— Ножи найдешь. Только покупать не торопись. Одни и блестят, и на солнце переливаются, а сталь никуда не годна. А другие, вродь, и глянуть не на что, а в руку возьмешь — перышком ложатся.

В оружии Майнар действительно разбирался и был рад поделиться с Видой своими наблюдениями:

— Бери из белой стали. Лезвие быстро почернеет, зато кромка как бритва режет. У меня самого кинжал такой. Да и меч я себе у мастеров из Южного Оннара выправил. Они там куда умелее наших-то будут…

— Выберу самый лучший нож! — заверил его Вида. — Какой ты скажешь!

— Эх, если бы самый лучший, — усмехнулся Майнар. — Самые лучшие клинки куют не здесь. И даже не в Южном Оннаре.

— А где же тогда? — подивился Вида. Оннарская сталь действительно считалась самой лучшей, а о мастерах из других земель он и не слыхивал.

- Однажды пришлось мне увидеть и даже в руках подержать диковинный меч. В Стрелавице на ярмарке. И таких мечей, Вида, ни в жисть мне больше видеть не доводилось. Длинный, тонкий, легкий, как пушинка. Бьет — словно жалом жалит. После него родной меч неподъемным показался. А этот из рук выпускать не хотелось — лег в ладонь как влитой, словно его по мерке ковали. Я раз взмахнул, другой, а меч как живой отзывается…

— А чего ж ты не купил его? — перебил Майнара Вида. Такой хороший меч упускать было большой глупостью.

— А он не продавался! Торговец выставил его, чтоб похвастаться, и ни за какие деньги уступать его не хотел. А кроме меня еще много кто к нему в очередь выстроился — вся господарева охрана! Люди очень богатые! Ан нет, не продал меч купец. Сказал, что в мире нет большей редкости, чем скильдское оружие. И купить его нигде нельзя — скильды народ закрытый, никого к себе не пускают, ни с кем не торгуют, ни с кем дружбы не водят, живут на окраине мира одни…

Вида слушал, открыв рот. Про таинственных скильдов он ни разу не слышал.

— Так а как тот меч попал купцу? — спросил он.

Майнар усмехнулся:

— Это я сказать не могу. Но купец клялся, что досталось оно ему из рук настоящего скильдского бойца…

Выехав ранним утром, когда солнце еще только-только начинало разгонять ночную тьму, Зора и ее сопроводители добрались до Олеймана к полудню. Еще издали увидели они людской поток, стремящийся к городским воротам.

— Толчея знатная будет, — усмехнулся Майнар. — Кабы все не раскупили.

Трикке проснулся и теперь осоловело глядел по сторонам. Его, в отличие от старшего брата, всегда тянуло ко сну в дороге.

— Скорее, Трикке! — закричал, спрыгивая с коня, Вида. — Самое интересное пропустишь!

Трикке, все еще сонный, вылез из возка и начал расхаживать затекшие ноги.

Еще загодя угомликцы договорились, что каждый пойдет своей дорогой, а вечером, когда огни ярмарки потухнут, встретятся у коновязи, где их будет ждать возница. Зора, подозвав к себе Майнара, направилась к рядам, торговавшим тканью и посудой, а Вида, подождав, пока Трикке окончательно проснется, двинул в самое сердце ярмарки, туда, где, как он помнил, всегда выставляли самые редкие и дорогие товары. Он не ошибся — такого изобилия он в жизни не видал! Чего только не было разложено, развешено да расставлено вокруг — красная мебель, покрытая блестящим лаком, медные, украшенные причудливой резкой подносы, вышитые шелковой нитью шали и платки, драгоценные перстни и ожерелья, диковинные звери и птицы, запертые в клетках, бутыли с вином со всего света, кожаные сапоги, подбитые мехом плащи, бобровые шапки, стеклянные безделки. По рядам ходили зазывалы и во весь голос кричали, звали покупателей к своим лавкам:

— Бусы, камни самоцветные!

— Ножи и кинжалы! Оннарская работа!

— Медвежата! Медвежата!

— Мечи! Щиты!

— Стекло из Нордара! Лучшие мастера!

У Трикке аж голова закружилась от всего этого великолепия. Он, идя след в след за Видой, только и успевал зажмуриваться от тут и там вспыхивавших ярких красок, ударявших в нос пряных запахов и разнобойных звуков людей, зверей и лязгающей стали.

— Ох, Вида! — то и дело восклицал Трикке, не в силах никак иначе выразить свой восторг. — Ты только гляди!

— Ты помнишь, брат? — бросил через плечо Вида. — Мы зачем сюда приехали? Мне — ножи, тебе — коня.

Трикке, разумеется, совсем об этом позабыл. Ему и так было хорошо. Как же большой город отличался от их тихого, стоявшего на самом отшибе жизни Угомлика! Столько людей за раз Трикке никогда не видел и даже не представлял, что их столько живет на свете.

Они долго ходили меж рядов, внимательно осматривая выставленный на продажу товар, что-то мерили, что-то пробовали на вкус. Уже к полудню Вида изнывал от жары под теплым плащом, который купил, не торгуясь, у купца из Чиртаньи.

— Они в мехе знают толк! — назидательно сказал он брату.

Обзавелся он и новой парой крепких мягких сапог, и прочной шелковой веревкой, которой было удобно вязать деревья для повала, и новым вместительным кошельком, который он тут же повесил на пояс.

Трикке тоже не шел пустым — он купил костяную дудочку у бродячего певца и теперь то и дело прикладывался к ней губами, издавая резкие отрывистые звуки.

— А мы не поедим? — спросил он брата, когда мимо них проплыл лоточник, предлагавший гостям еще теплые пирожки.

— Коли голоден, так давай! Я и сам бы не прочь подкрепиться. — согласился Вида.

Но не успел он подозвать разносчика, как сразу со всех сторон раздался звук рожка и конные глашатаи в ярких желтых плащах, перекрывая шум толпы, закричали:

— Казнь ведьмы! Казнь ведьмы!

В тот же миг торговцы стали доставать суконные укрывала и накидывать на прилавки, зазывалы-горлопаны, нахваливавшие свои товары, бродячие певцы, развлекавшие гостей чужеземными песнями, лоточники, ходившие меж рядов и предлагавшие покупателям то холодной воды, то нордарских сладостей — все разом смолкли. Людской поток медленно потек к Главной площади.

Вида, ничего не понимая, двинулся следом. Трикке, пораженный тем, как разом ярмарка потеряла все свои краски, семенил рядом.

Дойдя до площади, они обнаружили на ней высокий деревянный помост, который уже со всех сторон облепили зеваки. В центре помоста пара рослых детин устанавливала виселицу с болтавшейся на ней заранее изготовленной петлей.

— Что здесь такое? — спросил Вида старика, опиравшегося на клюку и жадно следившего за тем, что происходило на помосте.

— Ведьму поймали! Вешать будут! — ответил тот, даже не взглянув на юношу.

Вида никогда в жизни не видел ни одной ведьмы, а потому вместе со всеми уставился на помост. Воображение тотчас же нарисовало ему уродливую старуху, всю покрытую отвратительным язвами, которая делает свое темное дело, дождавшись самой черной ночи. Он даже сглотнул от ожившего в его голове образа.

— Ведьма, — сплюнул другой олейманец, стоявший рядом с Видой. — И ведь давно их извели! Но нет, вылазят на свет божий, словно черви! Одно слово — приспешницы Кузнеца.

— Проклятый Кузнец! Черный Коваль! Погибель грядет! — заохали две сморщенные старухи и осенили себя обережными знаками.

— Какой кузнец? — шепотом спросил Трикке, приклеившись к спине старшего брата.

— Дьома-Тур, — так же шепотом ответил Вида. — Хозяин подземного огня.

— А-а-а-а, — протянул Трикке, впрочем, так и не вспомнив такого имени.

Толпа волновалась. Казнь всегда была делом хорошим, а уж казнь ведьмы и вовсе милостью самих богов. Да, такой ярмарки давно никто не видал!

— Слуг своих отправляет, чтобы дурные дела делали да простых людей со свету сживали! — снова сказал первый зевака, тот, что стоял рядом с Видой.

— Хоть эту изловили! — подал голос еще один олейманец. — И поделом уродине!

— Черная колдовка! — подхватил третий. — Вылезла из своей норы нам на погибель!

Глашатай, одетый во все черное, вышел на помост и толпа стихла.

— По велению Перста нашего окреста мы начинаем! — зычным голосом объявил он и поклонился куда-то в сторону.

Вида только сейчас заметил Перста Олеймана — тот сидел на возвышении, под широким навесом, украшенным по случаю ярмарки живыми цветами, и лениво переговаривался со своим советником, стоявшим по правую руку, и хурдмаром окреста, стоявшим по левую.