– Я все еще ничего не понимаю, – признался я.

– Потому что вы совершенно забыли о нашей первостепенной задаче, важность которой далеко превосходит все остальные дела, включая историю нашей очаровательной гостьи. И вы, мой друг, кстати, в обращении с нею в ближайшие дни должны быть не менее очаровательны. У нас нет права упустить такую важную птицу. На прошлой неделе мы с миссис Хадсон привели в порядок наши взгляды на сложившиеся меж нами финансовые взаимоотношения. После этого она выразила надежду, что такой же порядок установится у нас и в самих делах. Как вы знаете, мы должны ей за квартиру, и мне пришлось признать вслед за нею, что эта задолженность неуклонно растет. Общими усилиями мы определили фактический долг, а также договорились, какую часть необходимо покрыть в ближайшие три месяца. Миссис Хадсон ситуация представляется вполне ясной, так как она полагает, что вы теперь как писатель зарабатываете немалые деньги. Откуда ей знать, что в своих отношениях со "Стрэнд мэгазин" вы заняли столь пассивную, я бы даже добавил, самоуничижительную позицию! Если даже мне, вашему другу, это кажется, мягко говоря, странным. Тем более, после того, как я узнал от миссис Хадсон, что вы тайком от меня занимаете у нее деньги. Причем аккурат в день выхода вашего очередного шедевра. Как это понимать, Ватсон? Вы что, проматываете свой авторский гонорар в игорном доме? Или, быть может, вы сделались литературным негром и вынуждены гнуть рабскую спину на какого-нибудь мерзавца Дюму? Может, вы у него на крючке?

– У кого? – не понял я.

– У Дюмы, у кого! Я слышал, на него все писаки трудятся. То есть абсолютно все, кто умеет писать. Видно, он еще тот шантажист. Признайтесь, он вас поймал на чем-то, и вы не только пишете для него, но еще и приплачиваете за такое удовольствие? Мне что, пойти к этому Дюме и потребовать, чтобы он, прохвост этакий, оставил вас в покое?!

Он замолчал, ожидая от меня ответа. В который уже раз мы вернулись к самому болезненному для меня вопросу, отравляющему мне жизнь весь последний год. Ничего не изменилось, я по-прежнему исправно занимаю у миссис Хадсон очередной "свой гонорар", чтобы Холмс мог порадоваться моим успехам в издательских кругах, и вот, наконец, все выплыло наружу. А мне все так же нечего сказать, и я вынужден снова и снова сокрушенно пожимать плечами, стараясь каждый раз разнообразить исполнение каким-нибудь оригинальным элементом, прибавляющий ему новизны, чтобы у Холмса не создалось впечатление, что мы уныло ходим по кругу.

– Поймите уже, Ватсон, – продолжил Холмс, не очень впечатленный, как мне показалось, моей последней версией (череда быстрых пожатий с краткой задержкой в верхней точке, усиленных выразительным покачиванием головы и разведенными в сторону руками), – что с усугублением проблем повышаются и ставки. Справедливости ради я не могу не признать, что мы добились популярности во многом благодаря вам. Что ж, в таком случае, вы же, мой друг, поможете нам обрести и финансовое благополучие.

– Каким образом? – насторожился я.

– А вы еще не поняли? – удивился Холмс. – Я предлагал вам потребовать от "Стрэнда" достойного вознаграждения за ваши рассказы, но вы упрямо держитесь скромности. Ладно, применим это ваше качество в более уместной ситуации. Скромнику идеально подойдет такая же скромница, но только с заманчивыми перспективами. Это сейчас мисс Морстен – бедная и непримечательная мышка, которой придется освежать мою память упоминанием своего имени, ходи она сюда хоть каждый день. Как там говорилось в письме? «С вами поступили несправедливо. Это должно быть исправлено». Безусловно, это тот самый доброжелатель, который посылал нашей малышке жемчуг, и вряд ли он считает именно этот факт несправедливостью и потребует назад свои жемчужины. Скорее, наоборот. Жемчуг являлся компенсацией несправедливости и, вероятно, недостаточной, так что теперь мисс Морстен собираются уже по-настоящему облагодетельствовать. Представляете, какие там деньги?! Не сомневайтесь, в случае удачного завершения ее дела она станет по-настоящему богатой невестой.

– То есть вы предлагаете мне жениться на ней?! – воскликнул я, не поверив собственным ушам.

– Конечно! Аппетиты растут. Наши, по крайней мере, просто обязаны меняться именно в эту сторону. Я всячески расхваливал вас перед доверчивой девушкой, однако, уверяю вас, с нею не все так просто. Дело в том, что необходимый нам вирус поражает только юные особи, а мисс Морстен на нашу беду из этого опасного возраста уже вышла.

– Можно подумать, с вами-то все проще простого! – не удержался я от иронии, хотя все еще был сбит с толку. – По-вашему, приданное невесты только выиграет, если дополнится ветрянкой или коклюшем?

– Говоря о мисс Морстен, я имел в виду романтизм, – пояснил Холмс. – Как известно, им заболевают в юности, и некоторый процент зараженных этой мерзкой болячкой отправляется на тот свет обычно довольно живописными способами – принимая яд, прыгая со скалы или из окна старой башни, стреляя в соперника или в себя и так далее. Остальные же благополучно перерастают этот период умопомрачения и превращаются в обычных хладнокровных мужчин и женщин, которых не проймешь уже ни чем. Мисс Морстен давно уже не подросток, однако мне кажется, что особенности ее характера позволили упомянутой мною хвори задержаться в ее душе несколько дольше положенного. Иными словами, она все еще сохраняет в себе признаки романтической натуры, так сказать, на отживающей стадии. Догорающий закат особенно ярок. Последний всплеск уходящей в небытие страстности может выдаться на удивление бурным, так что пусть сдержанность этой девушки не вводит вас в заблуждение.

– Вы собираетесь это как-то использовать? – догадался я.

– Безусловно, мы должны учесть все то, что я сказал. С одной стороны, это оставляет вам шансы не выпасть из обоймы потенциальных женихов даже с вашим довольно скудным достатком. Будь она человеком более трезвомыслящим, то и не посмотрела бы в вашу сторону, едва ее капиталец приплыл бы к ней в руки, а принялась раскладывать по кучкам гораздо более благополучных с материальной точки зрения джентльменов. Поэтому эта ее черта вроде бы даже выгодна для нас, но, с другой стороны, она вовсе не свидетельствует о том, что мисс Морстен – наивное существо. Отнюдь нет, просто у нее совсем другие требования, и поверьте, Ватсон, непростые, которых она твердо держится. Ухаживаниями и расшаркиванием в ее случае не обойтись. Романтикам подавай подвиги, настоящие свершения. То есть, то, чего у меня в достатке, а у вас – серьезный дефицит. Поэтому я и сказал вам, что это дело мы обставим как вашу личную заслугу. Вы очень к месту упомянули о ее приданном. Добыв его для вашей свадьбы, да еще и изрядно повозившись с опасностями, вы очаруете ее совершенно и безнадежно.Так что приготовьтесь соответствовать, дружище.

Слова Холмса обнажили такую зияющую дыру в моей готовности соответствовать и очаровывать, а главное, жениться, что я вмиг проникся благородным негодованием к тому факту, что мне достанется незаслуженная слава. Обокрасть Холмса, присвоить себе его победу, загрести весь жар его обожженными руками! Разве я мог позволить себе опуститься до такого! Никогда! Поэтому я ответил, что, раз уж нам все равно суждено разбавить свое общество присутствием женщины и поступиться из-за этого в некоторых пределах нашей дружбой, то, может, в таком случае уж лучше ему, Холмсу образовать союз с мисс Морстен? И тогда нам не придется выставлять меня женихом…то есть я хотел сказать героем нашего расследования, потому что такое бесчестное положение я нахожу для себя постыдным.

– Мисс Морстен, безусловно, замечательная девушка, – подытожил я, – привлекательная во многих смыслах, в том числе и упомянутых вами, Холмс…

– Что же вас смущает?

– Мне кажется,мы с ней совершенно друг другу не подходим. Уверен, гораздо больше она подходит вам, Холмс, а еще больше, если уж хотите знать, вам подхожу я.

– Этот вариант мы обсудим, когда к вам начнут приходить посылки с жемчугом. А до тех пор, пока вашу почту составляют исключительно счета и долговые расписки, предлагаю не уклоняться от темы. Я уже объяснил вам, что мисс Морстен должна прочно войти именно в вашу жизнь.