Утро. Рано. Около пяти.
Я на платформу выхожу устало.
На зданіи испариной кривится
Мой Петербургъ, моя столица!
Сознаніе кровь революцій отметало.
Великій городъ! За пріѣздъ прости.
За что прошу разсвѣтное прощенье?
За неожиданность не круглой даты
И вѣкъ мой, опоздавшій въ Рай.
Перешагну путей холодныхъ край,
Приму болотъ засыпанныхъ палаты,
Взгляну на океановъ шелушенье.
Я знать не могъ, что здѣсь петляютъ
По паутинѣ львиныхъ истукановъ
Друзья пера, что свѣтомъ мнѣ дается.
Стоишь ты. Дождь твой льется.
Растрелли улыбается изъ крановъ.
Опоры оконъ темнотой стрѣляютъ.
Поэты живы. И живетъ законъ
Не признавать ихъ до кончины.
Но не боюсь. Иду желѣзомъ паровоза,
Въ землѣ растущемъ, какъ заноза;
Летящемъ, не срѣзая мертвечины,
Поставивъ день рожденія на конъ.
Шестнадцать лѣтъ. Окраина. Подъѣзды.
Изъ форточекъ табакъ. Не только мой.
И разговоры про нескладность разныхъ темъ.
Приснится отдыхъ. Онъ вѣдь нуженъ всѣмъ,
Творящійся уставшихъ вѣкъ каймой.
Меня не замараютъ вычурные съѣзды.
Не такъ ужъ сильно измѣнилось все вокругъ.
Я не былъ здѣсь, но узнаю другое,
Что мнѣ окно показываетъ безпрестанно.
Вскричать бы что-нибудь а Іа «Асанна!»,
Но есть и болѣе на свѣтѣ дорогое,
Чѣмъ безъ стрѣлы въ рукѣ уставшей лукъ.
Писать продолжу. Только кофе стынетъ
И разговоръ не состоялся въ магазинѣ.
Но все прошло. Вернется все съ привѣтомъ.
Прошу у Господа, чтобъ не послѣднимъ лѣтомъ,
Помятымъ на разложенной резинѣ.
Ну все… Потомъ получше что-то хлынетъ.
Тотъ годъ остался не замѣченъ,
Внедряя боль, познанія о сущемъ,
Ломая ровное спасеніе до стѣнъ.
Не выплыветъ изъ вязи Карѳагенъ
Съ намѣреньемъ, ему присущимъ,
Въ которомъ камень основанія – извѣченъ.
Вернусь къ нему еще не разъ.
Онъ живъ и помнитъ золотое тоже.
Ахъ, да! Я не представилъ виноватыхъ.
Надъ склонами оазисовъ горбатыхъ
Испепеленъ мой Римъ. О, Боже!
Ужель собою ты сподобилъ насъ?
Немного въ сторону… И половина острововъ.
Пришествіе второе позолочено углами.
Безчисленная скорость не снимаетъ арфу,
Ревущую, смѣняющую Юлію на Марѳу,
Гуляющихъ попеременно между нами
На фонѣ выпитыхъ дворовъ.
Пока возьму немного изъ дали,
Гдѣ сонъ прошелъ подъ благородство
Несносныхъ утреннихъ часовъ.
У города далекаго на нѣжности лѣсовъ
Не окунаю руки въ пораженья скотство
И не срѣзаю яростью желѣза фонари.
На поступи метро и каменнаго свода
Иду понять, какъ вырваться навѣкъ.
И ложь забуду губъ навѣтомъ.
Простымъ и скомканнымъ привѣтомъ
Прощеніе на улицы, гдѣ снѣгъ
Почти погибъ, накину на народа
Большія плечи, старостью хранимы.
Пуста подъ ними скорость настроенья.
Но крохотная жизнь помѣстится и тамъ.
Въ другой проемъ довѣрено листамъ
Попадать, соскобливъ терпѣнье,
Гдѣ по полямъ гуляютъ херувимы.
У ложнаго залива, снятаго съ вагона;
Поблизости отъ мнѣ подаренныхъ сноповъ
Я, лѣнь призвавъ остановить закатъ,
Жму страстно рукопись палатъ
Какъ обезьяньихъ представляемыхъ клоповъ
Въ дверяхъ, минуемыхъ въ два кона.
И кто бы зналъ, что въ точкѣ сѣрой вѣтки Есть нѣкто.
Станетъ тѣломъ оголеннымъ
За прайды дней финальныхъ заточеній
Мнѣ эталономъ бархатнымъ сличеній
Съ тѣмъ годомъ нравственно зеленымъ
Пристанище безъ осужденія нимфетки.
Дѣйствительно не зналъ, кто ты такая…
Спасибо, что ошибку кинула въ алтарь
Откуда-то свалившейся программы.
Что вынула? Считайте – просто граммы,
Какъ по указамъ рукописнымъ встарь,
Но не своихъ уставшихъ рукъ марая.
Причуды ждутъ лежащихъ подъ портретомъ —
Не связано ничто одной тропою
Отъ этажей различныхъ единицей.
Сегодня становлюсь клюющею синицей,
Губами дѣвъ въ вѣкахъ другихъ арбою.
Мѣняю на дигамму что-то подъ запретомъ.
Я догадался имя вспомнить на дорогѣ,
Что странно называется въ народѣ много зимъ.
И надо было такъ тогда случиться!
Уже не понимаю, какъ шестыми чувствами лѣчиться,
Недугъ понятенъ и неотразимъ…
Одѣлъ бахиллы я медитативныя въ берлогѣ.
Онѣ пришлись мнѣ впору. Вѣрный знакъ!
Но собранность тогда моя была некстати.
Причалилъ тамъ, гдѣ многіе хвалились
По казусу, о коемъ мы договорились.
Я замеръ въ рукъ пустынныхъ стати.
Тогда всѣ разошлись. Но какъ случилось такъ?
Не знаю. И иду я быстро мимо страды.
Въ комъ будешь? Сомкнуты глаза на это. Постой…
Похоже на тебя волненіе среди толпы.
Ты привнесешь незыблемы столпы
По глубинѣ печальнаго кларнета
И станутъ подозрительны утихшіе парады.
На бѣломъ испытаніи словеснаго притворства
Я нѣмъ: не трогаетъ меня сей вечеръ.
Прожилъ я только телефоннымъ тѣломъ
На свѣтѣ, притворяясь смѣлымъ.
Но думаю уже и про другую встрѣчу
Пока не кончилось ошибочной петли знакомство.