Сам он себе пообещал, что не будет вспоминать ни о доме, ни о Забене, ни о Сталливане. Но даже яркий и пёстрый Даиркард, полный сочных красок, острых пряностей, сладкого вина, открытых допоздна корчем, громкой музыки и диких нравов, не смог заставить Уульме даже на миг забыть о своем прошлом. Уульме быстро выучил каркающий нордарский язык, такой непохожий на строгое оннарское наречие, обрядился в нордарский халат и остроносые сапоги и, по обычаю всех торговцев, повесил на шею кулон из чистого золота, который был призван засвидетельствовать, что дела у сего господина идут хорошо. Он сразу заслужил славу умелого мастера и честного торговца, к нему в лавку заглядывали и нордарские богатеи, и иноземные искатели диковинок. Но своим он так и не стал.

К последней в году ярмарке в Олеймане готовились загодя. Туда, как на празднество, стекались все жители соседних окрестов, чтобы поглазеть на диковинные товары, привозимые из Нордара, Южного Оннара, Рийнадрека, Радаринок, Присточья, Бессточья, Чиртаньи и других далеких чудесных земель.

Угомликцы никогда не пропускали олеймановской ярмарки. Еще бы! Перст Олеймана не скупился на развлечения как для дорогих гостей, так и для простых зевак, а торговцы из кожи вон лезли, чтобы угодить покупателям, раскладывая перед ними такие редкости, которых в другие дни было не сыскать ни в одном городе Северного Оннара.

Средний сын Мелесгарда Вида больше всех ждал этой поездки. Он вспоминал те диковинки, которые видел прежде на прилавках торговцев: длинные, в его рост, но совершенно бесполезные в бою мечи, тяжелые стрелы с серебряными наконечниками, легкие, почти невесомые седла из кожи редких зверей, серебряные уздечки, оправленные драгоценными камнями кинжалы, и верил, что и в этом году ему будет на что посмотреть.

— Целый ряд с оружием! — живописал он Трикке ярмарку в Олеймане. — А еще ряд — с чистокровными жеребцами, такими дикими, что из ноздрей их валит дым! А третий ряд — со щитами, под которым могут укрыться сразу два, а то и три воина!

Трикке тоже мечтал поехать. В прошлом году он некстати захворал и целую луну провалялся в кровати. А то, что было в году позапрошлом, Трикке успел позабыть.

— Отец сказал, что я смогу выбрать себе настоящий охотничий нож! — похвалился Вида. — Я уже обходчий, а мои ножи — как для ребенка!

На самом деле Вида лукавил — нож у него был, но обычный, простой, а отец обещал подарить ему другой — работы настоящего оружейного мастера. Такие ножи были не у всех и дарились лишь по особому случаю.

Трикке ножа, да и любого другого оружия, пока не полагалось, но Мелесгард утешил его, сказав, что подарит ему жеребенка, из которого потом вырастет настоящий боевой конь.

— А ты поможешь выбрать мне самого быстроногого скакуна? — спросил он Виду. Сам Трикке плохо разбирался в лошадях и во всем полагался на старшего брата.

— Это завсегда, — заверил его Вида. — Я в прошлый раз сам Ветерка купил. И погляди, какой конь стал — смотреть любо! И тебе такого же справим! Будешь вихрем летать по всему Низинному Краю!

Трикке смотрел на брата с обожанием. Вида был самым храбрым, самым благородным и самым отчаянным из всех, кого он знал. Кроме, разумеется, самого Мелесгарда.

Зора тоже ждала этой поездки. В Олеймане она собиралась накупить шелка, парчи и шерсти для себя и Виды с Трикке, кумача для рубашек Мелесгарда, сермяги и льна для простого платья слуг, дерюги для пошива мешков, а еще пуговиц, иголок, цветных лент, костяных гребней и других крайне нужных в хозяйстве вещей.

Но и не только это тянуло Зору на ярмарку: много лет, с того самого дня, как пропал Уульме, она не теряла надежды отыскать сына, расспрашивая о нем всех и каждого, кто встречался на ее пути. А на ярмарке, да еще и такой пестрой, собирался люд со всего света, среди которого рано или поздно найдется тот, кто хоть краем глаза видел Уульме. Зора загодя запаслась записками, в которых подробно описала, как выглядел ее сын, когда ушел из дома, и надеялась раздать их купцам из дальних земель. Мелесгард, давно похоронивший надежду свидеться с Уульме в этом мире, мешать ей не стал — он видел, что только вера в то, что старший ее сын жив и когда-нибудь вернется под отчий кров, не дает его жене зачахнуть от горя.

В день ярмарки Вида и Трикке, собравшись еще засветло, ждали отца с матерью во дворе Угомлика. Вида должен был ехать верхом, как взрослый, а Трикке, которому было всего тринадцать, в возке с родителями. Мелесгард настоял на том, чтобы с ними поехал его личный телохранитель Майнар, рослый черноволосый воин, который лишь недавно закончил свою службу в личной охране господаря Северного Оннара и вернулся домой в Низинный Край.

— Всяко надежнее, — объяснил он донельзя раздосадованному Виде.

Нет, Вида был вовсе не против бывалого Майнара, как попутчика, он не нуждался в охранителях. Да и что с ними может случиться на прямой и торной дороге в Олейман, куда простые низинцы ездят без всякой охраны? Однако спорить с отцом он не стал.

Сам Мелесгард ярмарку пропускал — с утра в Угомлик приехал посланник Перста Низинного Края и привез тревожные вести: на границе окреста было опять неспокойно. Дикой своре рийнадрекских грабителей в очередной раз удалось прорваться сквозь живую стену воинов из Южного оградительного отряда. И хотя оградителям удалось отбросить ворогов назад, потери они понесли огромные. Перст призывал Мелесгарда тотчас же прибыть к нему в Аильгорд, чтобы обсудить, как помочь бойцам на границе.

— Я не смогу поехать, — объявил Мелесгард, когда вслед за первым посыльным, нагрянул и второй. — Хардмар прислал письмо. Просит подкрепления, а его нет.

Трикке не заметил, как спал с лица и посуровел его отец, тогда как Вида сразу почуял беду.

— Я могу остаться с тобой, — предложил он. — Поедем к Персту вместе!

— Не нужно, — остановил его Мелесгард, впрочем, оценив такую жертвенность среднего сына. — Езжай в город!

Он поцеловал на прощанье Зору, обнял сыновей, дал указания Майнару и с добрыми напутствиями отправил их всех в Олейман.

— Видел на днях Ванору, — начал беседу Майнар, когда они отъехали от Угомлика. — Сказал, что нынче обход леса позже начнут. Зима, говорит, суровая будет, а значит, и спешить некуда.

Слово Ваноры считалось законом даже для тех, кто и сам мог править и повелевать.

Вида кивнул:

— Деревья ссохлись. Силы свои берегут.

— А ты сам-то? — снова спросил Майнар. — Пойдешь на обход-то?

Вида даже поперхнулся от такого вопроса — чтобы он да пропустил?

— Пойду! Ванора лично меня выбрал!

— А я как-то к лесу непривычен. Всегда больше служба влекла. С оружием да конным да в броне — всяко лучше, чем безлошадному бродить меж деревьев да ножичком корешки подрезать…

Этого Вида решительно не понимал. Для него не было ничего более увлекательного, чем уйти на день в лес, такой опасный для врагов и уютный для друзей. Он любил, прихватив с собой лишь ломоть хлеба, долго изучать тайнописи леса, подмечая то тут, то там новые подсказки. Он восхищался Ванорой и внимательно слушал и запоминал все то, что опытный обходчий ему говорил. А уж первый в году обход, когда лучшие знатоки леса вместе уходили в дремучую чащу и смотрели, слушали, нюхали, пробовали на вкус, чтобы потом, вернувшись, рассказать охотникам, где можно расставлять силки, а где нужно пропустить зверя, какие деревья сгодятся на дрова, а какие пойдут на строительство, где резать грибы и собирать ягоды, да так, чтобы понапрасну не растревожить лесных охранителей… Нет, нелюбовь Майнара к лесу Вида совсем не разделял!

— Кстати, о ноже! — решил он переменить тему. — Я ж зачем на ярмарку еду? Ножи присмотреть. Старый мой обвес никуда уже не годится. Ножи тяжелые, неудобные, в руке не лежат, как надо, да и рукоять разболталась. Пользы от них никакой уже, в лес не пойдешь, разве что других обходчих насмешишь… Ванора и вовсе, как увидел их, так и спросил, как я с таким ломом хожу…