Так и в этот раз вышло, Лизка рано поднявшись, и даже проснувшись не полностью, курой испуганной на кухню метнулась и приволокла княжичу молока кружку да пару пирожков с яйцом и луком, чтоб значится как проснулся, так брюхо чем утешить было. Не стал однако Темников чрево баловать, на молоко с пирожкам и не взглянул вовсе, а Лизку обхватив под одеяло потянул. И ласкал её там и нежил, со страстию дикой будто в первый раз получивши.
Вообще рыжая поражалась, баб понаслувшавшись, княжич-то как чувствовал её настрой — и никогда поперёк воли к близости не принуждал. Очень уж не хотелось Лизке думать что то она сама такая, завсегда готовая, Глаша об сих девках оченно не хорошо отзывалась, и Матрёна Игнатьевна губу осуждающе поджимала. Так что лучше принять было что то его сиятельство такой особенный, тем более было с чего.
Так или нет, но княжич баловство утрешнее окончив отдыхать ей разрешил а сам по делам своим отправился. А Лизке такое в радость, развалилась на кровати, разнежилась, зад голый из-под одеяла выставила, только что мурчать аки кошак не начала. И вдруг голос от двери: — Надо же, какой вид завлекательный. Так меня, пожалуй что, никогда ещё не встречали.
Чужой голос, незнакомый, чем-то на манеру Александра Игоревича говорить похожий. Только княжич хрипит, а этот, вона, шепчет. Лизка заверещала, свинёнком ошпаренным, и под одеяло юркнула. И оттуда уже из-под защиты пуховой, надёжной на гостя незваного глянула. Ну что тут скажешь, поспешила рыжая визитёра сего в гости записывать. То не гость в дверях стоял, к косяку прислонившись, то хозяин здешний полновластный — сиятельный князь Темников Игорь Алексеевич.
— Ой, сказала Лизка и опять под одеяло полезла.
— И тебе «Ой», девица, — ласково улыбнулся князь, только вот глаза у него не шибко ласковые сделались. С прищуром испытующим чёрные дыры на неё уставились, и держат так что не сморгнуть. Фамильное это у них видать, у Темниковых, эдак вот взглядом к месту приколачивать.
— И кто же ты такая, красавица? Чьего роду будешь, да что в сей кровати делаешь?
— Синица я, — честно ответствовала Лизка, — лежу туточки.
— Экое диво, — вроде как, удивился Игорь Алексеевич, — всякого зверя-птицу на своём веку видал, а вот синицу пододеяльную раньше встречать не доводилось.
— Не, — совсем перепугалась девка, — Лизка я — Тимофея Синицы дочка младшая. Меня его сиятельство княжич в услужение взяли.
— Ага, — понимающе кивнул князь, — а службу, стало быть, тебе в кровати исполнять велено. Ну что ж, похвально — вижу, трудишься не покладая… чего там у тебя не покладается?
— Нет же, — заторопилась Лизка, — сенной девкой быть назначено. Вы не подумайте, ваше сиятельство, я работу справно делаю, и чисто у меня завсегда, и княжич обихожен.
— А ты знаешь, верю. Чтоб такая рыжая, да юнца не обиходила? Вот верю, тебе Лизка Синица! Ты мне одно только скажи, — шепчущий голос Игоря Алексеевича, враз сделался доверительно свойским, — то Алексашка велел тебе иные обязанности исполнять? Ну те что о ночной поре трудов требуют. Ты говори, девица, не бойся, наказывать никто не станет.
— Нет, — прошептала Лизка, — то я сама. Захотела.
— Сама, значит?
— Ага. Сама.
— А зачем? Что получить хотела-то? В работе послабление, или для семьи какую выгоду?
— Да я… да вы… — Лизка от возмущения даже бояться забыла, раскраснелась вся и из-под одеяла полезла, хорошо хоть опамятовалась, сообразила что перед князем телесами голыми сверкать не след. — Как вы можете говорить такое, княже! Я что хотела то получила ужо!
— И что же это? — полюбопытствовал Темников.
— Самого Александра Игоревича. А более мне ничего и не надо.
— Вот как? Александра значит? Выходит мил он тебе?
— Очень, — смутилась Лизка.
— Так может ты и в княгини метишь? Ну а что, — принялся размышлять вслух Игорь Алексеевич, — девка ты молодая, здоровая. Княжичу, видать, по нраву. А после Петровой-то кухарки[1] люди не сильно и удивятся. Опять же, родословную тебе сочинить можно достойную, не хуже чем у заводской кобылы. Что, Лизка Синица, пойдёшь в княгини
— Нет! — испуганно выкрикнула девка, и заныла умоляюще, — Не нужно меня в княгини, пожалуйста.
— А что так? — удивился князь, — Чем тебе дворянство наше не угодило?
Лизка замялась, взглядом по опочивальне заелозила в поисках ответа верного. Однако ни резной комод, ни плотные тёмные занавеси на оконце подсказывать ей не спешили. Надкусанный пирожок тоже хранил угрюмое молчание.
— Так ведь княжичу не придуманную родословную в жёны брать, — начала пояснять Лизка, — ему, ить, с другими родами связи налаживать нужно, да и молва людская також не пустой звук.
— Умная. — довольно прищурился его сиятельство, — Умная это хорошо, но не всегда. Вот обманываешь ты меня сейчас, Лизка Синица. А я лжу очень не люблю. Мне, девка, всегда правду говорят. Всегда и все, веришь ли?
Лизка верила. Потому что, таким холодом ночным, страшным на неё от двери повеяло от которого и одеяло пуховое не защитило бы. И солгать такому холоду ну никак бы не вышло, при всём желании.
— Забудет он меня, — смогла выговорить она наконец, — коли женой его стану так и позабудет. Посадит навеки здесь, в имении, да раз в году навещать станет. И то, станет ли? А я не хочу так, не нужно мне то дворянство обманное. Я с Александром Игоревичем быть хочу. Подле него завсегда.
— А так не забудет? На другую сменять не захочет?
— А нашто? — удивилась Лизка и даже бояться на время забыла, — нашто менять, коли мне ничего и не нужно?
— В фаворитки, стало быть, нацелилась, — продолжал размышлять вслух Игорь Алексеевич, — ну что сказать — разумно, весьма разумно. У иной фаворитки власти-то поболее чем у законной супруги будет.
Лизка поморщилась, что за фаворитка она не знала, но по смыслу догадаться немудрено было.
— Да не нужна мне власть, ну вот нисколечко.
— То пока, — отмахнулся князь, — от молодости да глупости наивной. А постарше станешь так и желание появится, уж я-то знаю природу вашу бабью. Но это хорошо, это правильно.
Князь помолчал, задумавшись. И Лизка молчала, да что там молчала она и дышать-то громко побаивалась — а ну как осерчают его сиятельство.
— Александр где? — прервал затянувшуюся паузу князь.
— Княжич в кабинету пойти изволили, — с готовностью подсказала девка, — с бумагами по зерну да воску разбираются.
— Угу, — кивнул каким-то своим мыслям Игорь Алексеевич, — ну и я туда пойду, стало быть. А ты, Лизка Синица, подымайся да следом ступай. Только оденься — нечего голым задом на всё имение сверкать.
Так быстро Лизка ещё никогда не одевалась. Казалось мига не прошло а вот она уже, при полном параде, перед дверью стоит, мнётся, постучать не решаясь. Стукнула, всё же, смелости поднабравшись, и сразу следом вошла, чтоб не передумать значит. В кабинете, противу ожидания, всё спокойно оказалось. Ни шуму, ни ругани. Князь за столом сидит — бумаги просматривает, а младший Темников за его плечом пояснения даёт. На Лизкино появление Игорь Алексеевич внимания не обратил, княжич же только бровь вопросительно вздёрнул, но тоже ничего не сказал. Так и продолжал доклады делать. Лизка мышкой в углу замерла, стоит не шелохнётся. Наконец Темниковы бумажную возню окончили и князь потянувшись из-за стола поднялся.
— Это что? — ткнул он пальцем в перепуганную девку.
— Синица, — безразлично ответствовал княжич.
— Я вижу что не выдра, что она в кровати твоей делала?!
— Лежала, вероятно, хотя могу ошибаться — сам не видел.
— Александр, — построжел голос князя, — я приезжаю, захожу в твою опочивальню и что я там вижу?
Княжич изобразил недоумение на физиономии, мол, даже предположить боюсь.
— Девку я в твоей постели вижу, — вздохнув, закончил старший Темников.
— Но батюшка, — возразил Александр, — кабы я туда мужика клал пересуды начались бы.
Вот вроде и спокоен княжич, отшучивается даже, только Лизка-то уж узнать его успела, оттого и не обманывается спокойствием кажущимся. Видит что злится он, однако же себя сдерживает.