– Так я в храм хожу, Богу молюсь. Я ведь грешник, а не нечисть. Как и они, – Федор указал рукой в сторону гуляющих по берегу озера девушек-лебедей, и крылатых, и бескрылых. – Только я человек больше чем наполовину, а эти уж совсем сущности волшебные. В них зла не больше, чем в березах, они – частичка силы, что с Русью-матушкой зародилась. А ведь есть и другая…

– Лешие? – с жаром спросила Лиза. – Откуда они? За что на нас напали?

– Лешие – дикие создания, напакостить могут из-за дурного озорства, но на человека сами нападать не станут, они ведомые. Ими чужая воля управляет, и воля эта – человеческая, свободная. Мы зовем лесовиками тех, кто, лесной народ из дремучих чащ, а порой из Запределья вызывают и подстрекают на злые дела.

– И кто же это? – тихо спросила Лиза. – Именно этих кто на нас натравил?

– Женщина… Дарья-лесовичка, жена Шатуна. Ах, долго рассказывать, а времени мало. Дарья и Шатун, он же разбойник Степан Сенцов, каторга по ним плачет… Исполняют чужие заказы. Шатун из проклятых – оборотень поневоле. Обычно подобную напасть сами на себя большими грехами накликают.

– А бывают и другие оборотни?

– Бывают. Один перед вами, Елизавета Алексеевна. Сказку знаете? На море-океане, на острове Буяне, на семи дубах свил гнездо-дворец Царь-Ворон, Ветров сын. А над Русью летает сынок его, Ворон Воронович, похититель девиц прекрасных. Так вот – он мой дед.

– Быть не может! – воскликнула Лиза. – Так вы… Постойте, ворон-оборотень? Это вы перед моим окном все летали?

– Простите меня. Но я еще много где летаю. И оттого знаю немало. А потому прошу вас – остерегайтесь графини Зинаиды Загорской. А еще великой княгини Веры Павловны и корня ваших бед – малахитового перстня, в котором заключены прельстительные чары. Я вам всех ваших семейных тайн раскрывать не вправе, только одно скажу: бабушка ваша непростая, прабабка – и подавно. Дед мой, коему сотни лет, прекрасно знал обеих. Перстень снимите и спрячьте. И уезжайте из Москвы. Уезжайте как можно скорее. И знайте – если что, я вас не оставлю.

– Почему? – простодушно спросила Лиза.

Воронов усмехнулся.

– Так… каприз.

Вернулись Лиза и Федор на прежнее место в Лебяжью рощу в ту минуту, когда Алексей Никитич, пришедший в себя, тревожно озирался по сторонам, утирая кровь с лица носовым платком. Он вздрогнул, увидев дочь, выходящую из-за дерева. Воронов остановился у большой березы, опершись на ствол, и не приближался.

– Лиза! – воскликнул Алексей Никитич. – Подожди, милая… в голове все никак не прояснится.

– Отец, с вами все хорошо? Кровь? Вы с лешими дрались?

– Да, – Измайлов помрачнел. – Что-то в этом роде…

Отец и дочь замолчали, встревоженно глядя друг на друга. Алексей Никитич ни за что не хотел рассказать Лизе о произошедшем с ним страшном изменении, она же желала сохранить в тайне от всех краткое путешествие в дивный мир волшебства.

Федор с грустной усмешкой смотрел на это. Самые родные люди, никого у них больше нет, а поди ж ты. Он знал, что произошло с Измайловым. Тогда, накрыв Лизу крылом, Воронов мысленно произносил заклинание перемещения и успел почувствовать исходящую от Алексея знакомую магию. А какой облик тот примет – нетрудно было догадаться, зная, кем была его мать. Хорош сюрприз для чопорного Измайлова!

Лиза должна знать. Но только отец ей не скажет. А он, Федор, не имеет права влезать в их отношения. Его размышления прервал вопрос:

– Вы опять здесь, Воронов?

– Где ж мне быть?

– Вездесущий вы что ли?

– Нет, просто следую за своим интересом.

– Не поделитесь ли секретом, в чем он заключается?

– Увы, не поделюсь.

– Уж не вы ли, – раздраженно спросил Алексей Никитич, – стоите за всеми эти странностями?

Воронов ответил горделиво:

– Нет.

Развернулся и пошел прочь.

– Ах, – покачала головой Лиза, – напрасно вы, папа, так суровы к господину Воронову.

– Так ты уже и познакомиться с ним успела?! – вспыхнул Измайлов. И тут же осадил себя: на душе было препаршиво, но не срываться же на любимую дочку.

– Права ты, Лиза, – печально сказал он, остывая. – Нечего нам больше с тобой делать в Москве. Завтра же в Яблоньки уедем.

Лиза кивнула. Но сейчас ей в родную деревню почему-то хотелось куда меньше, чем еще час назад.

– Все понятно, – сказала графиня Зинаида Сергеевна. – Все придется делать самой.

– Так я ж все, как вы повелели… – оправдывался Петр Матвеевич Чалый, высокий дородный мужчина средних лет, уже начинающий лысеть. Это приводило его в большое огорчение. Мелкий помещик, прокутивший в юности небольшое состояние, он пробивался тем, что оказывал важным господам разные сомнительные услуги, пока Зинаида Загорская не оценила по достоинству его изворотливость и исполнительность и не назначила своим поверенным.

– Ты кому дело-то поручил?

– Шатуну и Лесовичке, ваше сиятельство. Никогда у них прежде промашки не было.

– Что случилось на этот раз?

– Да тут, извольте видеть…

Он наклонился к Зинаиде Сергеевне, которая сидела в бархатном кресле своей гостиной, рассеянно поигрывая веером, и что-то прошептал ей в ухо.

– Дракон? – изумилась Зина. – Ты уверен?

– Шатун сам видел.

– Милое дело…

– А еще, ваше сиятельство, Черный Ворон все время рядом крутился.

– А вот это совсем неприятно, – Зинаида нервно сложила веер. – Что за дело Федору до этой семейки? Или досадить мне хочет? Ладно… Чары, колдовство… уж как-нибудь без магии обойдусь. Вот что, Петр Матвеевич. Разузнай-ка побольше о том франтике, что метит в женихи Измайловой. Как ты говоришь, его имя?

– Михаил Платонович Сокольский.

– Вот-вот. И начинай скупать его векселя. Чем скорее обернешься – тем лучше. Когда в деле замешаны деньги – это посильнее любой магии будет…

Через несколько дней в этой же гостиной Зинаида Сергеевна принимала Мишу Сокольского. Все складывалось как нельзя лучше – Зина видела, что юноша очарован ею с первых же минут знакомства.

– Светские беседы вести и томить вас неведением не стану, – говорила графиня Загорская. – У вас, Михаил Платонович, набралось пятнадцать тысяч долга. Что намерены делать, позвольте полюбопытствовать?

Миша был сам не свой, впору стреляться. Его немаленькие долги умножились после того, как Лиза уехала из Москвы, так и не дав согласия на брак, а он с досады пустился во все тяжкие.

– Ставлю вас в известность, что все ваши векселя и долговые расписки были выкуплены мною, и я собираюсь в самом ближайшем времени предъявить их к взысканию.

Миша поднял на графиню невинные голубые глаза, полные недоумения и обиды.

– За что вы ненавидите меня, Зинаида Сергеевна? Мы же с вами едва познакомились.

– Ненавижу вас? – Зина пожала плечами. – С чего бы? Просто держу в руках, вот и все.

– Я ведь должен что-то сделать? – догадался Сокольский.

– Ну наконец-то… – Графиня засмеялась. – Всего лишь удовлетворить живейшее желание вашего сердца – жениться на госпоже Измайловой.

– Жениться на Лизе? – изумился Миша. – Но, ваше сиятельство, вам-то что до… Ах! Кажется, понимаю.

– Вы понимаете, – сдержанно отозвалась Зинаида.

Все ее знакомые понимали. Шепотом передавали друг другу, как обезумевший князь Александр собрался бросить все и мчаться в Яблоньки, с каким трудом уговорила его мать остаться в Москве.

– Итак, в тот день, когда Елизавета Измайлова станет госпожой Сокольской, все ваши долговые обязательства будут уничтожены, Михаил Платонович.

– Но как же я… Лиза ведь не согласна.

– А вот это уже не моя забота, – Зинаида чуть усмехнулась, заметив, что Миша засматривается на вырез ее платья и блестящее золотое ожерелье с топазами. – Мне ли учить мужчину, как разрешать любовные затруднения… Постарайтесь, сударь. Да не медлите. А ежели соберетесь действовать решительно, вам в том может помочь мой поверенный, он порекомендует верных людей. Но учтите – ждать бесконечно я не намерена.