Однако Антуанетта де Шазерон заслуживала лучшего, нежели такие непотребные случки. В этот раз он положил ее обнаженную на стол, подстелив меховой плащ. Антуанетта дрожала от холода, пока он раздевался, затем он приблизился к ней и прошептал:

— Сейчас я тебя разогрею, не бойся.

Он долго ласкал ее опытными руками, стоя босыми ногами на холодном полу. Опьянев от страстного желания и нетерпения, Антуанетта взмолилась, чтобы Гук поскорее взял ее. Тогда только он лег на нее, удерживая на локтях вес своего тела, чтобы не нанести вреда растущему в ней ребенку.

Он любил ее долго, с бесконечной нежностью, будто оправдываясь перед ней за прежнюю грубость. Кончив, он признался себе, что никогда еще не испытывал ничего подобного.

Ночью, поняв, что супруга его опять не появится, он решительно поскребся в дверь спальни любовницы, убедившись сперва в отсутствии посторонних глаз. Когда сонная Антуанетта открыла ему, он, заперев за собой дверь на задвижку, мягко подтолкнул ее к кровати. Хозяйка Воллора охотно подчинилась всем прихотям прево, выпустив на волю свои самые затаенные чувственные инстинкты.

С криком первого петуха Гук оставил ее изнемогшей и засыпающей на измятом ложе. Ему подумалось, что, измотав себя этой ночью, он как бы обновился, сбросил с себя старую кожу, которой было пятнадцать лет.

— Мне надо поговорить с тобой… Сегодня вечером.

Тон голоса показался ему холоднее, чем всегда, и Гук поспешно разжал пальцы, обхватившие руку жены.

Альбери посмотрела на него глазами цвета стали, в которых он не увидел доброжелательности.

— Этим вечером, — повторил он.

— После обеда. Я буду в своей комнате.

Гук не стал настаивать. По сути, ему было все равно — после ужина или после обеда.

Он занимался разными делами, но ему не удавалось изгнать из памяти совершенное тело Антуанетты, подвластное его шепоту, его движениям. «Если бы Альбери хоть раз, только разочек уступила ему!» Он шумно вздохнул и углубился в дела.

Накануне, когда он находился в хижине, группа грабителей ворвалась на мельницу и похитила восемнадцать мешков муки. Он ожидал чего-нибудь подобного. Ураган не только разрушил дома, но и уничтожил весь урожай, оставленный под открытым небом. Гук все делал для людей, но не знал, что творилось на соседних землях. Голод всегда толкал наемников на разбой. Такое случалось каждой зимой. Он пожалел, что его не было там в это время; но что можно сделать всего с тридцатью солдатами? Немыслимо организовать облаву на грабителей. Даже если бы он расставил стражу в самых уязвимых местах, это было бы не лучшим решением, так как Монгерль оказался бы беззащитным. Да и что может помешать некоторым озлобленным на сеньора опустошать тьерский край, когда их съестные припасы истощатся? Вся провинция Овернь пострадала от урагана.

Он пожалел и о том, что позволил Франсуа уехать с таким эскортом. Где была его голова? Ответ пришел сам собой — под юбками Антуанетты!

За обедом он узнал, что она неважно себя чувствует и пожелала остаться в своей комнате. Это сообщение наполнило его гордостью. Ему не верилось в недомогание хозяйки замка, просто она не выспалась. Он пообещал себе отказаться от ночных визитов к ней. «В любом случае, — подумал он, — скоро придется положить конец любовным играм, чтобы сохранить ребенка». Но пока он решил не упускать ни единой возможности.

Вскоре в комнату вошла Альбери. Она с улыбкой обняла его. Гук, как всегда, поцеловал ее в лоб.

— Прости меня, — начала она, пристально глядя ему в глаза. — У меня не было ни минуточки для тебя после твоего возвращения. Твои упреки справедливы!

— Я ни разу не упрекнул тебя, Альбери, — возразил Гук несколько суховатым, как ему показалось, тоном.

Альбери отняла руки, и лицо ее посерьезнело.

— Упрек слышен в твоем голосе, виден в твоих жестах. Бесполезно отрицать. Я очень хотела бы забыть прошлое, но не могу. Однако я очень стараюсь помешать ему стоять между нами, — простонала она, садясь на кровать.

В комнате было холодно. Всю неделю Альбери не спала у себя, камин не топили, и холодный ветер с легким гудением просачивался через трубу на доски пола.

— Что случилось, Альбери? — спросил Гук, садясь рядом.

Она прислонила голову к его плечу, как привыкла делать, но на этот раз Гук без особой охоты обнял ее за плечи. Ему не хотелось ее утешать. Он ощущал себя преданным. Преданным ее молчанием. И что-то в нем кричало, что именно это молчание и самого его толкнуло на предательство.

— Тебе все известно, Гук. Антуан де Колонь рассказал мне.

У Гука пересохло в горле. Неужели аббат выдал его?

— Но мне нужно знать то, что знаешь ты, — пробормотал он.

Альбери глубоко вздохнула, а Гук почувствовал, как между лопаток скатилась капля пота. А если Альбери не приходила из-за его связи с Антуанеттой? Если она хотела устраниться, чтобы не мешать его счастью? Он снял руку с ее плеч. Альбери втягивала носом его запах. Животный инстинкт, таящийся в ней, научил ее упиваться этой смесью пота и мускуса. Но как же не хватало ей обычной близости!

«И все-таки, — подумала она, — другого выбора у меня нет».

— Это был несчастный случай. Лоралина не собиралась его убивать, хотела лишь наказать.

— Как она вошла? — спросил Гук, который не переставал думать над этой задачей.

— Через окно, — ответила Альбери.

«Ложь!» — подумал Гук, но виду не подал.

— Оно было закрыто!

— Когда стекла разбиты, легко влезть и вылезти. Гийом же смог проделать это…

— У него была лестница!

— А у нее — магия.

У Гука перехватило дыхание.

— Что… у нее… было? — заикаясь, спросил он.

Альбери выпрямилась. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу, губы задрожали.

— Знаю, о чем ты подумал, Гук де ла Фэ. Увы, ты не ошибаешься. В Лоралине есть некая волшебная сила. Это открылось не так давно и неожиданно, как у меня, когда я стала девушкой. Она способна излечивать наложением руки на больное место, предсказывает будущее по водяной лужице, разговаривает с животными — с волками и змеями на их языке. И еще она… может летать!

— Не верю в эти басни! Такое невозможно!

Гук встал. Он был в гневе.

— Почему, Гук? Разве мое тело не меняется в каждое полнолуние?

Гук ничего не ответил. Нет, на басни это непохоже. Тогда почему он разгневался? Несмотря на все невозможные вещи, к которым он привык за пятнадцать лет, было что-то фальшивое в этом признании, и это вывело его из себя.

— Я правду тебе говорю, Гук де ла Фэ. Как бы еще могла она войти в башню? Только у Франсуа есть ключ, тебе это хорошо известно, как и мне.

Гук вздрогнул. Альбери опять прочитала его мысли. Он заставил себя успокоиться. Ведь у него были и другие мысли, он больше не мог рисковать.

— Хорошо, Альбери, я тебе верю. А что произошло потом?

— Лоралина использовала смесь из серы, извести и пороха. Она хотела заставить Франсуа де Шазерона думать, что сам дьявол наказывает его. Она все делала одна, знала, что я могу ей помешать. Думаю, я ошиблась, когда сказала, что Франсуа возвращается в Воллор и мы сможем без опаски встречаться с Антуаном де Колонем. Она этим воспользовалась, Гук. Я и не подозревала в ней такой решимости, о чем очень сожалею.

— А взрыв?

— Загадка! Предполагаю, что некоторые вещества становятся опасными при сильном нагревании. Бросив пергамент в горн, Франсуа, вероятно, усилил какую-то химическую реакцию. Это единственное объяснение. Лучше бы он сдох от этого, — поморщилась она, не отводя глаз от мужа, — мне нисколько не жалко его, ты знаешь, но ни Лоралина, ни я не способны на убийство. Вот Изабо — может быть. Если он должен заплатить жизнью за причиненное зло, его уже давно настигла бы кара.

Гук на шаг придвинулся к ней. Он вдруг во всем разуверился. В глазах Альбери появился тот необъяснимый блеск, который всегда неодолимо притягивал его к ней. Она тяжело опустилась на кровать.