Некоторое время мы ещё перезванивались с Сергачёвым, а потом как-то в один миг потерялись.

И вот теперь судьба неожиданно предоставила нам шанс вернуться в нашу буйную артистическую молодость.

— Завтра в двенадцать. И постарайся… А, всё равно ведь опоздаешь! — радостно, будто это очень весёлое занятие — считать мои опоздания, сказал лучший в мире режиссёр и повесил трубку.

Я уже знала, что сейчас он арендует малую сцену и несколько помещений в местном драмтеатре, плюс параллельно перестраивает тот самый заброшенный дом культуры, где мы впервые столкнулись с Иваном.

К открытию новой театральной площадки Женя собирался успеть выпустить премьеру и силами старого состава восстановить четыре пьесы из прежнего репертуара, одна из которых была новогодней сказкой.

Получилось, что я занята в четырёх постановках из пяти, причём, в премьерной было всего два действующих лица, а роль — идеально подходила для бенефиса. Посему так и порешили: все сборы от первого спектакля отдать в фонд развития театра.

Женя милостиво предложил мне уступить кому-нибудь одну из старых ролей, чтобы не загружать сверх меры, но расстаться с любым из когда-то выстраданных образов было выше моих сил, и я отказалась.

— Ну не потянешь же! — возмущался Женька.

— Потяну.

— Отдай!

— Нет.

— Роль большая, времени в обрез…

— Ни за что!

Мы сидели в соседнем с театром баре, куда заглянули после репетиции.

— Рит…

Я упрямо сжала губы и отрицательно помотала головой.

Женя посмотрел на меня чуть иронично, вспомнив, вероятно, как я упиралась и не хотела возвращаться, а вот теперь рублюсь за каждую роль, и, вздохнув, уступил.

— Ладно. Но увижу, что выматываешься, сниму без разговоров. Согласна?

Я кивнула и заверила, что девушка я выносливая, и такая нагрузка для меня — сущий пустяк.

Но это было неправдой. Морально я была уже достаточно измотана. И дело не только в смерти Саввы и долгом отсутствии Виктора.

В одну из встреч Добромир огорошил меня новым известием.

Мы встретились в кафе на набережной в перерыве между репетициями.

— Маргарита Николаевна, скажите, а вам такое имя — Фалеев Станислав Игоревич — знакомо?

Ну нашёл что спросить! У меня вообще с этими именами беда…

Я порылась в памяти.

— Нет, Добромир Петрович, впервые слышу. А это кто?

— Убийца… — со вздохом сказал он.

— Саввы? — вздрогнула я.

— Нет, вашей Кати… — он полез в папку, но ещё до того, как передо мной легла фотография, в моём мозгу что-то щёлкнуло, и я практически за секунду до этого сдавленно произнесла:

— Кличка Фал?..

Фото опустилось на стол — на меня смотрел знакомый мордоворот.

— Да, я его знаю. Пойдёмте сходим к морю, Добромир Петрович… — мне стало резко нехорошо, горло сдавило спазмом, будто его схватили невидимой рукой, в голове одна за другой проносились картины.

У меня был повод застрелить этого ублюдка![3] Был! И тогда Катя осталась бы жива… На какое-то мгновение весы судьбы оказались в моей руке, только я этого не знала. И теперь корила себя заново.

Второй мой знакомец, Валентин, приятель Фала, встречаясь с сестрой Кати, по случаю познакомил их обеих с Фалеевым, и тот попытался приударить за девушкой. Но получил резкий отказ. Какое-то время он её буквально преследовал, а потом плотно присел на наркоту и на время забылся. А недавно случайно увидел нас с Катей, выходящих из офиса. В деградированном мозгу со страшной силой всколыхнулась обида — стычка со мной тоже ещё не забылась. Услышав от друзей про маньяка, урод решил закосить под него и поквитаться если уж не с обеими, то хотя бы с одной из «этих зазнавшихся сук»…

Собственно, от Валентина, проверяя контакты девушки, Кондратенко и узнал об этом отморозке.

Холодный ветер привёл меня в чувство, но на эмоциях я совсем не ощущала холода. Смотрела на серое море и думала, как примирить себя с этой ужасной действительностью.

— Добромир Петрович, я не знаю, как правильно… Я не хотела стрелять в этого подонка… но не знаю, чего в этом было больше — страха, что меня привлекут за превышение мер самообороны, или принципиального нежелания становиться убийцей…

— Я очень хорошо вас понимаю, Маргарита Николаевна… — следователь взял меня под руку и повёл обратно. — Пойдёмте, а то простудитесь. Нормальным людям сложно принять, что в мире давно идёт невидимая война. Когда перед тобой открытый враг — всё намного проще. А вот так, когда враг неявный — всегда хочется надеяться, что человек ещё не до конца потерян… И тут никто вам не скажет, какой поступок будет правильней. Не корите себя, идеалистам и без того здесь несладко приходится.

Легко сказать — не корите… А как? Если тебя наизнанку выворачивает…

Время неумолимо приближалось к свадьбе, но мне было откровенно не до неё. Приезд жениха по-прежнему откладывался, а сама я не вылезала из театра. И если б не Галка, которая, глядя на всё это, занялась организацией мероприятия, у меня бы, наверное, даже свадебного платья не было.

Хорошо, хоть проблемы со сном прекратились. Вымотавшись за день, я мгновенно засыпала, спала без сновидений и, кажется, даже просыпалась в той же позе, в которой, уткнувшись в текст очередной пьесы, уснула накануне.

[3] Эпизод, описанный во второй книге цикла «Маргарита».

— Жень, а нельзя героиню как-нибудь переименовать? Терпеть не могу имя Нина, — я раздражённо хлопнула пьесой по столу.[4]

— Нельзя, — лаконично отозвался из зала режиссёр, на секунду оторвавшись от разговора с незнакомым мне молодым человеком.

— Ну скажи, как такое играть?! — продолжала капризничать я, в ярости меряя сцену шагами. — Жень, мне правда не нравится!

— Ну что я могу поделать? — он вновь посмотрел в мою сторону и развёл руками. — Все вопросы к автору.

Сергачёв засмеялся, знаками показал, что выйдет покурить, пока мы тут разберёмся, и скрылся в кулисе. Вот змей, довёл меня почти до белого каленья и смылся!

Моё раздражение было вызвано не только упомянутым именем, а ещё и тем, что Влад полрепетиции надо мной измывался.

Мизансцена была такая: героиня толкает героя, уперевшись ему в грудь руками, и при этом произносит текст. Выучить всё я ещё не успела, но этот кусок пыталась воспроизвести по памяти, а Влад, поганец, невинно глядя мне в глаза и нагло улыбаясь, всю дорогу шептал: «Сейчас забудешь, сейчас забудешь!» Я отвлекалась, сбивалась, и приходилось в который раз начинать заново.

С чего вдруг на него напало такое ребячество, не знаю, должно быть от радости, что мы снова все вместе. В общем, тот ещё паразит!

Конечно, ему хорошо, у него реплик в два раза меньше, да к тому же часть из-за двери, их можно вовсе не учить. А тут попробуй в короткое время такой объём запомнить, когда мозги совсем не варят!

Ну, а если быть до конца откровенной, то и Влад тут не при чём. Просто я после этих смертей никак в себя прийти не могу. И свадьба скоро, а жених всё задерживается. И работа у него — не прогулка по парку… Вконец тут изведёшься от всего этого!

— Ааааа! — взвыла я и повалилась в «вольтеровское» кресло. — Витя, спаси меня!

— Стоп, стоп, стоп, про художника Витю мы сегодня не репетируем! — Женя оставил своего собеседника и поднялся на сцену.

— Витя — мой жених, — всхлипнула я.

— Замечательно! Смею надеяться, что по этому имени претензий не будет? Полагаю, оно тебе нравится.

— Нравится. Мне Нина не нравится.

— Рит, ну в чём проблема? Играй женщину, которой не нравится её имя!

Я обиженно посмотрела на его ухмылку и с трудом сдержала закипающие слёзы.

— Да при чём тут имя?! Ей всё не нравится, ей жизнь не нравится, ей сны странные снятся!

— Ты про дирижабль? — миролюбиво осведомился Женя, думая, разумеется, исключительно о пьесе, а никак ни о моих личных переживаниях.