— Мне удалось создать чудо-сплав, — горько сказал кузнец. — А только поздно.

— Ты себя раньше времени не оплакивай! — перебил его Сталливан. — Не люблю я такие разговоры. Лучше ножны к нему дай.

Когда ножны подали, он, сделав знак Уульме, попрощался с хозяевами и вышел на улицу.

— Вот это меч! — не мог поверить Уульме, когда, взмахнув им один раз, разрубил подброшенную веточку на две равные части. Кромка среза была гладкая и ровная.

Но тут он вспомнил еще кое о чем.

— Мы ведь не заплатили! — воскликнул он. Никакое снадобье не могло покрыть стоимость этого меча.

— Заплатили, — отрезал Сталливан.

Они вернулись из Дората только к ночи. Сталливан пошел в темницу сам, оставив Уульме снаружи, так что юноша так и не узнал, какие же дела были у его хозяина.

А через месяц, прогуливаясь по улицам Опелейха, он увидел кузнеца. Если бы тот сам не поздоровался с ним, Уульме бы нипочем его не узнал: серое лицо его стало живого цвета, спина распрямилась, а кашель, тот самый кашель, который разъедал внутренности несчастного долгое время, бесследно прошел.

— Жив! — со смехом подтвердил кузнец, глядя на изумленного Уульме. — И снова работать могу! Уже заказ из Дората пришел — тамошним стражникам мои мечи приглянулись.

Кузнец похлопал себя по бокам.

— Где Сталливан? — спросил он Уульме. — Я у него в неоплатном долгу! Он отогнал от меня смерть…

Лишь намного позже Уульме понял, что Сталливан обладал способностью оказываться там, где был нужен больше всего, и помогать тем, кому в целом свете было некому помочь.

Последние летние дни прошли в заботах и хлопотах: Угомлик готовили к зиме, которая наступала сразу после короткой дождливой осени. Слуги мыли, чистили и скоблили все вокруг. В кладовые сносили припасы, кухня больше походила на кипящий котел — огромные чаны и казаны стояли на огне, густые сладкие запахи пропитали стены, пол и каждую деревянную миску, а кадушки, бочки да бутыли были заполнены вином, вареньем и солеными овощами. Урожай был давно убран, и серые, лишившиеся красок листья тихо шуршали по голой земле. Природа готовилась к глубокому крепкому сну, и только Вида Мелесгардов был полон сил — до обхода оставались считанные дни, и он отдал бы все на свете, чтобы приблизить к себе тот миг, когда поведет охотников в лес.

Но не только предстоящий поход занимал его мысли — красавица Бьиралла, которую он мельком увидел в Аильгорде, все никак не выходила у него из головы. В свои семнадцать лет Вида еще ни разу не влюблялся так, чтобы думать о ком-то больше двух дней. Обычно красивые девки очень быстро забывались им, так, что на другое утро он с трудом мог вспомнить лицо или имя, но сейчас все было иначе: Бьиралла словно приворожила его. Красивая и своенравная, она была той, которую Вида, как ни старался, а забыть не мог. Вместе с Игенау он еще раз съездил в Аильгорд, но с юной хозяйкой замка так и не увиделся.

Ойка, которая уже давно освоилась в Угомлике, каждый раз с таким восторгом слушала его рассказы о лесе, что Вида решился однажды взять ее с собой.

— Своими глазами поглядишь, — сказал он, до блеска натирая свои ножи.

Зора сначала запретила Ойке идти с Видой, но потом, поддавшись на уговоры сына, отпустила их в лес, строго-настрого наказав идти только торными тропами.

— Эх, мама! — махнул рукой Вида, про себя смеясь над ее боязливостью.

Трикке тоже должен был идти, но в ночь перед походом он так наелся грушевого варенья, что весь следующий день пролежал под одеялом с холодным полотенцем на лбу.

Подседлав Ветерка, Вида и его маленькая попутчица выехали из Угомлика. Он, как и обещал Зоре, поехал по единственной большой дороге прямиком в Аильгорд, чтобы оттуда добраться до Ваноры, где, как он знал, ему всегда были рады.

А Ойка, которая в первый раз за все время оказалась за пределами замка, глядела во все глаза. Если раньше, когда он смотрела вниз с вершины холма, лес представлялся ей черным пятном, уходящим далеко за окоем, то теперь она с изумлением обнаружила тысячи тысяч непохожих друг на друга деревьев и трав. Вида даже спешился, чтобы Ойка могла потрогать шершавые стволы своими руками.

— Давай соберем листья! — предложила она, поднимая с земли красный кленовый листок. — И украсим Угомлик!

— А ведь и впрямь! — воскликнул Вида, потрясенный такой находчивостью Ойки. — Засушим, и всю зиму они будут радовать нас своими красками.

И сам споро начал выискивать особенно яркие листья.

Где-то вдалеке послышался топот копыт, но Вида даже внимания на то не обратил, так увлекся поиском подходящих листьев. Только тогда, когда горячий конь, фыркнув, остановился прямо позади него, юноша обернулся.

— Вида Мелесгардов! — окликнула его Бьиралла и засмеялась.

У Виды чуть сердце не остановилось от этих слов. Бьиралла, одетая в серое, расшитое жемчугом, платье, красный плащ под цвет осенней листвы и черные сапожки, гордо восседала на своем коне, глядя на юношу сверху вниз. Еще в Аильгорде Виде подумалось, что прекрасней ее не было на всем свете, а сейчас он убедился в своей правоте — Бьиралла заставила померкнуть даже лес.

— Бьиралла! — хрипло отозвался Вида, выпустив из рук пучок листьев. — Рад видеть!

И он низко поклонился, стараясь скрыть горящее от смущения лицо.

Бьиралла легко спрыгнула с лошади и подошла к юноше, насмешливо глядя на его пылающие щеки.

— Что это ты тут делаешь, Вида Мелесгардов? — строго спросила она.

Всегда находчивый, Вида не нашелся, что сказать. Внезапно его занятие показалось ему глупым и бессмысленным.

— Я… — начал он, стараясь придумать причину, которая в глазах юной прелестницы не выставила бы его дураком. — Гуляю.

— Вида! — позвала его Ойка из-за деревьев. — Иди сюда!

Бьиралла вопросительно вскинула бровь.

— Это Ойка. — ответил юноша, краснея еще больше. — Моя названная сестрица.

Ойка, неся перед собой охапку листьев, сама вышла к ним. Маленькая, тощая, с непослушными рыжими волосами, выбившимися из тугих кос, с мучнисто-бледным лицом, в простом платье, надетом по случаю похода в лес, она выглядела настоящей уродицей рядом со статной красавицей Бьираллой.

Увидев рядом с Видой незнакомую девицу, Ойка тоже смутилась.

— Ойка, это Бьиралла! — познакомил их Вида.

Бьиралла царственно кивнула, продолжая без стеснения рассматривать девочку.

— А ты что здесь делаешь? — решился продолжить их разговор Вида.

— Решила осмотреть свои владения. — ответила Бьиралла, ослепительно улыбаясь. — Осенью в лесу так хорошо!

— А мы собираем листья, чтобы украсить Угомлик. — пискнула Ойка, не зная, что Вида постеснялся озвучить Бьиралле истинную цель их остановки.

Юная красавица насмешливо посмотрела сначала на крошечную Ойку, потом на смущенного Виду и, топнув каблучком, сказала:

— Поехали в Аильгорд. Отец купил к Неммит-Соре новых лошадей.

Услышав такое предложение, Вида тотчас же позабыл о том, что им нужно было к Ваноре.

Он помог Бьиралле сесть на коня, потом посадил на Ветерка Ойку и в конце вскочил сам.

— Догоняй, Вида Мелесгардов! — дразнясь, закричала Бьиралла и, что было сил, ударила коня под бока.

Если бы он мог, то тотчас бы исполнил ей приказ, но маленькая Ойка все еще боялась быстрой езды, поэтому он мало-помалу отстал. Прибыли они в Аильгорд с большим опозданием. Бьиралла уже успела сменить серое платье на зеленое, а волосы расплести и оставить струиться по плечам и спине.

— А ты не торопишься, Вида Мелесгардов! — как бы в шутку упрекнула она Виду, когда они вошли к Золотую залу, и тряхнула тяжелыми серьгами.

— Прости, Бьиралла, — виновато развел руками Вида.

Вида был не первым, кто немел и глупел рядом с юной хозяйкой Аильгорда — красавица Бьиралла, даже ничего не делая, умела вмиг очаровать любого, а потому ей быстро наскучивали юноши, падавшие к ее ногам, словно спелые яблоки. Будь Вида в лесу один, она бы не стала приглашать его в замок, но маленькая красноволосая дурнушка раззадорила Бьираллу, разбудила в ней женскую ревность ко всему, что та привыкла считать своим. Бьиралле захотелось показать свое превосходство над всеми не Виде, а Ойке, стоявшей сейчас перед ней с красным пучком в руках.