— Держите, господин. Добрый мед, из погреба старосты. В дорогу муж сестры дал, щедрый человек. Вы глотните, не стесняйтесь. Самое то для путешественника.
— Нет, спасибо, — отказался Роб. — Хочу сохранить голову трезвой, если что.
— Так кто ж говорит о том, чтобы напиваться, господин, — удивился и, кажется, немного обиделся Кормак. — Я так предлагаю, пару глотков для успокоения. И спать будет легче, и мысли прояснятся, и на душе легче будет. А коли не хотите из одной бутылки со мной пить, так я могу вам в посудину какую плеснуть немного — вон, хотя бы во фляжку вашу. Только воду выпейте оттуда, а то разбавлять медовуху водой — это неправильно уже.
— Кормак, я же сказал, что не хочу, — чуть раздраженно ответил Роб. Впрочем, Кормак понял его настроение и то, что дальше предлагать бессмысленно, поэтому пожал плечами.
— Ну, как хотите господин, дело ваше. А я, пожалуй, сделаю пару глотков. Для душевного успокоения, значит, — с этими словами Кормак с хлопком вытащил пробку и основательно приложился к горлышку бутылки. Сделав изрядный глоток, он шумно выдохнул, утер рот рукавом и произнес:
— Ладно, господин, вы, ежели хотите, ложитесь спать, а я еще посижу, покараулю. Ежели что, разбужу вас, ясное дело, — и, взяв свой дорожный посох и прихватив бутыль, немного отошел от костра и сел, прислонившись спиной к дереву, глядя в сторону тракта.
Немного поразмыслив, юноша решил воспользоваться предложением Кормака. Он снял свой плащ, и, накрывшись им, лег прямо на одеяло у костра, подложив под голову сумку. Поворочавшись на жесткой земле, юноша, тем не менее, скоро уснул.
Проснулся Роб резко, словно от какого-то непонятного, неясного чувства. Вокруг по-прежнему было темно, однако костер уже догорал. Значит, юноша проспал около двух-трех часов. Роб уже хотел было лечь обратно, накрывшись одеялом, и вернуться ко сну, как вдруг заметил нечто странное. А точнее — отсутствие Кормака. Место, где он сидел, пустовало, рядом с костром и на небольшой поляне, выбранной Робом для ночевки, его тоже не было. Однако, мешок и дорожный посох лежали у костра, что явно указывало на то, что Кормак не ушел. Но как только юноша стал подниматься, намереваясь поискать своего случайного попутчика, как тот сам вышел из-за деревьев сбоку.
В руках мужик держал какую-то тонкую недлинную палку, внешне похожую на дудку. Увидев, что юноша проснулся, Кормак остановился и произнес:
— А чего вы проснулись, господин? Меня потеряли? Так я отлить ходил. Так что спите дальше.
— А дудка в руках зачем? — спросил Роб.
— Так это, вырезал вот. Из ветки. Родным в подарок, — нашелся Кормак, но Роб вдруг почувствовал, что он врет. Только вот непонятно, почему. Если у него в мешке была дудка, так бы и сказал. И хотя беспокоиться было не о чем, но эта дудка в руках мужика отчего-то насторожила юношу. А события последних дней научили Роба доверять своему чутью, поэтому он продолжил спрашивать:
— А чем вырезал? Ты же сказал, что у тебя, кроме посоха, ничего нет, — Кормак молчал, и Роб, положив руку на рукоять меча, произнес: — Кормак, ты ничего не хочешь мне сказать.
Мужик открыл рот, вероятно, чтобы объясниться. Но вместо этого вдруг резко поднес дудку к губам и дунул в нее.
Вместо свиста дудка издала приглушенный хлопок, а затем руку Роба, лежащую на рукояти меча, вдруг пронзила резкая боль. Юноша изумленно уставился на нее и увидел, что из правого плеча у него торчит небольшой, не длиннее среднего пальца, дротик. И, увидев этот дротик, юноша понял, почему дудка в руках Кормака его насторожила.
На самом деле, это был не музыкальный инструмент, а духовая трубка — оружие, стреляющее вот такими вот небольшими дротиками. Учитель Анвар как-то рассказывал о них Робу, и даже показывал рисунок. Подобные трубки — одно из излюбленных оружий арсийских убийц. И хотя сами дротики могли убить кого-то только при попадании в глаз или горло, их обычно смазывали ядом, который попадал в кровь и делал всю работу за убийц. Наверняка и дротик, торчащий сейчас из плеча Роба, тоже был ядовит.
Словно подтверждая догадку юноши, от того места, куда попал снаряд, вниз по руке стал распространяться холод. Роб попробовал поднять свой меч, но рука не слушалась его. Тем временем Кормак вновь поднес трубку к губам, и второй дротик впился Робу в ногу чуть повыше колена. Затем Кормак опустил трубку, и, приблизившись к юноше, произнес.
— Вообще-то да, кое-что сказать хотел, — его голос и манера говорить теперь были совершенно не был похожи на то, что Роб слышал при встрече. Исчез крестьянский говор и запинания, а сам голос звучал намного тверже, в нем появились нотки властности. — Зря ты, парень, медовухи моей не выпил. Сейчас бы спал себе спокойно. А так будет немного больно. Не то, чтобы меня это расстраивало, просто хлопот больше.
Тем временем холод распространялся по телу Роба, он уже не чувствовал своей правой руки и обеих ног. Юноша направил на Кормака левую руку, которая пока что его слушалась, и попытался зачерпнуть из своего магического резерва сил для заклятья. Но внезапно понял, что не может этого сделать. Его магический резерв был с ним, юноша чувствовал его, но воспользоваться не мог, будто невидимая сила отсекла его от магии. Впервые в жизни Роб понял, что не может создать даже простейшее заклятье, и юношей овладела настоящая паника.
Кормак же подошел ближе, и, откинув пинком меч Роба подальше от юноши, произнес:
— Что, колдовать пытаешься? Не выйдет. В яде немного обсидиановой пыли. Я добавил ее после нашего разговора, не зря же тебя спрашивал о колдовстве. Так что к магии у тебя доступа нет. Придется твоему отцу вести торговый караван без тебя.
— Так ты разбойник? Хочешь меня убить и ограбить, да? — спросил Роб, хотя это и так уже было понятно. Юноша уже практически не чувствовал своего тела, язык ворочался с трудом, а глаза начала застилать тьма, сознание ускользало от юноши.
— Убить? Нет, — ответил Кормак. — Ну, вернее, не сразу. Впрочем, не хочу портить тебе сюрприз, скоро и сам все увидишь. Вообще, я бы на твоем месте радовался — послужишь великой цели. Мы ведь не совсем разбойники. Хотя ты и подобные тебе скудоумные поклонники светлых божков вряд ли это поймете. Впрочем, на ваше понимание мне плевать. Наслаждайся ощущениями.
Последнее, что увидел Роб — как из-за деревьев выходят еще несколько человек и направляются к нему. А затем сознание юноши помутилось окончательно, и он провалился во тьму.
Интерлюдия. Граф
Граф Зигмунд фон Моргейм стоял на небольшом пригорке, заложив руки за спину, и обозревал поле боя. Его взгляд был устремлен на замок, где сейчас догорали последние пожары, из которого и в который сновали солдаты его армии, вынося своих раненых и убитых товарищей.
Но потери среди солдат не особенно заботили графа. Куда больше его волновало, не смог ли кто-либо из людей, бывших в замке, спастись из той смертельной ловушки, в которую они попали прошлой ночью. Потому что в этом случае весь тщательно разработанный план мог подвергнуться большому риску. А рисковать без необходимости Зигмунд не любил, и поэтому сейчас с нетерпением ждал донесения своих разведчиков, отправленных осматривать окрестности.
Позади него на холме стояли несколько офицеров его немногочисленного войска. Так как Зигмунд находился на вражеской территории, слишком много солдат он взять не мог, ограничившись отрядом в семьсот человек. Но даже так, если бы не маскирующая магия Асмодеи, их бы раскрыли еще при переходе границы Дальвейса.
Вспомнив о ведьме, Зигмунд ощутил слабый укол страха, который, впрочем, тут же был подавлен вспыхнувшим гневом. Хотя граф, в отличие от большинства дворян, воевал с малых лет, и в многочисленных битвах успел увидеть много такого, от чего менее крепкий духом человек рисковал тронуться умом, ведьма вызывала в нем безотчетный страх. К тому же, в последнее время она стала слишком своевольничать. Трактует его приказы, как хочет. Иногда пропадает, никому ничего не сказав, не спросив его, графа, дозволения, а затем так же внезапно появляется вновь. Зигмунд сжал закованный в латную перчатку кулак. С этим необходимо было кончать. Если его солдаты будут видеть, что им может помыкать какая-то баба, пусть и сильный маг, это может плохо отразиться на дисциплине. Но, к сожалению, ведьма была ему нужна. Пока нужна.