— Спаркса? — сам того не желая, перебил Николай.

— Да, тот самый Томас Спаркс, который тебя на дисциплинарной комиссии ко мне направил. Мы с ним сдружились, честно скажу, на почве идеи о том, как бы не стать космической пылью в очередной засаде или какой-нибудь большой мясорубке. И наше взаимопонимание, в таком щекотливом вопросе, позволило в итоге выжить и нам самим, и нашему экипажу. Так вот, диспозиция наша была крайне подозрительной. В боевых порядках флотилии, между первой и второй эскадрами, зачем-то держали чрезмерно большую дистанцию. А при подходе к орбите цели, эту дистанцию ещё увеличили. Будто уступая место кому-то, кто должен прибыть, и делать основную работу. Нашу, третью эскадру, выставили между первыми двумя, ниже по основной эклиптике и несколько опережая. Поняв, что нас сейчас просто пустят в расход, Спаркс попросил меня срочно придумать какую-нибудь неисправность. Я спустился в отсек распределения силовых линий щитов и выгнав дежурных, закинул в предохранительный канал запасной шунт и кабель, от аварийного реактора щитового отсека. Шарахнуло от замыкания знатно, и Спаркс сразу же вывел эсминец из построения. Когда я вернулся на мостик, всё уже завертелось. Первой и второй эскадре как раз выдали по первое число ребята из Консорциума. Наши, естественно, понесли потери и откатились. А третью эскадру просто смяли и рассеяли. И тут появились те, для кого, собственно, и оставляли место.

Штайнер на мгновение умолк, давая Соколову время вникнуть.

— Таких точный прыжков никто никогда не делал, — продолжал Штайнер, — тем более групповых. А они выпрыгнули разом, семь кораблей, строем левой чайки. Никаких опознавательных кодов, система свой-чужой не узнавала их. Ракет они не выпускали, зато у них были какие-то лучевые орудия. Не потоковые пушки, как у нас, а нечто иное. Стреляющее почти непрерывно, и на гораздо большую дистанцию. Они прямо с хода начали уничтожать автоматические огневые платформы Консорциума и оборонительные станции. Ракеты противника до них долетали очень редко, множество лучевых орудий на борту сбивали почти всё. Потом они пошли в атаку на флотскую группировку противника. Остальной флотилии приказали следовать за ними и добивать остатки сил Консорциума. Ситуация явно была переломлена этими суперкораблями. Вот это, последнее ядро — как раз из обломков точно такого кораблика.

Он снова замолчал, а Николай, глядя на угловатые символы, на выпуклом боку большого ядра, пытался уложить в голове только что увиденное и услышанное.

— Но я не договорил, — продолжил командор, — все дееспособные корабли флотилии пошли в атаку следом за пробившими нам путь суперкораблями. Я и Томас наблюдали за боем издалека, отходя к мобильной базе для ремонта. Оборона Консорциума трещала по швам, наши тоже дорвались до драки. За час они почти захватили заданные орбиты. И тут в дело вступила ещё одна сила.

Штайнер развёл руками.

— Я до сих пор не знаю, что это был за корабль. Один единственный корабль. Огромный, и при том быстрый, маневренный. Выскочил, как из небытия, отдачи от прыжка не было, я точно это помню. Нигде и никогда, ни до того, ни после, я не видел, чтобы боевой корабль, громадина, больше самого современного авианосца, порхала так легко и свободно, будто бабочка. Легче, быстрее и проворнее любого нашего ракетоносца.

Николай продолжал внимательно слушать.

— Он разметал, просто разорвал в клочья и наших, и те неизвестные суперкорабли, что атаковали оборону Консорциума. Огневая мощь и вообще все энергетические показатели оказались такими, что приборы просто зашкалило. Он стрелял чем-то, что взрывалось в наших рядах, как маленькие сверхновые, целые гроздья сверхновых звёздочек. Не знаю как описать иначе. Это были даже не взрывы, как, например, нуль-заряд, а сферическая ударная волна какой-то энергии, расширяющаяся со световой скоростью. Они накрывали огромный объём, ложась по нескольку рядом, сметая с кораблей щиты и размалывая корпуса. А наш эсминец не успел дойти до мобильной ремонтной базы, неизвестный корабль дал залп и по ней.

Штайнер замолчал. По его лицу было видно, что он заново переживает то, о чём только что рассказал.

— Представь себе, вспыхивает сразу несколько таких ярких, как адское солнце, исполинских пузырей, и тут же лопается, растекаясь плазменным облаком. Рембаза просто испарилась. Вместе с двумя арсенальными кораблями. У нас, ударной волной от близкого такого разрыва, сбило единственный оставшийся заряд щита. На несколько секунд ослепли все сканеры. Я уже думал, что это конец. Но неопознанный корабль посчитал свою задачу выполненной. Развернулся и выдав какой-то неизвестный нам энергетический импульс, исчез с экранов систем слежения. Остатки обороны Консорциума уцелели и удержали рубежи. А мы кое-как удрали. Кроме нас, из всей флотилии, после этой бойни, уцелело только два корабля.

Командор умолк, провёл ладонью по лицу, устало вздыхая.

— Едва мы добрались до передовой базы, весь экипаж сняли с корабля и посадили под фактический арест. Но не из-за того, что мы покинули поле боя под предлогом фальшивой неисправности. Каждого, кто мог хоть что-то видеть, хоть с какого-то прибора, допрашивали целую неделю. А старших офицеров и персонал мостика почти месяц. О неизвестных кораблях, и о «наших», и о «не нашем», особенно рьяно.

— Но кто это был, командор? — тут же спросил Николай, — что за корабли? Если я вас правильно понял, в атаке на Арахну Тридцать Два, на нашей стороне участвовали машины, о существовании которых не знал вообще никто в ВКС?

Штайнер неторопливо кивнул.

— Ты правильно понял. Уже позже я узнал, что такие корабли воевали против Консорциума ещё в нескольких местах. Все записи, разумеется, изъяла военная разведка. Вообще, в техническом плане, флот Консорциума превосходил наши ВКС. И превосходил значительно. Как пример — один их «сюзерен» мог противостоять трём нашим «паладинам».

Николай согласно кивнул, об этом факте он уже где-то слышал.

— Командор, а всё-таки, как лично вы объясните то, что сами только что рассказали?

— Я же говорил, это долгая история. Так вот, ты и сам уже наверное заметил, насколько технологии Консорциума до сих пор превосходят почти всё доступное флоту и армии АНК. У тебя есть идеи, почему так получилось? Почему Консорциум, владея одним единственным сектором, десять лет отбивался от целого Альянса, с несравненно большими ресурсами?

Соколов отрицательно покачал головой.

— Слишком мало информации. Только домыслы.

— Точно. Именно так. Я то собирал эту самую информацию по крупицам, много лет. Вместе с Томасом. Это тоже долгая история. Но вывод я тебе скажу сразу, прямо, как оно есть. В АНК уже много лет на правительственном уровне проводится политика удержания научного и технологического прогресса в определённых пределах. Мы получаем только то, что нам позволяют. А те самые секретные суперкорабли принадлежат тем, кто стоит за всем этим.

Штайнер вздохнул, его лицо сделалось крайне серьёзным, он указал пальцем прямо в лицо Николаю.

— И эти кто-то — не люди.

Соколов не сразу осознал, что услышал. Он открыл уже рот, но забыл, что хотел сказать. Или возразить.

— Не люди? — тихо переспросил он, — что вы имеете в виду, командор? Что значит «не люди»?

Штайнер вздохнул. Его лицо стало ещё более жёстким, буквально окаменело. Когда он заговорил, в голосе зазвучали металлически ноты, словно командор отдавал боевой приказ в разгар сражения:

— То самое и значит. Не люди — значит существа совсем другого биологического вида. Некая иная форма жизни. Знаю, как трудно уложить такое в голове. Это настолько же невероятно, насколько и очевидно. Нам пришлось потратить десять лет и пожертвовать тысячи человеческих жизней, чтобы установить этот факт. На самом деле в нашей цивилизации интересы человечества полностью выброшены на помойку. И на деле Генеральная Ассамблея АНК, как и все остальные правительственные структуры, это просто вывеска. За ней стоит сила совершенно чуждая и, возможно, даже враждебная нам.