Но нет худа без добра. Выяснилось, что команд слушаются световые шары. Яркий белый свет резал глаза и, отодвигая в сторону "торшер" на тяжелой медной опоре, Лена бросила в сердцах: "Потухни хоть ненадолго, а?"

Сей же миг подземелье объял мрак. Абсолютный. Кромешный. Все шары выключились разом, и в закутке с зеркалом, и в коридорах, и в жилых комнатах, так что не осталось ни единого отсвета, хотя бы слабенького. "Зажгись!" — пискнула Лена и с облегчением отерла взмокший лоб, когда вокруг разлилось привычное белое сияние. Вот, значит, какая она — магия. Ха-ха. А в шарах что — волшебные светодиоды?

Лена дотошно обыскала жилые комнаты и окрестные коридоры, но нигде не было и намека на инструкцию к порталу. Так почему Леннея считала, что вынужденная гостья из иного мира сможет повторить ритуал? Или хотя бы попытаться…

Сначала Лена услышала голоса. Сердце сразу пустилось вскачь. Нет, она понимала, что голоса доносятся из глазка, заслоненного пока тонкой крышечкой, и говорящие не могут ни увидеть ее, ни схватить, но все равно было не по себе. Тихонько шепнула шару в руках: "Погасни", — и приоткрыла глазок.

Ого, да тут целое собрание!

Ближе всех, спиной к Лене, стояли двое мужчин в темном, но интереса они не вызвали. Потому что напротив выстроилась колоритная группа: сине-зеленые бархатные камзолы с серебряным позументом, черные панталоны, белые чулки, завитые головы… Один, постарше и посолиднее, держался особняком. Лена дала ему имя Важный Камзол. Двое других трясли за шиворот третьего, с разбитым носом и рыжими вихрами. Этот третий, совсем мальчишка, трепыхался, сердито кривил рот, но больше для порядка — видно было, что он здорово напуган.

Глазок был устроен высоко, и Лена видела всю сцену сверху.

— Все вернул? — спросил один из темных. Негромко спросил, но так, что захотелось незаметно отползти от глазка и забиться в самое глубокое подземелье.

— До последней ложки, эм-рэйд, — с достоинством подтвердил Важный Камзол.

Нет, не камзол, дошло наконец. Ливрея! В бархате и серебре — слуги, в темном — хозяева. Оба высокие, коротко стриженые. Эм-рэйдом величали светловолосого. Он был шире в плечах и явно старше. Второй — брюнет, худой, длинношеий и по-юношески нескладный.

Рыжий буркнул себе под нос что-то вроде "Да сдалось мне барахло ваше". Один из лакеев — или кто они там? — сейчас же дал ему подзатыльник, шикнув:

— Молчи, дурень!

Этого лакея Лена нарекла Невзрачным.

— Нет, отчего же? — возразил блондин. Его затылок наискось перечеркивал черный кожаный ремешок. — Пусть скажет… Тебе не хватало жалования, Ханно? Или были какие-то особые причины? Долги? Девушка?

— Да какая у него девушка, эм-рэйд? — торопливо вмешался Невзрачный. — Балбес молодой! Ума нет…

Лена вдруг поняла, что они с пареньком похожи: оба хлипкого сложения, с мелкими невнятными чертами, волосы у Невзрачного русые, но с медным отливом, и возрастом Рыжий вполне годится ему в сыновья.

Невзрачный и держал мальчишку некрепко, больше для вида, не то что второй — угрюмый амбал. Такой придушит и не вспотеет.

— Что ж, — усмехнулся блондин. — Ума нет — это веская причина.

Парень шмыгнул носом, бросил на него угрюмый взгляд, но ничего не сказал.

— Для чего тебе понадобился родовой перстень ин-Клоттов, Ханно? — тон блондина стал жестким, и расслабившийся было Невзарчный поперхнулся. — На этот раз я хочу услышать ответ.

Рыжего встряхнули, и он словно очнулся. Зло сверкнул взглядом:

— Да пошел ты, чарушник! Это колечко такое же твое, как мое… Да любого из нас! Чем ты лучше? Тоже мне рэйд выискался!

Невзрачный ахнул, став белее простокваши. По правде сказать, Лена ни разу не видела, чтобы человек бледнел вот так на глазах. Амбал заломил рыжему руку, и парнишка взвыл сквозь зубы — совсем по-детски:

— И-и, больно, дяденька!

У Лены сердце дрогнуло.

— Простите дурака, эм-рэйд, умоляю, — зачастил Невзрачный. Казалось, он сейчас бухнется на колени. — Один он у меня, другой родни нет…

Блондин… рэйд сделал знак, и Амбал ослабил хватку.

— Есть две возможности, Берт, — прозвучало сухо. — Я сдам твоего племянника уголовному сыску, и пусть поступают с ним, как должно…

Невзрачный в отчаянии всхлипнул, по-женски заламывая руки, но не смея перебить.

— …Или накажу сам. Десять плетей и печать-обет впредь не красть. При условии, что Ханно скажет, кто велел ему взять перстень.

Лене показалось, что доброго дядюшку Берта сейчас хватит удар — он судорожно ловил ртом воздух, его впалые щеки шли пятнами. Кто знает, что такое в этом мире десять плетей: может, только кожу поцарапают, а может мясо сдерут до костей.

Нет, пожалуй, дядя все-таки рад. Вон как кинулся к хозяину с благодарностями.

Рэйд отстранился.

— Не спеши, Берт. Так кто, Ханно?

— Никто! — выкрикнул парень. — Сам взял! А потому что глянулся!

Берт набросился на племянника чуть ли не с кулаками, требуя не дурить. А рэйд заметил холодно:

— Сам не скажешь, Лютен поможет.

Напарник рэйда сделал шаг вперед. Вроде ничего страшного в нем не было, но рыжий Ханно вдруг отшатнулся и обмяк в руках мрачного Амбала.

— Чего вы, чего! — взвизгнул отчаянно. — На торжке он подошел, сто таллов обещал. Золотом. За кольцо это… с цаплей.

— Как выглядел?

— Рыжий… не как я. Волосы красные такие. И борода… косматая. Сам рябой. Хромает вроде.

— Где ты должен был с ним встретиться?

— Нигде. Знаете дуб у старого пруда? Он велел кольцо в дупле оставить. И плата, мол, там будет.

— Сто таллов золотом — хорошие деньги, — заметил рэйд. — Зачем же ты за столовым серебром полез?

Паренек вдруг смутился.

— А чего… Раз уж все равно красть. Думал, прихвачу заодно.

— И попался, — констатировал рэйд. — Ладно, Берт. Забирай своего племянника, и чтобы я его больше не видел.

Важный Камзол пообещал распорядиться насчет порки. Должно быть, десять плетей — это все-таки нестрашно. Во всяком случае, дядюшка Берт был вне себя от счастья. Ханно повели к дверям.

— Лютен, — голос этого не выдавал, но Лене показалось, что рэйд недоволен. И разочарован. — Пошли людей, пусть последят за дубом. И печать поставь.

— Да, элдре, — отозвался черноволосый и вышел вслед за остальными.

Интересно, что значит это слово?

Высокие филенчатые двери закрылись. Рэйд остался один. Задумчиво прошелся по кабинету. Остановился у большого письменного стола. Свет, льющийся из огромного окна с решетчатой раскладкой, очертил его темную подтянутую фигуру.

Вроде бы вменяемый человек. И меньше всего похож на раба. Который стал… рэйдом.

Пока решалась судьба незадачливого воришки, Лене было не до интерьера. Теперь же она наконец обратила внимание на убранство кабинета. Просторное помещение в серо-коричневых тонах, в котором поместилась бы Ленина однокомнатная квартирка со всеми потрохами. Мебель солидная, но не громоздкая, сдержанный декор, строгая плавность линий, ряд книжных шкафов, комнатные деревца в кадках.

Скорее всего, нынешний рэйд унаследовал кабинет от предшественника, так что его личных пристрастий обстановка не раскрывала, да и трудно судить о вкусах чужого мира с одного взгляда, но помещение Лене понравилось. А больше всего очаровало окно, за которым раскинулся зеленый сад, озаренный солнцем.

Казалось бы, сколько она провела в подземелье — сутки, двое? А как соскучилась по дневному свету!

Лене отчаянно захотелось оказаться по ту сторону глазка, лучше прямо в саду, окунуться в это теплое сияние, вдохнуть запах лета. Дома-то — январь.

Она так увлеклась, что забыла о хозяине дома. Опомнилась, лишь заметив движение: рэйд сел за стол. Боком к окну и лицом к Лене…

Ничего себе! Не зря Леннея величала навязанного жениха уродом. Его левый глаз закрывала черная повязка, а надбровье, большая часть щеки и левая сторона носа были иссечены воспаленными рубцами.