– Давай, Лиззи, не томи, – поторопил женщину Арчибальд и указал на дневник, – открывай и читай вслух, я тоже буду читать.

Лиззи, шумно выдохнув, раскрыла дневник в том месте, где хранилась ручка Эвелин.

– Лучше начать с того дня, когда приехали отец и Изабелла, – подсказал парень.

– Сейчас, – Лиззи положила ручку себе на колени, и отлистнула дневник назад, смотря на даты.

Оба они не могли не заметить, что подчерк Эвелин был размытым и кривым, размашистым, словно у пишущего не было сил держать в руках ручку. Раньше подчерк был отчетливее и ровнее, а еще раньше и вовсе образцовым и изящным. Наконец, Лиззи нашла нужную дату. Дату, с которой все и началось. То есть, даже по подчерку можно было понять разницу между былым и нынешним состоянием несчастной девушки. Понять, как ей становилось все хуже.

– Вот он, этот день! – воскликнул Арчибальд и подпрыгнул на стуле, – читай Лиззи! Я буду следить!

– Угомонись, бога ради, – осадила его Лиззи, сфокусировав свой взгляд и всю свою серьезность, но у нее была небольшая проблема, – у меня нет с собой очков для чтения, ничего не могу разобрать, – Лиззи передала раскрытый дневник Эвелин в руки Арчибальда, – читай, не громко, но отчетливо и внятно, чтобы я тебя слышала. И не торопись.

– Хорошо.

И Арчибальд начал читать…

***

«С удовольствием мне хотелось бы расписать во всех подробностях тот чудесный вечер, проведенный в кругу семьи, наконец находившейся в полном составе спустя несколько долгих месяцев. Он был чудесен, еда была восхитительной, а вино сладким. Сладости, привезенные отцом из других стран, были выше всяких похвал.

Я была безумно рада видеть отца, была рада видеть его таким счастливым. С Изабеллой, я надеюсь, мы подружимся, и станем родными если не по крови, то по духу.

Но сейчас мои мысли занимает одна насущная проблема, возникшая в моем разуме буквально этой ночью…

Мне приснился кошмар, он был такой насыщенный, такой правдоподобный, что страшно мне становится до сих пор, и трудно удержать себя в руках. Я помню лишь отдаленные смутные образы, но я прекрасно помню свои чувства, когда я все это отчетливо видела. Ужас. Тревожность. Сильный страх, жуткое ощущение, будто кто-то хочет причинить мне боль. Все происходящее было против моей воли, я не могла ничего изменить или как-то себе помочь. Такое отчаяние и чувство собственной беспомощности я чувствовала очень давно, после смерти матери. И вот оно вновь вернулось, пусть и на короткое время, но оно меня напугало до глубины души. Пучина горести и печали…

Мне уже пора идти, я слышу, как отец зовет меня, мы собираемся ехать все вместе на скачки. Я не очень хорошо себя чувствую, но я хочу взбодриться и развеять дурные воспоминания и мысли. Думаю, эта прогулка пойдет мне на пользу, и со временем все окажется не таким страшным и волнующим, каким кажется мне это сейчас.

Хочу верить, что такой сон приснился мне в последний раз, и я его больше никогда не увижу…»

***

«Боже, как же я была не права! Я снова видела тот сон, точь в точь! Та же неприятная комната, тот же пугающий странный коридор, и нет никого здесь, кроме меня, и все же я отчетливо ощущаю чье-то присутствие. Нечто злое и беспощадное следит за каждым моим шагом. Я это не вижу, не слышу, и от этого становится только страшней. Холод пробирает меня до костей, и все тело дрожит, как при лихорадке.

Я понимаю, что это был только сон, когда уже просыпаюсь. Там же, пока я сплю, я верю, что все происходит со мной по-настоящему, как в реальности.

Мне все это очень не нравится. По утрам я чувствую себя такой слабой. Я постоянно хочу спать…»

***

«Вновь и вновь я оказываюсь в той же комнате того же замка

Вновь и вновь пытаюсь прорваться и пробежать как можно дальше

Но все мои попытки обрести ответы и свободу кончаются одним и тем же –

Я возвращаюсь в комнату, падаю на пол и кричу от дикой боли

И безысходности…»

***

«Мои порезы с неустанным постоянством продолжают появляться

А кровь течет так быстро, все ощущения будто бы наяву

Здесь есть какое-то заклятие, я чувствую власть черной магии

Невинная и глупая девушка, как я, этому не противостоит…»

***

«Мои пробуждения становятся все трудными, тяжелее становится переход от сна к яви.

Вскоре я и вовсе стала часто забывать, что вне пределов грез

Есть еще мир реальный…»

***

«Чтобы хоть отчасти сохранить свой разум

Я записываю все свои мысли и сны в этот дневник

Позже я его перечитаю, и попытаюсь во всем разобраться

А сейчас мне нужно поспать…»

***

«Бессилие…безнадежность…одиночество…

Они мои верные друзья в этом плену, доверять я могу лишь себе…»

***

«На данный момент последняя запись в моем дневнике пленницы:

Нет больше сил и желания оставаться здесь

Нет сил и на спасение, я выбираю середину между волей и пленом

Я выбираю путь…»

***

Записи в дневнике Эвелин кончались на этих словах, и Арчибальд закончил читать. Подчерк Эвелин говорил сам за себя и подтверждал силу ее слов. Последняя запись занимала почти всю страницу дневника, буквы были огромными и будто бы изувеченными. Тут и там виднелись пятна чернил и разводы.

На отдельных страницах Эвелин описала свой сон более подробно, поясняя каждую мелочь и деталь. Арчибальд прочитал вслух и это, и он чувствовал, как с каждой страницей дневника его наполняют тот страх и ужас, через которые прошла его сестра.

Лиззи приложила руки к губам: она была в шоке.

– Боже, что это такое… – женщина не могла найти слов, чтобы выразить то, что хотела, после всего услышанного.

– Ей давно не снились кошмары, – Арчибальд пролистывал дневник вперед и назад, то и дело возвращаясь к каким-то словам Эвелин, – она мне постоянно рассказывала про свои сны, практически каждый день, даже самые обычные или глупые. Она меня здорово этим изводила, но я продолжал ее слушать и что-то отвечать. Так почему она ни разу не упомянула мне об этом кошмаре? – Парень грозно потряс дневником в воздухе. – Ни разу, Лиззи, ни разу!

– Мне она тоже ничего об этом не говорила, – Лиззи держала руку на сердце, – хотя, по большей части, когда я к ней заходила, она спала или молча ела. А если она и говорила со мной, то только для того, чтобы о чем-то меня попросить или что-то сделать для нее. И ни слова об этом кошмаре. До сегодняшнего дня.

– Я уже ничего не понимаю, – Арчибальд уставился в дневник, пролистывая его снова и снова, в поисках какого-нибудь ответа. Эвелин детально описала свой сон и поведала обо всем во всех красках, исписав немало страниц своего дневника. И все же ничего не было ясно. – Что это еще за «последняя запись пленницы: «Нет больше сил и желания оставаться здесь, нет сил и на спасение. Я выбираю середину между волей и пленом. Я выбираю путь…»»? Это не может не настораживать. Она пленница чего?

– Своего собственного кошмара, – Лиззи приобняла себя за плечи и посмотрела в окно на призрачный туманный лес вдалеке, – он снился ей снова и снова, и она не могла ничего с этим поделать.

– Она не могла убедить себя во сне о том, что это сон, – пробубнил Арчибальд, почесав затылок.