— Пятнадцать лет? Что за пятнадцать лет могло уничтожить процветающий континент? Разрушить огромные города, свести всю растительность, наземных животных?

— Он, — охрипшим голосом сообщил обладатель единственной сохранившейся на планете книги.

Доктора снова попытались схватить; к изумлению воинов, это им снова не удалось. Галлифреец подскочил к служителю культа, притянул его за мантию на груди:

— Про кого вы все твердите? Кто — Он?

— Стощупальцевый Осьминог, — прошептал Хранитель, и все воины застыли. — Он прячется в каждой тени, Он берёт всё, до чего дотянется. Лишь колдуны в своих небесных замках не боятся Его, а теперь пришли к нам, называясь чужими именами!

Воспользовавшись всеобщим оцепенением, «самозванка» шагнула к правителю.

— Нет, я Ткач, и я докажу вам! — Шеллингнира как будто стала выше, и даже не скажешь, что раны её беспокоят. Зато они беспокоили Доктора:

— Шелли, прекрати! — Скривился, словно от боли. — Вот только не надо лишних жертв.

Князь отвернулся:

— У меня слишком много дел. Повесить.

Дама, которая всё время молча наблюдала и обмахивалась веером, вдруг встала. Под пышной, расшитой жемчугом и зелёными камнями юбкой у неё заметно выпячивался животик. Гребень её был таким же бесцветным, как у обычных селян, по нему вилась диадема из кручёной золотой проволоки.

— Не спеши, Бези. Быть может, это шанс, дарованный богами, восстановить древнее мастерство. Утраченное мастерство!

Хоть кто-то здесь нормальный, неужели?

Правитель с заботой попытался усадить её обратно:

— Ты слишком разволновалась, Нихталити. Если тебе кажутся забавными потуги урода — пускай пробует.

Княгиня отстранила его и прошлась, внимательно вглядываясь в лицо той, что назвалась Платиновым Ткачом.

— Ну что ж, удиви нас, двурукая. Принесите Состав! — крикнула она слугам.

Через двадцать минут всё было готово. Шелли разулась, села на шпагат, между пальцев её ног протянулась нить; вокруг поставили три широкие тубы с носиками.

Девочка работала так быстро, что казалось — у неё даже больше, чем четыре руки. На худенькой груди расположились банки с красками, и каждая из нитей окрашивалась то в перламутровый, то в синий или бардовый.

«Так, раны свежие, крови потеряла прилично, — значит, астения, — прикидывала Инга, — сейчас она упадёт в обморок, а у меня нет нашатырного спирта. Вдруг соплеменники решат, что я её хочу до смерти по щекам захлестать?»

Скучающий рядом Расни произнёс:

— Какого всё-таки ужасного цвета у вас кожа. Ну, темно-зелёная у Шелли и этих, ещё ладно, у крокодила тоже зелёная. Ну светло-голубая у неё, — кивнул он в сторону персикового платья, — похоже на оперение птиц, лягушки такими бывают. Но розовая?! Не-ет, Инга, это просто отвратительно. И мочки ушей у вас больно короткие, у Меранаваны вообще ушей нет, как ты что-нибудь слышишь?

Та резко повернулась:

— Хочешь, мальчишка, я твои уши так вытяну, что из них можно будет сплести шарф и завязать тебе рот?

Красный Кот спрятался за Ингу. Да уж, иллинойку лучше не злить — испепелит, как того прыгуна.

Аккуратные складки гобелена возле напряжённых ног ткачихи росли, словно прилив. Шелли откусила нить — и завалилась набок. Инга кинулась, положила бессильно повисшую головку себе на колени: нет, не обморок, часто дышит, закатив глаза.

Княгиня подскочила с быстротой, неожиданной для её положения, ловким движением накинула работу девочки на верёвку, поверх ковра с гребцами.

Увидев изображённую на ней сцену, Хранитель уронил свой том, а Доктор — рассмеялся.

Там были сверкающие сталью шары, летящие из сумпитана стрелы, девчушка с огненными волосами, играющая на арфе, прикрывшая раненую арахнойку жительница Земли, а ещё и некто седовласый, с воздетой звуковой отвёрткой. В углу ковра красовались круги прозрачных домов, перед самым большим можно было даже разглядеть воина в чёрном и даму.

Княгиня обняла очнувшуюся Шелли:

— Старое искусство вновь обретено! Но как, через столько лет? Где ты пряталась все эти годы?

Шелли молчала, снова прикрыв глаза — видимо, потратила все силы. В Терем вошёл капитан, поклонился.

— Княже, солнце низко.

Князь подхватил девочку из рук Инги, уложил на циновку и отдал приказ:

— Готовьтесь к ночи. Гостей накормить, устроить. Да уберите вы уже копья!

Пока одни слуги сворачивали гобелены со стен и расставляли фонари вокруг стульев, другие накрыли ужин на полу. Блюда были сплошь из морских обитателей; Меранавана приставила тонкую ручку ко лбу:

— Рыбный день тут всю неделю, похоже.

Вбежал одетый в коричневый камзол арахноец и доложил:

— В крайних домах не горит свет. Уже пошли ремонтировать.

— Ой, опять, наверное, что-то с трубой! — Княгиня подпрыгнула. — Пойду, посмотрю.

— Нечего бегать в твоём положении, — зашипел на неё Бези-Наадрзс. — Мои люди справятся.

— Справятся, как в прошлый раз! — Дама обворожительно засмеялась. — Вам, северянам, совсем нельзя доверять технику. Заночую у тётушки Аннибельсаз, не беспокойся.

Она вылетела в арку двери, жестом отослала слуг, которые приготовили носилки с балдахином, и лебёдушкой поплыла между домами в сторону гор.

Князь провожал её тяжёлым взглядом; он кликнул двух воинов и указал идти следом.

Рассевшись по-турецки, друзья приступили к трапезе. Инга выпила целый кувшин какого-то морса из водорослей и попросила ещё, Шелли тоже больше пила, чем ела. Блюда аппетитно курились, пряности превращали рыбу в изысканное лакомство. Во главе «стола» князь выспрашивал Доктора о других мирах, явно строя далекоидущие планы, и скупо рассказывал о себе.

Нихталити Фаниба оказалась тем самым мудрецом, который помог пришедшим с Северных Равнин обустроить деревню, неподвластную Стощупальцевому Осьминогу. В благодарность правитель женился на этой незнатной, но хорошо образованной девушке. На вопросы «зачем вам прозрачные стены?» и «что за трубы она пошла чинить?» князь отмахнулся, дескать, жена придёт — лучше объяснит.

Местный медик перевязал Шелли паутинными бинтами, сунул ей какое-то снадобье, как Инга подозревала, запрещённое в развитых странах: слишком уж у девочки заблестели глазки. Она сделала себе платье с геометрическим узором, взамен изрезанного, и внимала теперь иллинойке — та уже полчаса не могла определиться с дизайном нового наряда.

Дневной свет угасал. За стеклянными стенами просматривался каждый дом, везде ели, пили, кое-где плясали под звуки домры, и в каждом помещении по углам висели мощные фонари, чтобы ничто не могло отбросить густой тени. Деревня сияла.

Пол устилали ковры, на ближайшем гарцевал всадник в золочёных латах, за ним бушевали волны. Вместо забрала у подбородка болталась дыхательная маска, на спине бугрились кислородные баллоны, также окованные бронёй. Шесть стройных ног усатого коня оканчивались маленькими ластами, кремового цвета кожа лошади не имела даже намёка на шерсть.

— Кто это? — спросила Инга у слуги, наливавшего ей пряный напиток.

— Морской кирасир. Наш капитан тоже из них, только вот лошадь теперь на всей Неклиде не найдёшь.

— Почему?

— Он, — выдохнул слуга и поскорей убежал.

Расни рядом мотнул головой с перьями:

— Нет, Инга, я на тебе не женюсь.

— Чего? — опешила та.

— Не женюсь, — отрезал Красный Кот. — Ты мне не нравишься как женщина. Вот что ты сделала для того, чтобы стать красивой? Мочки ушей у тебя не растянуты, до плеч уже не достанут, ты их даже ещё не разрезала! Шея обычная, не удлинённая множеством колец, наподобие шеи стройной антилопы. Татуировки ни одной нет.

Да уж — мода у даяков. Инга фыркнула:

— Глупенький, ты ничего не понимаешь в красоте: настоящая «барби» должна ходить на десятисантиметровом каблуке, уродующем её ногу, ничего не есть, чтобы даже мозги высохли, и каждый день тратить по два часа, сначала нанося на себя косметику, а потом — смывая её.