Страшной силы удар вырвал аварийную капсулу из её ниши, вместе с куском переборки. Капсула впечаталась в противоположную стену и упала входным люком вниз, придавленная массой куска металлической стены. Наталья вскрикнула уже когда оказалась лицом вниз, а свет в её индивидуальном убежище мигнул. Гибкий нательный бандаж, в котором по инструкции полагалось закрепиться, удержал её от удара о крышку входного люка. Тело мотнуло и руки, которые Наталья не зафиксировала, ударились о мягкую обивку, прочувствовав под ней металл. Искусственные слуховые сенсоры не смогли передать всю силу звукового удара. Снаружи полыхнуло плазменное облако, отсек за секунду выгорел и разгерметизировался.

Наталья повисла в сорока сантиметрах над люком, руками лихорадочно щупая его мягкую обивку. Капсула уцелела, герметичность сохранилась. Освещение внутри стало приглушённым, в воздухе перед глазами возникло оповещение о переходе капсулы в автономный режим. Снаружи стояла мёртвая тишина пустоты. Накатил страх. Нет, её система эмоционального контроля работала, но это был страх осознания. Она поняла, что произошла катастрофа. И корабль получил непоправимые повреждения, а она хоть и жива, но в западне.

Сначала Николай услышал звуки аварийных сигналов, потом голос Лючии. С трудом разлепил глаза и увидел её, склонившуюся над ним. Рядом тактик, с корабельным медицинским набором в руках.

— Сработало. Ну хоть увидит, в какой мы жопе, — проговорил он.

— Помогите его поднять, — попросила тактика Лючия.

Соколов хотел было сказать, что встанет сам, но в глазах на мгновение потемнело. Да и язык едва шевелился. Его подняли на ноги, снова темнота и звёзды в глазах.

— Тебе стимулятор вкололи, — пояснила прямо над ухом Лючия, — минут через пять всё пройдёт.

Его усадили обратно на место капитана, в голове начало проясняться. Тактическая проекция периодически мигала, многие мониторы на мостике не работали.

— В нас попали? — задал он сразу напрашивавшийся вопрос, глядя вслед уходящему к своему креслу-капсуле тактику.

— Прямо в двигатель, — ответил за него старпом, — разнесло всё, что дальше восемнадцатой переборки.

Вызвав на монитор доклад компьютера о состоянии корабля, Соколов просто утонул в оповещениях о выходе из строя различных систем.

— Что вообще работает? — спросил Николай.

— Четыре аварийных фазовых реактора, центральный компьютер, система жизнеобеспечения в герметичных отсеках. И все четыре батареи эльтеров тоже полностью функциональны. Правда сферический сенсор гаснет и перезагружается каждые сорок секунд.

А ещё компьютер предупреждал об опасном курсе. На пути была планета. И машинный мозг не мог точно рассчитать, пролетят ли остатки «Кантабрии» мимо, или врежутся в неё.

— Хоть какие-нибудь двигатели действуют?

— Остались все движки в носовой схеме, но работают только аварийные маневровые, — ответил уже тактик, — тормозим как можем. Стера предложил посадить этот огрызок на планету. И я, дурак, согласился.

— Дурак ты и есть, — нервно усмехнувшись ответил ему старпом, — и я тоже. Все мы тут не сильно то умны оказались. Но Соколов прав. Я за то, чтобы трепыхаться до последнего.

Компьютер выдал оповещение о приближении враждебного корабля. Системы наблюдения были в таком состоянии, что в правильности выводов аналитического блока можно было усомниться.

— Есть возможность проверить? — спросил Соколов.

— Сомневаюсь. Так. Чёрт, сферический сенсор сдох, мы слепы, — доложил тактик.

Николай вспомнил, что для особых случаев, среди внешнего оборудования корабля всегда должны быть простые приборы визуального наблюдения. Он набрал на своём пульте соответствующую команду. Вместо ненужной уже тактической проекции возникло изображение с одной из уцелевших верхних камер. Корабль-оборотень навис над едва живым остовом эсминца, уже захваченного гравитационным полем планеты. До него всего два, три километра и можно разглядеть множество повреждений внешней, фальшивой обшивки. Едва заметная дрожь палубы подсказала, что то, что осталось от «Кантабрии», зацепилось за верхний, разреженный слой атмосферы.

— Мы сможем… - начал Соколов, пытаясь обратиться к тактику, но внимание почему-то резко рассеялось, он с трудом закончил, — стрелять?..

В голове зазвучал голос. Поначалу слышалось, что где-то вдалеке пела женщина. Её напев — колыбельная, она убаюкивает. И Николай понял, что это пела Катрин. Ничего больше, только тишина и её убаюкивающее пение откуда-то сверху. Этого не могло быть. Он понимал, что это скорее всего бред или галлюцинация, но не мог пошевелиться, всё тело онемело и потеряло способность подчиняться его воле. Сопротивляться очарованию далёкого пения становилось всё труднее.

«О, да ты сопротивляешься».

Этот новый голос, глубокий, громоподобный, не мужской и не женский, он просто грохотал и подавлял. И жутким образом резонировал с голосом Катрин, продолжающим убаюкивать.

«Мне даже стало интересно. Ты борешься. Жаль, но сейчас ты умрёшь. Как и остальные. Посмотри на них, больше ты ничего не увидишь».

Голова сама повернулась и Соколов увидел, что все на мостике вышли из своих кресел-капсул и просто стоят неподвижно, рядом со своими постами. Забрала шлемов открыты, они тоже слушают голос в головах, глядя прямо перед собой. И только одна фигура не стояла вытянувшись. Лючия. Она растерянно озиралась, в её глазах страх. Она лихорадочно пытается что-то придумать, сделать хоть что-то. Николай понял, что его глаза не подчиняются, смотрят мимо неё. А она кинулась к нему, стала трясти за плечи, что-то крича. Рука сама оттолкнула женщину в сторону, она упала куда-то вбок. Чья-то чужая воля заставила одеревеневшее тело встать. Палуба под ногами гулко дрожала. Остов корабля уже порядочно трясло, он вошёл в атмосферу.

«Да, интересно. И похоже, ты ничего не знаешь. А я не могу заглянуть в тебя по настоящему. Тебя закрыли. Кто это сделал? Это ещё интереснее».

Тут Соколов увидел перед собой лицо Лючии. Она замахнулась чем-то и Николай получил сильный удар по лицу. Боли не было, он просто упал назад, в кресло-капсулу. Голос в голове на мгновение затих, там гудело и звенело от удара. Лючия запрыгнула на него и не дожидаясь его реакции, несколько раз ударила сверху по голове. Её руки взлетали и опускались, она кричала. Разобрать слов не получалось. Не смотря на шлем бронекостюма, удары каким-то тяжёлым предметом были очень сильны. Всё поплыло, а женщина улеглась на него и нажала рычаг закрытия капсулы. Наступила темнота.

Свет в комнате для дознания казался чересчур ярким. Беседу с Ричардом Окинлеком стоило начинать заново. Альфред Маллес, лично наблюдавший за допросом через камеры, да старомодное одностороннее зеркало, своими полномочиями эмиссара Лиги Безопасности остановил действо и отстранил генерал-полковника Галлини от этого дела, отправив на планету. Допрос зашёл слишком далеко. Рвение этого болвана гораздо уместнее сейчас где-нибудь в секторе «Минотавр». В его инструкциях было чётко сформулировано, что дознание должно проходить в деликатной форме. Кто рекомендовал такого «перспективного» офицера в кандидаты девятого отдела? Нужно будет разобраться с этим. Но потом. Сейчас же необходимо сосредоточиться на нынешнем клубке проблем. Похоже, Окинлек не до конца понимает ситуацию с командором Штайнером и своё в ней место. Да, это стоит использовать. Через пару минут в помещение войдёт личный специалист эмиссара, нужно выдержать время, пусть все участники успеют подумать и успокоиться.

Тем временем пауза затягивалась, военный психолог и следователь молча скучали. Пышные седые усы контр-адмирала топорщились от переполнявших старого вояку возмущения и гнева. А Маллес почувствовал, что в дисциплинарный блок наконец прибыл медиатор. Господин медиатор. Прохладное прикосновение к разуму этого полноправного представителя Владык вдохновляло и дисциплинировало. Многих это прикосновение пугало, но не Маллеса. Была в служении при нём и ещё одна приятная особенность. Не требовалось составлять длинные отчёты или формулировать устные доклады. Медиатор Кирдор просто читал всё это в голове Альфреда, как в медиатеке уника. Поправив свой чёрный мундир СКБ, без стандартных знаков отличия, эмиссар привёл мысли в порядок.