Но упрямство сделало свое дело, хотя ей было уже жаль потраченного времени, и все еще терзали слова, брошенные Рейнардом. Кого видят в ней люди — ее саму, обычную, пусть и одаренную, девушку с Основы, или все-таки тень божественной сущности, постепенно вырастающей из ее тела и души? Когда она нашла нужную ей пирамидку, пот катился с нее градом и желание сбежать стало настолько мучительным, что Юлька едва не повернула обратно, не дойдя до входа каких-то десять шагов.

Сумрачная прохлада шеадра привела ее в чувство. Глядя на шеадари с подписью "Иллирия", она с удивлением узнала картинку — почти такую же она видела, когда они под предводительством Нэсте больше года назад удирали от Пауков. Она вспомнила, как манил ее тот шеадари с изображением заросшей цветущими кустами дороги, ведущей к храму. Она помнила свое искушение сделать шаг и очутиться по ту сторону, так же, как и удивление, что прислонившийся к картине Румянцев никуда не переместился.

Решительно выдохнув, она сделала шаг и, закрыв глаза, словно прыгнула в омут.

Сыроватый и немного затхлый запах старого шеадра сменился теплым, сухим и сладким ароматом. Да, шеадари сработал — переход состоялся. Осторожно выглянув наружу и покинув обветренную, выгоревшую на солнце ступенчатую пирамиду, Юлька обнаружила, что находится в густо заросшем подлеском одичавшем саду. Мощеная дорожка едва проглядывала из-под густых травяных зарослей, кое-где между деревьями виднелись очертания полуразрушенных беседок. Поминутно оглядываясь назад, чтобы запомнить дорогу, она шла, высматривая под ногами плиты и чувствуя необычайную, граничащую с эйфорией легкость. Все страхи рассеялись вместе с душной и влажной далирианской жарой, сочный, вкусный воздух наполнял легкие, и ей казалось, что она и без крыльев готова взлететь. Выйдя из зарослей, она увидела вдалеке старый храм из пепельно-серого камня, на солнце казавшегося серебристым. За ним выступал небольшой нарядный замок, окруженный парком и домиками — флигелями. Картина до боли напоминала сны, преследующие ее до сих пор, те сны, в которых она, приходя сюда, проваливалась в Маар и безуспешно пыталась догнать ускользавшего от нее человека, который так и остался неизвестным. В двух последних снах он казался ей Сашей, следом за которым гналась стая уродливых черно-белых тварей, и которых она безуспешно пыталась отогнать. С бьющимся сердцем она побежала к храму, но, пройдя полдороги, налетела на невидимую стену. Задохнувшись, она отступила назад, собираясь обойти храм с другой стороны, но через какое-то время обнаружила, что все еще топчется там же, на заросшей травою тропинке, а храм так и остается на том же близком, манящем, но недоступном расстоянии.

Храм Элианны не пускал ее, не позволяя даже приблизиться. Свернув с дорожки, Юлька взяла направление на миниатюрный замок-дворец. Обойдя храм на значительном удалении, она прошла часть дороги, но, достигнув первых статуй, украшавших дворцовый парк, снова уперлась в невидимую стену. Свернув на соседнюю аллею, она неожиданно оказалась в том же самом месте, с которого начинала свой путь. Немного передохнув, она вновь попыталась добраться до манящих своей загадочностью зданий, и снова вернулась в ту же точку. Постояв немного в неподвижности и любуясь всей этой зачарованной и недоступной красотой, она, со странным чувством облегчения и сожаления, двинулась обратно.

На полпути к шеадру она неожиданно повернула в противоположную сторону, туда, откуда доносился хорошо знакомый, терпкий и солоноватый запах моря. Это же остров, так? Где-то здесь должно быть море… А ей так хотелось искупаться.

Пологий песчаный берег обнаружился в десяти минутах пути от шеадра. Вне себя от радости, Юлька скинула одежду и бросилась в теплые, ласковые волны. Какая теперь разница, пускает ее храм или нет! Сюда можно приходить, чтобы купаться, в любое время сбегать от столь беспокойной и небезопасной жизни большого мира. Здесь так тихо и так благостно. И никто, никто больше не знает, что сюда можно беспрепятственно попасть, ведь все уверены, что Иллирия с исчезновением Элианны закрылась навсегда. Теперь у нее есть свой собственный, маленький кусочек рая.

- Несомненно, Рейнард был предупрежден о наших действиях, — заключил Шандр, — но совсем незадолго до нашего прихода, потому что серьезных мер он принять не успел. Но эффект неожиданности не сработал.

Шандр выглядел измученным. Как я понял, он не позволил себе ни дня отдыха, перенося последствия и ранений, и стазиса-некроса на ногах. Мне стало стыдно за те два лишних дня, что я провалялся в Восточной башне и на Южных островах, опасаясь, что в мое сознание опять кто-то вторгнется. Я вернулся только сегодня утром, бодрый, полный сил и решимости гнать чужие мороки со всей яростью выздоровевшего человека. И тут же сломался, увидев его осунувшееся лицо и узнав о смерти Кольера. Сложно было представить этот мир без него. Он, не будучи настоящим Вечным, фактически им являлся, и все мы считали его равным себе.

— Образ Нигейра уничтожен, — продолжил свой доклад Шандр. — Вагабр вернулся в Эксеру, хотя, по моей информации, он все еще не полностью восстановил контроль ни над телом, ни над доменом. Реваль большую часть времени проводит в Рузанне, но в своем собственном домене. В Эксере его видели всего лишь раз. Активного вмешательства в дела Вагабра пока не замечено. Эрлен была у Алекса, очень убивалась по Кольеру. Спрашивала о тебе, но я ответил, что ты в облике на облете земель.

Видя, что он зябко ежится, я занялся розжигом камина. Несмотря на промозглую зимнюю погоду, в башне было тепло, но ему явно нездоровилось. Надо бы настоять, чтобы он отлежался, выгнать его в его любимый Элласар, или в Ар Иллим, к теплому морю, хотя бы на пару дней. Но он с упрямством, достойным меня самого, игнорировал призывы дать себе отдых.

Выпрямляясь, я бросил взгляд на каминную полку с фигурками и обнаружил, что карикатурный змей-уродец стоит в точности на своем месте. Я проморгался, решив, что оно мне привиделось. Я точно помню, что фигурки не было, а остальные статуэтки были сдвинуты так, чтобы замаскировать его отсутствие. Теперь же они снова стояли почти в точности как раньше, но вот фигурка "ворон-концентратор" была повернута клювом в комнату, хотя я, насмехаясь над пафосным изображением, всегда отворачивал его к стене. История с фигурками напомнила мне другую похожую историю, с активатором, совсем недавно рассказанную Кольером. На всякий случай я проверил, на месте ли отданный мне на хранение артефакт. К счастью, он лежал на том же месте — в баре на верхней полке.

— Юля вернулась в Саманданг, — продолжал Шандр. — Все спрашивала, не появился ли ты, хотела попрощаться.

Я отрицательно покачал головой.

— Извинись перед ней от моего имени. Пока я не найду свой собственный образ и не уничтожу его, мне лучше ограничить личные контакты, — сказал я, не сдержав горечи.

— Ты же уверен, что сжег свои нити, — в голосе Шандра прозвучали вопросительно-тревожные ноты.

— Кто знает, может их можно восстановить, — я остановился посреди комнаты, глядя на оружейную подставку, где хранились сабли и два иллирийских кинжала. — Знаешь что… — я перевел на него взгляд, и Шандр напрягся в дурном предчувствии. — Пообещай мне. Если я стану неадекватен или со мной случится нечто, что поставит под сомнение мою разумность, мою вменяемость и вообще весь смысл моего существования, если я буду представлять угрозу для окружающих, в общем, если наилучшим выходом из положения будет меня прикончить — для блага остальных, для их защиты, я тебя прошу… — я смотрел ему в глаза, не желая использовать силу Вечного принуждать взглядом, надеясь, что он и без этого исполнит мое пожелание, — пообещай мне, что ты это сделаешь. Сам. Не сомневаясь и отринув все дружеские чувства. Это будет поступок настоящего друга — не длить мой позор. Неважно, человек перед тобой будет или Ворон. Сам знаешь, что делать. Стрела Некроса — хорошая вещь, оказывается. Ну или нигийская сталь. Пообещай мне.