Встревать в очередную разборку было неловко и я, стремясь себя чем-то занять, подрядилась съездить в магазин за какой-то ерундой, а потом кипятила чайник и наливала всей братии кофе.

Наконец, когда строители во время перерыва вышли на очередной перекур, а дизайнер устроился на широком низком подоконнике с книгой в руках, я решилась подойти к нему с мучившим меня вопросом.

— Скажите, Савва, — обратилась я, — а что вы знаете об Апокалипсисе?

— Что? — он оторвался от книги и недоумённо посмотрел на меня.

Затем отложил фолиант и встал. Теперь он возвышался надо мной, внимательно вглядываясь в моё лицо. Я снова подивилась, как меняется цвет его глаз — сейчас радужка была пронзительно-голубой, как чистейшей воды драгоценность.

На миг меня охватило ощущение, что сейчас я узнаю нечто важное, что-то такое, чего ещё не знает никто.

Но ничего не произошло. Савва мягко улыбнулся и сказал:

— Я знаю то же, что и все. Кинематографисты основательно прошлись по этой теме. Впрочем, даже если бы мне была известна точная дата, я бы промолчал. Ибо, как однажды сказал Нострадамус, «…преждевременное знание грядущего излишне и, более того, вредно. Жить будущим человек не умеет и поэтому всякое знание о будущем он немедленно применяет к текущей жизни, что может приводить лишь к хаосу в мыслях и сумятице в поступках». А я не хочу, чтобы у вас образовался хаос в мыслях. Вы мне симпатичны, — он ободряюще сжал мою ладонь. — Живите спокойно, всё равно вам не дано изменить завтрашний день, каким бы он ни случился.

Верно, конечно. Вот не было бы у меня уже в голове полного бедлама, а в поступках сплошного сумбура, тогда бы речь его я посчитала здравой на все сто процентов.

Не знаю, какую религию исповедовал Савва, но то, что он приверженец какой-то очень стройной системы ценностей, было очевидно.

Его воззрения отдалённо напоминали мои собственные давние изыскания в области идеального мироустройства, и я быстро прониклась к парню дружескими чувствами.

Теперь в любую свободную минуту мы пускались в абстрактные рассуждения, рассматривая всевозможные аспекты бытия, и вскоре строительная площадка превратилась для меня в нечто вроде школы философского познания.

Взгляды наши во многом совпадали, но и спорили мы при этом нередко.

Например, есть такая известная заповедь — не убий. Не человека не убий, а вообще. Ну понятно же, что со всеми бывает! Там комара прихлопнул, там на улитку наступил, и никого не парит.

У Саввы было иначе. Паучков и жучков, случайно обнаруженных в доме, он относил на улицу, подальше от людей, чтобы им, не дай бог, не навредили. А если вдруг случайно наступал-таки на какую-то букашку, извинялся, вызывая у окружающих конкретное недоумение.

— Ну а как быть, если на город полчище крыс, например, обрушилось? — как-то спросила я. — Как в этом случае обойтись без убийств?..

— Ну мы же люди, должны что-то придумать, — пожал плечами он и улыбнулся. — Дудочку какую-нибудь волшебную.

В общем, интересный такой человечек, нестандартный. А ещё он умудрялся оправдывать всех, и вот с этим я поначалу спорила до посинения.

— Спокойно, Рита, не всё так однозначно, как тебе кажется, — в таких случаях спокойно говорил он.

В своём общении мы быстро и незаметно перешли на «ты», а меня, так и вовсе не покидало чувство, что я знаю этого человека очень давно.

— Ведь тут, видишь, какая штука, люди поступают так или иначе потому, что по-другому попросту пока не могут. Может, и хотели бы, да не получается. Считай, что это ошибка Создателя.

— Ну давай ещё бога приплетём! Свалим всё на него и будем творить, что кому вздумается, — съязвила я, перебивая. — А вот я думаю, каждый сам выбирает, каким ему быть!

— В общем-то верно думаешь, и в то же время не совсем, — улыбнулся он. — Ведь не каждый даже умеет правильный выбор сделать. Иногда просто от непонимания, как будет правильно.

— Да ну. Уж «что такое хорошо, а что такое плохо» каждый, наверное, отличает.

— А давай на твоём примере? — усмехнулся Савва. — Помнишь, ты рассказывала про парня-писателя, которого любовница бутылкой по голове ударила? А ты потом решила к нему больше не ездить. Ты вообще кому своим выбором сделала лучше?

— Ну как… — растерялась я. — Всем, ему, себе.

— Уверена? А если по-другому посмотреть? Ты и твои друзья получали от прочтения удовольствие, так? Смеялись, настроение у вас поднималось, да? Мысли какие-то гадкие возникали? Нет. Даже хотели грамотно направить человека на определение жанра, вроде бы. Опять же из добрых побуждений, как я понимаю, чтобы смешную пародию обнародовать и других повеселить. Я ничего не перепутал?

Я пожала плечами, не зная, что ответить. В его изложении всё выглядело как-то иначе.

— Сам автор, работая, тоже был счастлив и тому, что вы читаете его произведение, очень радовался. А ты взяла, и в угоду своим ложным представлениям, лишила радости сразу столько людей.

— Да почему ложным?

— Да потому что за уши они притянуты, — рассмеялся он, — и подогнаны под существующую мораль. Ладно, себя и друзей ты просто лишила удовольствия, а вот с автором, подопечным твоим, дело посложнее обстоит. Во-первых, ты разом сделала его несчастным. А во-вторых, возможно, помогла утрамбовать в землю талант.

— Да какой там талант… — я со вздохом махнула рукой.

— Ну рассмешить тоже, знаешь, талант нужен. Может быть, он гений пародийной прозы, только сам пока об этом не знает? А ты, имея, между прочим, на него влияние, просто сбежала, и считаешь, что поступила правильно.

— Хорошо, — сдалась я. — В отношении Ивана, считай, сомнения ты в моей душе посеял. И что мне делать? Пойти и сказать, что как сентиментальна проза его произведение никуда не годится, зато как юморное чтиво — вперёд, огонь?

— Возможно, — кивнул он.

— А ты уверен, что человеку это понравится?

— Не уверен. Но это неважно. Дальше — это уже будет его выбор.

— Ладно, это хоть и не однозначный, но довольно простой вопрос. Давай к убийствам вернёмся. Ты вот любишь всех оправдывать, попробуй мне маньяка-убийцу оправдать, а я с удовольствием послушаю.

— Да нет, оправдывать я никого не стану, — вздохнул он. — Но, с другой стороны, как я уже говорил, человек может сделать только тот выбор, до которого дорос.

— А знаешь, ты прав. Только не в этом. Мне вот сейчас такая мысль пришла, что действительно во многом Создатель виноват. Если он, конечно, вообще есть, а не всё это как-то само собой спонтанно возникло. По-моему, вся проблема в том, что в основу этого мира пищевая цепочка заложена. Ведь он фактически на убийствах построен! И что делать, если и тигра голодного жалко, и косулю? Ты понимаешь, что живя во всём в этом, большинство вообще никогда ни до чего хорошего не «дорастёт»? Само мироустройство не позволит!

Савва слегка нахмурился, задумчиво посмотрел в окно, перевёл взгляд обратно на меня.

— Любопытная мысль… надо подумать.

Он встряхнул головой, попрощался со мной и пошёл работать, а я, поразмыслив немного, решила съездить к Ване в больницу.

В палату я, правда, прошла далеко не сразу. Сидела в вестибюле и думала, что и как сказать свалившемуся на мою голову прозаику. После разговора с Саввой я прониклась некоторой ответственностью за чужую судьбу и сейчас пыталась определить, как же лучше поступить.

Стоит ли вообще что-то говорить? Может быть, лучше повременить? Дождаться, когда он выздоровеет и допишет этот свой дурацкий роман? Вдруг, он вообще его бросит, и окажется, что я опять напрасно расстроила человека.

А если принять во внимание, что об отмене конца света меня никто пока не уведомил, и в любую минуту для нас всех может всё закончиться, так и вовсе глупо получается. Может, пусть уж лучше умрёт в счастливом неведении?

Настроение вновь окрасилось в мрачные тона, на душе было муторно и тревожно, и чтобы потянуть время, я решила позвонить любимому, спросить, когда же он наконец приедет.