— Одна из стен пещеры, как мне сообщили.

— А все эти каракули на ней?..

— Какие-то значки, — виконт тяжело вздохнул. — Я не разбираюсь в этих ваших мертвых языках. Магические символы, рисунки…

— Руны, — мрачно поправил сэра Баффри Эван. Подобное невежество его сильно раздражало. Тем более что со дня гибели эльфийского народа прошло всего несколько столетий. Гибели загадочной и внезапной, надо сказать. Впрочем, внимание на это никто тогда и не обратил — верхушка людской аристократии вовремя подсуетилась, так что пустые земли исчезнувшей расы быстро заселились новыми жителями. Никто не пришел ей на помощь, никто не попытался узнать, что на самом деле случилось в тот день, когда от эльфов получили последнюю весточку. Потому что это оказалось удобно. Людям было мало своей земли, которую они — по глупости, не иначе, — разделили между собой на крошечные лоскутки, где и хороший урожай толком не высадишь. Впрочем, с постоянной жаждой власти у своих сограждан Эван смирился уже давно — видимо, это попросту было в их крови. И потому большего всего в этой истории его возмущало даже не то, что сейчас об эльфах вспоминали исключительно как о персонажах легенд, а то, с какой легкостью все сведения о них были уничтожены. Не осталось ни дворцов, ни обычных построек, ни культурных памятников в виде скульптур или книжных фолиантов. Все те крупицы знаний, который Эван долго и тщательно отыскивал в библиотеках, в большинстве случаев оказывались рассказами очевидцев, заставших последние дни этой цивилизации. И Эван, к собственному негодованию, выяснил пока крайне мало — эльфы, насколько он понял из прочитанных рукописей, всегда отличались скрытностью, даже в эпоху расцвета своей культуры. Но юноша не унывал, продолжая поиски, — в конце концов, зря он, что ли, так долго добивался должности библиотекаря? Одна только морока с многочисленными бумажками изрядно потрепала ему нервы, а чего стоил разговор с прежней книгохранительницей, настолько же древней и дряхлой, насколько упрямой… Но это был единственный для Эвана легальный способ получать доступ не только к бесконечным книжным стеллажам, но и запертому хранилищу, куда простым гражданам нельзя было и заглянуть. Конечно, вся возня с посетителями утомляла и вызывала скуку, но за своим рабочим столом юноша мог хотя бы читать.

— Да какая разница? — сердито отмахнулся аристократ. — Символы — они символы и есть. И ты в них, как я погляжу, разбираешься. Вот Его Светлость и хочет, чтобы ты взглянул на пещеру и объяснил происхождение этой странной настенной живописи.

— Он в самом деле так и сказал? — Эван недоуменно вскинул брови. С чего это вдруг у герцога Фэйрхолла проснулся интерес к истории?

— В горах происходит обвал, после чего под завалами находят грот, одна из стен которого сплошь исписана непонятными светящимися узорами. У любого бы это вызвало подозрения!

— Он думает… — казалось, Эван начал понимать. — Что это какая-то старая магическая ловушка, оставшаяся еще со времен эльфов?

— Я не интересовался подробностями, если угодно знать, — заметил Баффри, чинно сложив ладони на столешнице. — Мне было велено лишь передать тебе послание Его Светлости, а начальнику тюрьмы — указ о твоем освобождении. Чтобы отправиться к Туманным Пикам и взглянуть на находку разведчиков, как говорится, своими глазами.

От удивления Эван поперхнулся воздухом. Его что, и правда выпустят? Наплюют на все те преступления, которые на него несправедливо повесили, и побегут исполнять волю феодала Фэйрхолла? Да ему и правда везло самым удивительным образом! Мало того что холодные стены камеры вот-вот останутся позади, так у Эвана еще и появится возможность лично прикоснуться к чему-то, сотворенному эльфами. Конечно, это могут быть и не руны, но, учитывая, что сказал виконт, сомнений на этот счет практически не было. Жажда новых открытий приятно согревала. Это гораздо лучше всех ветхих рукописей в архиве!

— Что ж, можешь передать своему герцогу, что я согласен, — произнес Эван, едва сдерживаясь, чтобы не расплыться в довольной улыбке. Спасение и в самом деле пришло, пусть и оттуда, откуда он его ждал меньше всего.

— Как будто тебя кто-то спрашивал, — презрительно фыркнул Баффри и, вытащив из пухлого нагрудного кармана накрахмаленный носовой платок, несколько раз промокнул им высокий лоб. Странно… Юноше не казалось, что в переговорной жарко или душно. Хотя, может, он просто еще не совсем отошел от ледяного сквозняка в своей клетке. — Завтра за тобой заедут стражники. Не думал же ты, что тебя одного отпустят? Конечно, не думал. Будь готов к раннему подъему и долгой дороге. И… В твоих интересах оправдать доверие герцога. Его Светлость ошибок не терпит.

Закончив свою нравоучительную речь, аристократ медленно поднялся с места и, тщательно расправив все складки на и без того аккуратном камзоле, с важным видом прошествовал к выходу. А Эван, проводив его выжидающим взглядом, наконец расслабился. Осталось переждать лишь одну ночь.

На верхнем ярусе изящной башенки, расположенной с задней стороны просторного каменного особняка с утонченной лепниной и резной лазурной черепицей, поблескивающей в нежном утреннем свете, точно водная гладь, царила благодатная умиротворяющая тишина. Солнечные лучи проникали сквозь узкие витражные окна, переливаясь на светлом полу и чистейших белых стенах множеством разноцветных всполохов. Фиолетовые, розовые, зеленые и синие отблески лениво скользили по хладно-бледным плитам, кружась в медленном танце и то и дело теряясь в сиреневом ворсе ковра. В прохладном воздухе, еще не успевшем прогреться с ночи, витал легкий дурманящий аромат лаванды, сонливо перетекающий из комнат в небольшую, но уютно обставленную гостиную, в которой уже весело, точно приветствуя новый день, потрескивал разгорающимся пламенем камин. Мирно тлеющие дрова в его жерле да распахнутые сиреневые занавески с тяжелыми серыми кисточками на шнуровках — вот и все свидетельства того, что обитатели башни в столь ранний час уже бодрствовали и потихоньку принимались за домашние обязанности. В остальном же покой, окутавший особняк, точно толстое невидимое одеяло, казался незыблемым — даже жизнерадостное пение пробудившихся пташек, тихими отголосками доносившееся откуда-то из глубины сада, не могло развеять его дремотные чары.

Роксана Эйнкорт сидела в сиреневой гостиной на низком мягком пуфике и в последний раз проверяла содержимое своей бархатной сумочки. Внимательный и цепкий взгляд светло-зеленых глаз сосредоточенно скользил по аккуратным этикеткам на многочисленных мешочках и хрупких пузырьках, для надежности обложенных шелковыми платками, бледные пальцы торопливо проходились по серебристым тесемкам на завязках и по шероховатой поверхности крепко закупоренных пробок, перебирали сложенные в несколько раз пергаментные страницы и потрепавшиеся от времени конспекты в мягких переплетах. Всё было в абсолютном порядке — Роксана знала это, поскольку специально встала засветло, чтобы собрать как можно больше своих вещей, и всё равно медлила, методично и бережно продолжая перекладывать склянки и изучать содержимое кисетов, пропитанных терпким и пряным ароматом множества трав. Обычно приятная рутина и знакомый цветочный запах успокаивали девушку, но сегодня ощерившаяся тревожность упорно отказывалась отступать. Лишь сильнее с неотвратимым течением времени покалывала ладони и сворачивалась где-то в горле плотным вязким комком, не давая вздохнуть полной грудью и отпустить разлившееся по телу беспокойство. Роксана мысленно одернула себя — раньше она никогда не нервничала перед отъездами, но это путешествие, отличавшееся от всех её предыдущих, вызывало у девушки неизъяснимый мандраж, от которого на руках выступали ледяные мурашки, а сердце то и дело переходило на тревожный бег. Внутренний голос умолял её поторопиться, умолял поскорее закончить со сборами и броситься вниз по лестнице, к долгожданной свободе, скрывающейся за белыми дверными створками. Неизвестность пугала, однако не так сильно, как вероятность по пути столкнуться с Верховной ведьмой.