Этот апрельский день выдался погожим, солнечным и звонким. Весна – сама жизнь – наконец-то восторжествовала над затянувшимися холодами. Древняя просторная Лебяжья роща на окраине Москвы – место благонравных дневных прогулок. Впрочем, москвичи не слишком-то в нее углублялись. Разносились слухи о наполнявшем рощу ночном разгуле и разбое, о тайных поединках, и кто знает, с чем можно столкнуться даже днем. Но сегодня о таком думать вовсе не хотелось.

Лиза в который раз поправила шляпку, подергала рукав редингота[7] и, так ничего не придумав, спросила у отца без обиняков:

– И что мне теперь делать, папа?

Алексей Никитич и сам бы хотел знать ответ на этот вопрос. Происходящее ему сильно не нравилось. Внезапная влюбленность великого князя в его дочь, теперь вот эти преследования. Но пока Александр Константинович не выходит за рамки приличий, он ничего не может предпринять. Но и делать вид, что ничего не происходит, невозможно.

– Давай вернемся в Яблоньки, – попросила Лиза. – Ну ее, эту Москву.

– Ты это сейчас так говоришь, – возразил Измайлов. – А потом соскучишься…

– А ты женись на Катеньке Вересовой, – лукаво улыбнулась ему дочь. – И куда как веселей нам всем тогда будет.

– Вот, значит, как ты придумала! А почему бы тебе самой не выйти замуж?

– За Сокольского? И слышать не хочу.

– Дело твое, конечно, а жаль. Потому что…

Алексей Никитич не договорил. Проходили они через тенистый уголок рощи, рядом никого не было. В тишине, словно ниоткуда, поднялся ветер, его мощный порыв едва не сбил с ног Лизу. А потом появились они. То ли люди, то ли звери. Пять. Шесть. Семь… Они выходили из-за деревьев, окружали. Лиза не вскрикнула, не бросилась бежать.

Она сжала руки, пытаясь справиться со страхом. Смотрела на людей в простых кафтанах, стоптанных сапогах и крестьянских шапках, которых приняла бы за разбойников, если бы не их лица, словно покрытые древесной корой, и буро-зеленые бороды.

«Лешие!» – поняла девушка, замирая от ужаса. Все сходилось: ветрами дуют, из невидимости приходят, тени не отбрасывают.

Приближаются!

– Пресвятая Богородица, спаси нас! – прошептала Лиза.

Между тем уже свершались одновременно два события. Черный ворон с ближайшей березы камнем упал на девушку, закрывая ей глаза крылом. Заклубилось марево, и на месте Лизы никого не стало. Исчез и ворон.

А Алексей Никитич не увидел, что случилось с дочерью. Замелькали золотые искры, по телу прошла острая боль.

И мощная, дикая, величавая сила, дремавшая внутри, вырвалась наружу. Измайлов перестал осознавать себя, обернулся крылатым змеем, изумрудно-золотистым, с узкой головой и длинным гибким хвостом.

Он ринулся на врагов, яростно ударил срывающимся с крыльев вихрем, и лешаки попадали, побросали дубинки, а вскоре и вовсе исчезли. Змей снова стал человеком. Кровь хлынула у Алексея из носа, и он упал без памяти на талый снег, все еще хранимый тенью берез.

Был апрель – и вдруг сразу май. Древесные кроны – словно зеленые облачка, свежая трава под ногами.

Первое, что ощутила Лиза, – ей жарко в любимом красном рединготе. А потом и все чувства вернулись. Она была в березовой роще – но другой. Деревья выше и краше, береста – чище, оттенок ее нежный, бледно-розовый. Солнце пряталось за кудрявыми облаками в безмятежно-синем небе. Не по-земному синем. А вдалеке, в просвете между стволами, что-то сверкало россыпью бриллиантов. Озеро, быть может.

Дышалось легко, и было очень тихо.

Лиза закрыла глаза ладонями, сосчитала до десяти, а когда опустила руки – ничего не изменилось. Кроме одного – рядом с ней стоял молодой человек в черном сюртуке, которого она видела в церкви.

Лиза молча смотрела на него широко раскрытыми глазами. А Федор Воронов негромко произнес:

– Добро пожаловать в Лебединый край.

Она по-прежнему молчала. В глубине серых глаз отразились удивление и восторг, потом губы дрогнули в улыбке.

– Где же лебеди?

– А вон там, – Федор указал рукой в перчатке в сторону алмазного блеска. – На озере. И повсюду. Здесь живут не только птицы, но и девы-лебеди. И царевна их. Мы в Запределье, невидимом мире.

Лиза, прижав руки к груди, обернулась к озеру. Лицо ее засияло тоже как-то не по-земному: словно сквозь розоватую, как кора здешних берез, тонкую кожу пробился внутренний свет. Будто заискрились золотистые легкие локоны, подхваченные теплым ветром.

– Запределье? Волшебный мир…

– Именно так, Елизавета Алексеевна. А здесь – его часть, Лебединый край.

– А я всегда знала, что он существует! – воскликнула Лиза. – И что когда-нибудь я его увижу. И больше всего я мечтала встретить Царевну-Лебедь…

– Смотрите, – Федор указал в сторону, противоположную озеру. Обернувшись, Лиза увидела, что поодаль, у близко растущих берез, стоят две девушки и с интересом их разглядывают. Одна, с длинной русой косой, в голубом сарафане – обычная на вид, только нежно и просветленно красивая. Вторая – в облаке кисеи[8], подобном сильно открытому бальному платью; темные кудри уложены в причудливую прическу, за спиной – огромные лебединые крылья.

Девушки взялись за руки и скрылись за деревьями.

Лиза глядела им вслед.

– Это ведь не смерть? – спросила она, как-то сразу притихнув. – И где мой отец?

– Он остался там, куда мы скоро вернемся. И не бойтесь – ему ничего не угрожает.

– Откуда вы знаете? – Лиза вновь смотрела прямо на Воронова, не отводя взгляда. – Кто вы такой? Это вы меня сюда привели? На нас напали лешие, вы знали?

– Я знал, что вам грозит опасность. Позвольте представиться – Федор Иванович Воронов, помещик села Тумарино, Чудногорского уезда.

– Так это ж наши края… Яблоньки наши недалеко от Чудногорска… Рада знакомству, Федор Иванович. Я слышала о вас.

– И ничего хорошего, правда? Но не бойтесь меня, Елизавета Алексеевна. Для вас я сила скорее добрая. Пойдемте к озеру, посмотрим на лебедей. Нам недолго здесь быть. Царевну-Лебедь мы, быть может, сегодня не увидим, хотя здесь ее маленькое царство. Но, как могучая волшебница, она нередко в других местах гостит подолгу.

– А вы откуда все это знаете? Или вы, Федор Иванович, в двух мирах живете?

– Нет, что вы. Я могу лишь проникать иногда в Запределье ненадолго, но лишь из тех мест нашего мира, которые с ним связаны.

– Это волшебные места, да? Лебяжья роща такая?

– Конечно. Вы ведь это чувствовали? Есть и другое место, к ней впритык, – Черный овраг, оно совсем недоброе… Но смотрите – Хрустальное озеро.

Федор прошел немного вперед, увлекая за собой Лизу. Стройные березы, словно пропитанные розоватым светом, расступались перед ними, и наконец взору открылось прозрачно-чистое озеро. И хотя здешнее светило, словно играя в прятки, лишь изредка показывалось из-за облаков, вода сверкала и переливалась, будто в ясный день. На озерной глади блики то и дело складывалась в изменчивые узоры, их неторопливо разрушали плавно проплывающие по ним птицы. Тут же юноши и девушки, в самых разных одеяниях, катались в легких лодочках или о чем-то разговаривали, сидя на берегу. У некоторых из них были крылья…

– Как искрится… а вода-то! – восхитилась Лиза. – И впрямь хрусталь. Лебеди… будто ангелы их сделали из крыльев своих… И девушки – как из снега и сахара… Что за край! Ничего прекраснее не видела. Я бы здесь подольше осталась, но нельзя, да?

– Нельзя. И мне нельзя. Мы с вами люди… во многом.

– Ничего не понимаю, – радостно сказала Лиза. – А расспрашивать не хочется. Хочется просто смотреть… дышать.

– Увы, Елизавета Алексеевна, когда мы вернемся домой, у нас уже не будет возможности поговорить. Потому что батюшка ваш такого человека, как я, и близко к своей дочери не подпустит.

– Вы дуэлями прославились. Грешно это как-то, не по-христиански. А я вас в храме сегодня видела.