— Время лишь потеряли, — выругался Хольме, стуча зубами от холода. — Солнце уже к окоему идет, а мы ни одной ямы не проверили.

— Успеем, — синими от мороза губами просипел Вида. — Ночью и лучину можно запалить.

— Позже всех вернемся! — не унимался Хольме. Он был зол сам на себя за то, что так неосмотрительно повел их через лес.

Они шли, то и дело по колено проваливаясь в тяжелый липкий снег, охая и оступаясь на каждом шагу, на ощупь отыскивая дорогу. Тусклый зимний свет почти погас, а ночной мороз пробрался даже сквозь теплую шубу. У Виды заиндевели пальцы в толстых рукавицах, а ног он и вовсе не чувствовал. Эх, оказаться бы сейчас у огня в доме Ваноры! Но возвращаться, не выполнив наказа, было нельзя, поэтому юноши, надвинув бобровые шапки на глаза, молча шли вперед.

— Слушай! — прохрипел Вида, различив вдалеке глухой шум.

Хольме замер и напряг слух, но услышал лишь свое тяжелое дыхание.

— Показалось, поди, — сказал он Виде.

Но глухой утробный звук раздался снова.

— Медведь! Там же яма! — догадался Вида. — Пошли проверим!

И напролом двинул туда, где кричал, измучившись, пленник. Близость дикого зверя мигом разогнала кровь по жилам, и Вида уже не чувствовал того холода, что раньше. Он на ходу ломал сохлые сучья, уворачивался от колючих веток и стряхивал с плеч тяжелые снежные шапки, падавшие на него с высоких деревьев.

Яма была близко. Уже на подходе юные обходчие заметили тяжелые следы, обрывавшиеся куда-то вниз.

Осторожно, стараясь попусту не злить обессиленного зверя, Вида подобрался к самому краю. На дне ямы, утыканной острыми кольями, скребся раненый пленник. Почуяв своих губителей, медведь опустил голову и зарычал.

— Надо освободить, — решил Вида, вставая на ноги.

— С ума сошел? — воскликнул Хольме, ошарашенный таким предложением. — Как его прикажешь тащить? Иль он схватится за веревку да вылезет наружу сам?

— Оставлять его так нельзя, — решительно возразил Вида. Хоть в их связке Хольме был старше, а потому и главнее, отступать Вида был не намерен.

— Добьем и будет, — предложил Хольме, заглядывая в яму. — Охотники тушу вынут, всяко им и мясо, и шкура.

— Ванора сказал, что бить медведя нельзя! — вскинулся Вида. — Иль ты не слышал?

Но не только Ванорин запрет удерживал Виду от того, чтобы убить зверя — ему стало жалко косолапого дурака, который так опрометчиво угодил в ловушку.

— Так и не бей! — огрызнулся Хольме. — Он себе бочину распорол. Долго не протянет и так, и эдак. Завтра уже сам издохнет.

— А если нет? — не унимался Вида. — Если не издохнет? Ты сам туда прыгни и посиди. Тебе миг за жизнь покажется!

Но Хольме такое сравнение вовсе не убедило.

— Как хочешь! — поджал он губы. — Тащи!

Он подхватил сброшенный на снег мешок и закинул его за плечи.

— А ты куда?

— Я? Ванорин приказ исполнять. Он сказал проверить ямы, а вот вызволять оттуда живых медведей не говорил.

Хольме надеялся, что Вида, испугавшись его слов, бросится за ним. Но Вида, не на шутку рассердившись, и не думал бежать за другом.

— Ну и иди! — выкрикнул он ему вслед. — Да сам туда не свались.

И, сев на широкий пень, он стал думать, как освободить медведя.

Первым делом решил расчистить яму от лапника. Солнце уже село, и в сумерках он сам чуть не упал прямиком к рассерженному пленнику. Медведь, не зная, чего ждать от своего нового знакомца, сердито ворчал.

— Погоди, дурак! — стал увещевать его Вида. — Да не напарывайся ты на колья!

Он обошел округ, ища легкий, но прочный ствол, который мог бы выдержать медвежью тушу. Почти в полной темноте он набрел на поваленное дерево, и, охая на каждом шагу, потащил его к яме.

— Вот ведь пропасть! — выругался он, порвав рукавицу и занозив руку. Но тащить не бросил.

Приволок он его уже в кромешной тьме. Упал рядом, чтобы отдышаться, а потом встал и, стараясь не напугать зверя, столкнул вниз. А потом и зажег лучину.

— Вот тебе и лесенка! — пояснил он, заглядывая вниз. — Вылезай же!

Про Ванору говорили, что он единственный на весь Низинный Край обучен говорить с птицей да зверем, но в тот миг Виде показалось, что и ему перепало немножко этого умения: медведь, задрав голову, грозно было зарычал и тут же смолк.

— Лезь же! — подбодрил его Вида. — Не трусь!

Тяжелой лапой медведь попробовал бревно. Оно дрогнуло под его весом, но выдержало, не сломалось.

И медведь полез.

— Давай же! — подзывал Вида, обмирая каждый раз, когда дерево начинало выплясывать под зверем. — Еще шаг да еще шаг!

В Низинном Крае медведей всегда звали косолапыми, якобы за неуклюжесть и тяжеловесность, но то была злая шутка: пленник карабкался по дышащему бревну с ловкостью канатоходца. Ни разу не оступился, ни разу не сорвался вниз. Вида, как завороженный следил за тем, как медведь ползет вверх.

Лишь только тогда, когда тот показался из ямы, Вида подумал, что вряд ли зверь, просидевший в ней столько времени, не попытается свести счеты с тем, чьими силами он туда угодил. Но бежать было поздно, да и далеко бы он убежал в дремучем черном лесу?

Вида попятился, про себя соображая, как скоро найдут его кости другие обходчие. Второй раз за день он на волосок от смерти — такого с ним за все обходы не было ни разу.

Медведь вылез и, отряхнувшись, уставился на Виду. Повел носом. Замотал головой. И, прихрамывая, побрел прочь.

Только под утро Вида добрался до охотничьей заимки, где на ночлег оставались обходчие. Хольме вернулся гораздо раньше и теперь крепко спал вместе со всеми. Не спал лишь Ванора, сидя на пне и выкуривая одну самокрутку за другой.

— Мелесгардов! — закричал он, едва завидя юношу. — Где ты пропадал?

— У первой ямы… — выдохнул Вида, падая прямо на снег. — Медведь.

— Вытащил? — спросил Ванора.

— Вытащил.

— И правильно. Лесной царь. С духами он на короткой ноге. В случае беды за тебя попросит…

Что хотел сказать ему Ванора, Вида тогда не понял. С трудом поднявшись на ноги, он вошел в домик и, не раздеваясь, уснул на полу.

Поддавшись на уговоры Бопена, Уульме решил хоть раз куда-то сходить. Нордарец, родившийся и выросший в Даиркарде, особенно хвалил корчму у Малых городских ворот.

— С виду корчма, как корчма, ничего особенного, — описывал Бопен. — Но вот вино там самое лучшее! Сам кет такое пьет!

Хорошее нордарское вино Уульме любил. Пожалуй, в виноделии нордарцам не было равных — даже вино из Южного Оннара, которое подносили в Низинном Крае ко столу только в богатых домах, было на вкус куда как хуже самого дешевого нордарского пойла.

Да и захотелось ему вдруг оказаться среди людей, послушать истории, самому вставить слово-другое…

К корчме он дорогу знал. Внутри было не протолкнуться, но хозяин, увидев хорошо одетого мастера, быстро отыскал ему место, потеснив каких-то забулдыг.

— Вина? — спросил посланный вытереть залитый стол слуга.

— Вина и лепешек, — кивнул Уульме и сразу выложил несколько медных монет. — Сдачу возьми себе.

Слуга сунул монеты в карман и подобострастно поклонился.

— Вас никто не побеспокоит, господин.

Вскоре принесли вино. Бопен не солгал — лучше Уульме не пробовал. Терпкое, чуть с кислинкой, душистое. Уульме бы не удивился, если бы россказни о том, что сам кет пьет такое вино, оказались бы правдой. Нужно быть глупцом, чтобы отказаться от такого напитка!

А в корчме уже яблоку было негде упасть. Некоторых Уульме знал — торговцы, мастера и подмастерья, пекари, водовозы. Заметил он и городских стражников, сидевших отдельно ото всех. За большим столом в самом дальнем углу собрались купцы из Радаринок — соседнего с Нордаром государства — возившие сюда ценные породы дерева. По соседству с Уульме расположились торговцы пушниной из Чиртаньи — он узнал их по светлым волосам, водянистого цвета глазам и тяжелым, подбитым белым мехом плащам. Здесь, на юге, их товар покупала лишь знать — слишком уж дорого, хоть и красиво.