Не солоно вкушая семь изъ стрѣлъ,
Катаясь по землѣ, гдѣ дельта – два,
Укромный міръ очнулся ото сна.
Прошла, не оставаясь, самая обычная весна,
Мнѣ лекціи внушая, чувствуя полетъ едва,
Сжигая хворостъ непримѣтныхъ дѣлъ.
Разнообразіе изъ раковинъ временъ начальныхъ —
Тѣнистыхъ проходныхъ забора и кленовыхъ суръ,
Сокрытія непознанныхъ мясистыхъ горъ —
Все только и желаетъ мой безудержный анкоръ
Повѣдать, словно воскрешенный балагуръ,
Найти всѣ горизонты дѣтскихъ глазъ печальныхъ.
Все просто… Разница бросается въ глаза.
Не первый вѣкъ томился ожиданьемъ
Жизнь ищущій, стрѣляющій по стѣнамъ.
И потому въ десятокъ сталъ отменнымъ
Понять неслыханныхъ доселѣ обѣщаньемъ
Ревущій столбъ съ очаровательными «да».
Ища обыкновеніе въ кристалловъ блескѣ
За отвергаемымъ прохожими кустомъ
Пришла задача воздуха чело познать
И обернуться, вспоминая знать
Въ занятіи не очевидномъ и простомъ,
Мѣшая разуму остаться бликомъ лески.
Изъ прошлыхъ жизней часть – напротивъ;
Изъ ощущеній – лѣта безконечность
И мысли о простомъ, понятномъ и моемъ.
Одинъ я здѣсь? Вдвоемъ? Втроемъ?
Кто огородитъ замкнутую вѣчность,
Вставъ на колѣни, не рождая «противъ»?
Кто выйдетъ къ склону какъ новорожденный Богъ,
Къ столбу прильнетъ стыдливо и угрюмо?
Вопросовъ много было въ тѣ мгновенья.
Никто не зналъ, что скоро будетъ тлѣнье
Не съ головы, а съ каменнаго трюма —
Все такъ, какъ замышлялъ растущій мохъ.
Не закопать разсвѣтъ въ разбитый камень мрака,
Разностороннихъ взглядовъ не жалѣть укоръ
И не спасти въ глазахъ упрятанныя слезы.
Но недоступны миражей слѣпыхъ курьезы
По разбѣжавшимся, кто вѣдаетъ отпоръ
Невыносимо выжитаго снами жидкими барака.
Они въ свободѣ одинокихъ опасеній
Мечтать пытаются о возрастѣ изъ глины,
Срывая угли съ райскихъ вишенъ.
И изъ одной, но многолико лишней,
Заросшей пѣснями, гдѣ у корней – эллины,
Печати, вырастаетъ странный хрипъ осенній.
Не рано и не поздно все, что есть, забыть;
Изъ моря вынуть слѣдъ, что не найдется
Въ каратномъ золотѣ въ грядущія недѣли.
Два міра жизнь неброскую надѣли;
Она къ распаду лишнихъ знаній вся протрется,
Гуляя по водѣ и не пытаясь плыть.
Двоякое не сыщется мнѣ слово срамомъ
И не испишетъ листьевъ вырѣзанный годъ.
Но все основано. Колонны золотыя
Приглушатъ сосны, липы вѣковыя;
Ихъ тѣломъ распадется плоть
И въ будущее уплыветъ спокойнымъ ламой.
Одна кровать – гряда подъ облаками;
Прожить не получается въ кавычкахъ
Подъ громъ песочныхъ веселъ до пословъ,
Скрывающихъ послѣдній смыслъ мертвыхъ сновъ,
Замерзшій въ трепетѣ звонковъ, привычкахъ
Нести свой крестъ ладонями и кулаками.
Не проторить того, что выйдетъ залпомъ
Изъ мраморной насечки на стволѣ
Папируснаго августа прямыми до забора
И знаками, и бешеныхъ часовъ затворомъ,
Минуты что смыкаетъ на волнѣ,
Прикинувшись не скатомъ и не карпомъ…
Вотъ такъ и подошелъ къ понятіямъ о славѣ
Разсудка, горькою анаѳемой созрѣвшаго
По поводу необъяснимыхъ дней въ дыму.
Опустошительно я тѣло капли подыму,
Считая по-арабски вдаль смотрѣвшему
Картины, что живыми съ горизонтомъ стали.
Тупикъ, не совершаемый надъ нами,
Больная ночь до міровой потери…
Скажи, большая грусть, гдѣ у крыльца
Расчерчена посуда въ два лица;
Гдѣ насъ просрочили коктейли,
Не окуная въ прорубь маяками.
Въ зеленой зонѣ пограничныхъ плитъ
Черезъ полетъ сквозь лѣтній уголъ
Стоимъ, срывая у футурума погоны.
На пальцѣ первомъ до сихъ поръ поклоны
И прахъ заказанныхъ мной пугалъ,
Что надъ воротами свободою паритъ.
Рука отводитъ въ сторону качели,
Изъ глины хочетъ справно части двѣ
Хоть на одну иль три соединить, разбивъ.
Невѣжествомъ покрытымъ заплативъ
Перегибаемъ все, что сковано въ конвѣ
Безумства вѣчности, гдѣ всѣ огни горѣли.
И въ длинныхъ лапахъ въ желтыхъ рукавахъ
Смотрѣлось вылепленное на мѣсяцъ нѣчто.
А на тропѣ трехъ годовалыхъ странницъ
Прибили къ позвоночнику тяжелый ранецъ.
Закрылъ онъ то, что спрятало навѣчно
Открытыхъ оконъ зеркало, зарывшись въ прахъ.
Не дотянулся до того, что вдаль пропало;
Не взялъ съ небесъ застрявшія ладони
И руки, что ихъ брали лѣтомъ вмѣстѣ.
Творить Венеру не дано и въ тестѣ
Ожидавшихъ на разрушенномъ перронѣ
То Солнце, для котораго Луну скомкало.
Устало шло оттуда до преступныхъ
Синѣющихъ у чая оборванцевъ —
Подтянутыхъ слоговъ къ закрытью темы.
Не забывая въ суматохѣ нужной схемы
Въ строеніи тѣхъ образовъ цѣпляю иностранцевъ:
Другимъ для пыли на лицо доступныхъ.
Не жду, что прояснится ихъ досугъ
Въ почетныхъ номерахъ за ржавчиной рѣшетокъ.
Но сколько стало ихъ, несносныхъ!
Все врутъ въ отрядахъ длинноосныхъ
Въ купаніи по перечню всѣхъ шмотокъ.
Въ стихахъ неваженъ мнѣ тотъ звукъ.
