного — и он начнет путаться. Но и этого было как будто мало — его в единый миг охватила черная тоска, все показалось пустым и бессмысленным. Тоску прогнал нарождающийся гнев, но и гневу нельзя было поддаваться. Успокоиться… сосредоточиться… Он уже сделал пару непростительных ошибок. То, что вместо бубнов на картах цветок подснежника, вместо червей — маленькое солнышко, и так далее, только усложняло дело. Тут Морена пошла козырем, который, как казалось Федору, уже выбыл… и он проиграл.

Королева сдержанно улыбнулась.

— Продолжаем, — сказала она.

«Как же так-то… Только бы отыграться, — мысленно взмолился Федор, — вовек больше карты в руки не возьму».

Началась новая игра.

Воронов услышал легкий вздох, и вдруг понял — Желя. Это она его пытается сбить. Ее же договор не касается! Он бросил на бледную девицу быстрый взгляд, и та, будто испугавшись, опустила глаза.

— Перестань, дочь, — тихо приказала Морена, проследившая эту сцену.

Послушалась. Отпустило. И Федор целиком сосредоточился на игре.

Он выиграл на этот раз, хотя победа далась ему нелегко.

Третья партия оказалась самой сложной, королеву давно уже охватил азарт, но теперь, когда ему ничто не мешало, Воронов наконец и сам вошел во вкус игры. Оба делали ходы осторожно, что-то мысленно просчитывая и прикидывая, горя желанием перемудрить противника.

— Моя взяла, — наконец произнес Федор и глубоко, с облегчением вздохнул.

— Да как же так-то? — Морена не рассердилась, удивилась только. — Без колдовства ведь играли. Жульничал?

— Нет, королева.

— Я смотрела, — подтвердила Желя. — Не жульничал он.

— В чем же секрет?

— Я многие игры до тонкостей изучил, эту тоже. Запоминаю, какие карты вышли, свои ходы просчитываю, твои — предугадываю… Не обессудь. Играл я честно.

— Ну что сказать… Развлек ты меня, молодец, спасибо! Мне нравятся такие вот рисковые. Жаль, нельзя тебя насовсем у нас оставить, но мне ни к чему с Воронами ссориться. Так чего ты хочешь?

— Отдай мне то, что у тебя в правом рукаве, государыня.

Заледенели глаза Морены, и от нее повеяло жутким холодом.

— Сговорились, — отчеканила хозяйка Подземья. — Спелись ворон с соловьем. И когда только успели…

Федор молчал. А что ему было ответить, когда он сам ничего не понимал?

— Так и знала я, что будет подвох, будет… Но так оно всегда и бывает, — Морена вдруг успокоилась.

— Так отдашь?

Молча взмахнула королева правым рукавом — и вылетел из него соловей. Облетев Федора кругом, превратился в юную девушку, невысокую и тонкую, в простеньком сером платьишке, но нежный румянец на круглом лице, золотистые косы до пят и венок из белых цветов делали ее ярче и красивее одетой в сверканье и холод Морены. Федору девица-соловей чем-то напомнила Лизу, и сердце сжалось — скорей бы к ней! Недолго он тут пробыл, а словно год уже жену не видел.

— Спасибо, Ворон, — произнесла девица все тем же нежным цветочным голоском, но появились в нем и другие нотки — задорные, звенящие. — Знала же я, что птицы всегда друг друга поймут. Я Забава из Сердца Запределья, меня еще Соловушкой кличут. Морена — моя старшая сестра, но мы с ней люто поссорились.

— Матушка слишком долго зиму в этот раз удерживала, — пояснила Желя. — А Забава дух весны в себе носит, вот они и поругались.

— Но и без меня весна свое взяла, — засмеялась Соловушка. — Там на Руси, поди, и травка уже вовсю и деревья зеленью одеты.

— Уходи давай, — проворчала Морена. — Провела меня, так хоть глаза не мозоль.

— Почему же провела-то? — звонко засмеялась Забава. — Честная же была игра! Давай, Ворон, лети за мной, я проведу тебя иным путем в наше Сердце, не по Калинову мосту. А вода живая… только я ею ведаю, и с радостью тебя одарю. Желя, бросай плакать, приходи к нам в гости, будем песни петь.

— Но-но! — пригрозила королева. — Не сбивай племянницу с толку!

Федор раскланялся с Мореной и ее дочкой. Желя ближе подошла к нему:

— А я загадала… — шепнула она, — если ты проиграешь хоть разочек — попрошу матушку, чтоб велела тебе меня поцеловать. Да знать, не судьба. Так что улетай поскорей отсюда, молодец, не тревожь мое сердце понапрасну…

Ни слова больше не говоря, обернулся Федор вороном и поспешил скорее за соловушкой Забавой.

Сердце Запределье, называемое иначе Солнечной колыбелью, место — затаенное, заповедное. Из Руси в него не попадешь. А все потому, что растет здесь Чудо-древо, не похожее ни на какое другое. Листья у него смарагдовые, кора — вишневый яхонт. С утра распускаются на нем розовые, словно утренняя заря, цветы. К полудню созревают уже и плоды — рыжие как закатное солнце. Отяжелевшие, они падают к ночи на землю. А с утра — все с начала.

— Откуда оно взялось — никто не скажет, — рассказывал Лизе Ворон Воронович, пока девушка восторженно рассматривала сияющее чудо, у корней которого они сидели на лазоревой траве, закрываясь от шаловливых солнечных зайчиков. — Но говорят, что с этих-то плодов все и началось. А еще — с первозданного ветра. Семена, разлетевшись по ветру, и породили наше Запределье. Каждый из нас хоть раз в жизни такой плод пробовал, в них наша сила и связь с этим миром.

— А если человек попробует? — спросила Лиза.

— Душа отлетит. В Рай или в Ад, как уж жил, туда и направится, а тело исчезнет, и никто на Руси и не узнает, куда пропал человек. Не для людей это.

Солнечный зайчик скользнул Лизе на колени, превратился в настоящего золотистого зайчонка, ткнулся носом ей в ладонь и куда-то деловито ускакал.

— А что до древа, — раздался рядом мужской голос, молодой и ласковый, — то далеко простираются его корни и обвивают они сам Алатырь-камень.

Невесть откуда, как водится в Запределье, перед Лизой и Вороном возникли двое, сказать бы — юноша и девушка, но не скажешь, что-то древнее и могучее чувствовалось в них. Лики у обоих тонкие, светлые и между собой очень схожие, но у женщины искристые серые глаза, у мужчины — ярко-золотые. Он в белой русской рубахе, подпоясанной алым кушаком. Буйно кучерявятся его густые желтые волосы, падают на плечи. Она в серебристом длинном платье с воздушными рукавами, на причудливо уложенных пепельных волосах — диадема из лунных камней. На руках женщины шарообразный дымчатый кот, невероятно большой. Он мурлычет во сне — словно песни поет.