«На женскій стихъ въ потемкахъ уповая…» На женскій стихъ въ потемкахъ уповая Ищу отвѣтный риѳмъ склокъ. Безумствуя причинами, листая Подборки словъ, кричу, какъ патефонъ. Кричу, не вѣдая упрековъ: Молчу, глаза пуская въ путь По выдавленнымъ опьяненья сокамъ И уповая, что найду чего-нибудь. На сложности не смахивая бѣды. А принимая свойски антуражъ, Для поддержанія лирической бѣседы Вкрапляю все, какъ въ скорый фаршъ. Труды не подбирая въ осени молчаньи. Все ждемъ иныхъ въ бѣлесости отвѣтовъ. Намъ надоѣло странствовать въ изгнаньи. Ломая дни за ложностью портретовъ. Не вспыхнетъ листъ, дрожащій отъ надрыва Издать свой блескъ поганой тьмой. Ты написала все красиво. Иди за собственной мечтой… «Что часъ ночной велитъ порою?» Что часъ ночной велитъ порою? Читать друзей слова на потолкѣ, Бороться со звѣзды суровою игрою. Чтобъ стать однажды налегкѣ. Не знаю вкуса здѣшнихъ узъ Межъ шрамами, ушедшими въ тиши. Переверну на бокъ иной я грузъ, Мечтая повторить сіюминутные вирши. Но не читается въ туманѣ горизонтъ. Не снится обрученіе дорога И той поры, что, выворачивая зонтъ. Смѣется, выгоняя за порога. Пусть блескъ состаритъ эту тьму; Мы безъ ролей опустошимся. Не нарушая сотвореній кутерьму Самими къ нѣжности мы разрѣшимся… «Такъ мало жизни по угламъ!» Такъ мало жизни по угламъ! Сѣрѣетъ небо, льда капризы Не все кидаютъ сразу къ намъ, Но послѣ безысходности репризы. У всѣхъ по линіямъ руки Расходится дорогъ разнообразье. До чувствъ на пальцахъ медляки Насъ топятъ въ неожиданности фразѣ. Насъ льютъ, асфахьту не давая мухъ Свободы стариться на полкахъ. Свободенъ онъ, покамѣстъ сухъ; Рѣшительность – три капли на иголкахъ. Но кровь – нѣма. Подъ фонаремъ Живется вѣтру средь тѣней. Живѣй меня въ пустынѣ водоемъ. Что сдулъ утесъ какъ брадобрей. Быстрѣй меня – вся ложь открытыхъ книгъ: Раскованнѣй – стучаніе въ окно На безымянности, отвѣтившей: «Старикъ! Съ тобою все давно предрѣшено». Но я молчу. Я въ вѣрности листа Иду съ бугровъ на городахъ. Считая про себя отъ двухъ до ста. Не путаюсь во лжи и бородахъ. Не оставляю пепла. Нѣтъ бумагъ Со мной сравниться у постели. Сорву и раскидаю спѣлый макъ Подъ сумерки отпущенной мнѣ трели. «Бытъ органомъ разлуки – навсегда…» Бытъ органомъ разлуки – навсегда. Себя закрыть – пощада лучшихъ дней. И хоромъ, крикомъ скажутъ всѣ «да», Но въ топкѣ паровоза – графъ Елей. И имярекъ надежнѣй бѣлыхъ рамъ; Цѣннѣй подола съ Солнцемъ ожиданья. Коря себя за нерастаявшій туманъ. Сожму звѣзды огарокъ въ скрежетанье. Не ожидая ярости уснувшихъ проводовъ Я растворюсь на поворотахъ безъ именъ. Съ Морфемъ подѣлюсь совсѣмъ уже безъ сновъ Однимъ осколкомъ, съ коимъ оживленъ Разстаться съ болью, выросшей изъ датъ. Покончившей съ собой на смѣха плахѣ. Рожденный жить безъ нѣжности утратъ Довольнымъ стать не сможетъ въ театральномъ взмахѣ Своихъ тѣней, что, сгорбившись, въ ряды Выбрасываютъ кости размышленій. Все такъ. Но за деревьями костры Не ждутъ отъ глазъ твоихъ прошеній. Ломай же сцену, ибо правды нѣть Въ прошедшихъ падать подъ навѣсомъ Всего, что помѣняло на совѣтъ Отдать слезу за занавѣснымъ лѣсомъ. Гони портье съ его дрожащими руками: Милѣе вой трамвайныхъ перегоновъ. Мѣняемъ въ легкости мы пѣны съ потолками, Не ожидая кресельныхъ поклоновъ. «Ушла, другого взявъ за руку…» Ушла, другого взявъ за руку; Во тьмѣ оставивъ переулка свѣтъ. Въ прикосновеніяхъ по стуку Я все беру, чего ужъ больше нѣть. Не длится вечеръ безпощадно. Минутамъ создавая крахъ. Ложь оконъ ожиданія – всеядна. Когда ты погібаешь на столахъ. Безликій ножъ сильнѣе поворота На даль, что въ сломанныхъ крестахъ. По справедливости бездарнаго Кихота Осѣла пыль въ червленыхъ головахъ. Сто верстъ пути задушены подъ громъ Дверей, не помнящихъ рѣзцовъ. Все снова ставится на томъ. Въ которомъ сняты путы образцовъ. Идти сквозь стѣны – полный домъ Намъ не позволитъ биться разомъ, Чужихъ овацій буреломъ Художникомъ прикинется чумазымъ. Но кисти воздухъ рвутъ во злобѣ! Дано имъ лгать въ ночной патронъ. Что, возлагаясь на утробѣ Стиховъ, та обретаешь свой уронъ… |
