Мне до безумия было приятно ощущать, как член Кирилла становится тверже прямо в моем лоне. Наполняет меня все больше.

Свободной рукой, мужчина плотно, до боли прижимал меня к себе, не позволяя двигаться. А сам покорял меня мощными, резкими движениями, чуть замирая перед каждым следующим. Вырывая из моего горла вскрики, полные наслаждения. Было даже немного больно, но эта боль была самой приятной из всех, что я когда-либо испытывала.

Кирилл не прекращал притом вылизывать и покусывать мою шею. Заставляя меня буквально распадаться на атомы от наслаждения. Я повернула голову и подарила ему поцелуй полный безумия и страсти, что сейчас заполняли мое сердце.

Кирилл ускорил темп, и мне казалось, что от остроты ощущений я вот-вот лишусь чувств.

Не лишилась, но только лишь потому, что такие соития, переполненные дикой животной страстью, никогда долго не длятся.

Голова кружилась, ноги просто не держали. Благо уже начало холодать, и прохладный ветерок быстро привел нас в чувства.

— Сейчас бы только в теплую постель и баиньки с тобой на плече, — промурлыкал Кирилл, отстраняясь и начиная омывать себя.

— Не забывай, кто я, — напомнила с нескрываемой печалью, тяжело вздохнув. Вот и закончилась страстная сказка для взрослых.

— Бывшая жена моего отца, если я не ошибаюсь?

— Я мать твоих уже довольно взрослых сестер, которые просто боготворят вашего общего отца и никогда не простят нас за его предательство. Если они узнают о том, что случилось сейчас и на что ты еще там рассчитываешь, они навсегда. На всю жизнь, проклянут нас и останутся с ним и на его стороне. Навсегда. Подчеркиваю. Понимаешь ты это?

— Мы, конечно же, не сразу им расскажем. Все подготовим, подберем слова.

— Да какие слова можно подобрать к тому, что теперь из маминой спальни будет выходить даже не чужой дядя, а их собственный брат? Ладно бы еще Миша пил, допустим, бил нас, или морально как-то издевался. Тогда бы они, может быть, и приняли бы это еще и с радостью, но ничего подобного не было. Миша нас не обижал никак, и они его обожают! Ты знаешь! Им не три года уже, что можно как-то заболтать, чтобы восприняли все как должное и быстро привыкли.

— Тогда остается лишь один выход — отец сам должен им сказать, что то, что мы вместе, это нормально. Что мы любим, друг друга, а любящие люди непременно должны жить вместе, и он на нас не сердится. Его они послушают. Нужно, чтобы мы все остались в дружеских отношениях. Вот и все.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И все? Серьезно? Пойдешь к отцу и попросишь не сердится, что трахаешь и любишь его жену, да еще и девочек в этом убедить попросишь? Так просто все? — сказать, что я была поражена этой идей, считай, просто промолчать.

— Ну, а какие еще варианты?

— Забудь меня! Забудь все, что сейчас было, — черт! И почему голос предательски дрожит от сдерживаемых слез! — Хотел? Получил и успокойся. Мало ли в твоей жизни было случайного секса? Раз уж теперь остаешься здесь, заново присмотрись к Елене. Она до сих пор течет, едва тебя увидев. Прямо укажи ей на ее прежние ошибки. Баба умная, поймет.

— А ты думаешь, не говорил? Да и поздняк метаться. Хоть ковром она теперь стелись — разбитого не склеишь. Да она мне и нужна то была, только чтобы о тебе постараться забыть. Не вышло. Ты хроническая, вросшая в моем сердце, заноза.

— Занозы вытаскивать, иногда безумно больно. Я знаю. Но нужно. Без них и дышится и живется легче и забываются они, когда вытащены, довольно скоро.

Кирилл подошел и обнял меня за плечи:

— Марин, мы найдем выход! Мы все сможем. Все преодолеем! Только не гони! Признайся, что я тебе тоже нужен, и мы все сможем.

Предательские слезы душили, но сглотнув тяжелый ком, я продолжила:

— Кирилл, ты замечательный! Я безумно тебе благодарна за поддержку и заботу, за то, что примчался сегодня спасать, и эта близость, она тоже лучшая в моей жизни, но мои дочери мне дороже. Пойми. А Миша, если его от сей новости сразу инфаркт не хватит, но захлестнет ярость. И никогда он нас не благословит. Никогда. Ты бы тоже не благословил на его месте. Разве нет?

Кирилл промолчал, кусая губы, мне показалось даже, что в его глазах блестят слезы.

Я пошла на берег и, давясь, неизвестно с чего нахлынувшими слезами, принялась отряхивать от песка джинсовый комбинезон. Белье, просто не стала надевать. Томление в теле сменилось отчаяньем в сердце и головной болью от раздражения на всю эту ситуацию.

Домой ехали молча. Я видела, что Кирилл раздражен, а скорее всего в ярости, но на что он надеялся? Что спокойно откажусь от детей, отдам их отцу и буду с ним наслаждаться жизнью?

Это невозможно. Никого дороже дочерей у меня нет. И на хуй, чьим бы он не был, я их не променяю никогда. А идея с благословением от Михаила, просто бред бредовый. Да любой отец на его месте, сына просто проклянет. Отношения у них и так весьма прохладные и я совсем не хотела становиться причиной капитального раздора в семье. За связь со мной, его еще и мать проклянет стопроцентно.

Кирилл мне очень дорог! Я это поняла сегодня очень ясно, чуть не умерев от страха, когда стреляли и он был там и мог погибнуть, но, я не могла сейчас ответить, хочу ли я отношений с сыном мужа. Даже если допустить, что он меня действительно любит, то в моем то сердце, все еще не угасли чувства к Мише. Для меня всегда, во всем мире существовал только он. Единственный мужчина. На других и не смотрела никогда. На все время бесящего Кирилла, в первую очередь.

Вообще ничему сейчас не готова. Переболеть бы, отдышаться годик.

Хотя, эту близость я не забуду еще долго, а возможно, что и никогда. Так хорошо, мне не было даже в наши с Мишей первые месяцы.

И если уж совсем честно, то я бы хотела повторить такое еще и еще, но только при условии, что будет только секс. Без каких-либо претензий, на что-то большее.

Может, стоит сказать ему об этом?

Взглянув на суровое лицо Кирилла, не решилась. А подумав еще, решила, что и не надо. Если он действительно меня любит, я только подам ему лишнюю ложную надежду.

Так будет не честно по отношению к нему, чем скорее он вырвет меня из своего сердца, словно занозу, тем лучше.



Кирилл вошел в мою квартиру следом за мной.

— Я побуду с тобой, чтобы тебе спалось спокойнее.

Я хотела возразить, но вовремя передумала, после пережитого, спать одной, в чужой квартире, было бы просто жутко. И я была даже благодарна хмурому Кириллу, что он сам додумался не оставлять меня одну после такого жуткого дня. Даже не смотря на наш неприятный разговор, он проявляет обо мне заботу.

Приятно.

— Спасибо. Проходи.

Кирилл выглядел таким хмурым, что я не выдержала: подошла, положила руку на плечо, а он посмотрел на меня с такой надеждой, что у меня сердце от боли сжалось, и из горла невольно вырвался тяжелый, прерывистый вздох.

— Не сердись, прости меня, но подумав немного, ты поймешь, что я права.

Сказала как можно ласковее и быстро прошмыгнула в ванную, не дав Кириллу ответить. Приняла душ, тщательно промыв волосы от песка, завернулась в огромное, желтое полотенце и вышла к Кириллу.

— С легким паром. Можно я тоже помоюсь?

— Конечно.

На мужчину было жалко смотреть. Он выглядел так подавленно, как выглядят люди, первый день переживающие смерть близкого друга. Видимо он, сам понял, что я права и это осознание убило в нем весь восторг, и всю окрылившуюся было надежду, быть со мной. Неужели, он действительно серьезно надеялся, что я вот так вот легко и беспрепятственно просто перепорхну из отцовской постели в его?

Просто удивительно! Вроде взрослый мужчина и должен понимать, что не так все просто в этой жизни.

В памяти всплыли недавние события и его слова:

— Я не люблю тебя!

— Полюбишь! Его же полюбила!