Лежа на полу, девушка про себя отметила, что в комнате ей определенно стало лучше. Она позволила себе еще немного полежать, чтобы все окончательно утихло, и перестала кружиться голова. Больно саднило теперь только на ногах.

Приподняв голову, Эвелин простонала, но услышала из своего горла едва уловимый хрип. В коридоре, крича от нестерпимой боли, она потеряла голос. Его потеря еще не самое худшее, что произошло с ней за последние минуты.

С трудом перевернувшись на спину, Эвелин приподнялась, используя все свои силы. Они к ней вернулись, но в очень мизерных количествах. Она взглянула на свои руки – жуткие шрамы затянулись, и от них не осталось ни следа. Напоминала о недавних страданиях только кровь с тех мест, откуда она ранее хлестала. Платье все еще было мокрым и липким, но, по крайней мере, под ним не чувствовалось ничего болезненного, все зажило, словно по волшебству.

Значит, подумала Эвелин, она была права – коридор под заклятием, его нельзя покинуть. Живой.

Девушка притянула к себе ноги и задрала юбку, и увидела, что на них все еще виднелись шрамы, хоть и не такие глубокие, какими она их впервые увидела в конце коридора. А как только ее ноги оказалась за пределами порога коридора, то шрамы на ее глазах тут же затянулись. Она смогла рассмотреть это чудо под светом канделябров, висевших на стене коридора напротив комнаты.

Эвелин столкнулась со своим кошмаром лицом к лицу. С чудовищной магией, изувечившей ее тело за неповиновение.

Теперь понятно, почему похитители не заперли девушку в комнате на ключ и спокойно оставили одну. Ей попросту некуда бежать. Если она решится на побег, то получится у нее это сделать только будучи мертвой: будь то спасительный прыжок из окна или проход через проклятый коридор.

Все-таки Эвелин была в ловушке. Только она не видела цепей, решеток или копий. Ловушка была невидимой и гораздо прочной. Потому что решетки теперь были в сознании Эвелин. Больше ни за что она не рискнет снова пройти по этому заколдованному коридору. Пережитая пытка напугала ее сильнее всяких слов запугиваний, какие могли бы произнести похитители, если они существуют. Я все поняла, подумала Эвелин, и больше я не ослушаюсь.

Девушка встала на ноги и обернулась. Теперь мрачная комната стала единственным безопасным местом в этом замке. Нужно только раздобыть свет, темнота действует удручающе.

Эвелин решилась выйти из комнаты, но только на расстоянии нескольких шагов. Быстро подскочив к близ висящему канделябру, она сняла его со стены, благо он никак не был закреплен, и быстро вернулась обратно. Повернув ручку в сторону, замок щелкнул, оповестив о том, что снаружи его никто не откроет, и дверь надежно заперта. Хоть и не было от кого закрываться, но все же закрытая дверь давала ощущение безопасности.

Пройдя внутрь комнаты с горящим канделябром в руке, Эвелин теперь смогла рассмотреть глубь комнаты, которая до этого была скрыта под завесой темноты, куда не доставал лунный свет.

На полу, оказывается, есть большой и мягкий ковер, он поглотил звуки каблуков Эвелин. А ближе к одной стене стояла кровать с балдахином. Кровать была широкой и выглядела по-королевски, поспать на ней означало целое событие. Только до этого девушке не было никакого дела. Все, что она хотела на данный момент, это как следует отдохнуть и попытаться оправиться от пережитого кошмара.

Возле кровати стояла красивая и изящная деревянная тумбочка с прикрепленным большим зеркалом для вечернего туалета. На ней лежало множество женских мелочей и несколько книг. Отодвинув некоторые вещи в сторону, Эвелин даже не потрудилась их как следует рассмотреть. Она приготовила место для канделябра, так как он был настенным, его трудно было поставить, и его закругленную часть Эвелин подперла книжками. Канделябр смог устоять на месте, хоть и угрожающе повис на боку. Но девушке уже было все равно. Пусть все сгорит в пожаре, и она вместе с ним. Если такова ее судьба, то так тому и быть.

Эвелин безумно хотелось прилечь, что она и сделала. Кровь местами успела подсохнуть. Жаль было пачкать такую красоту – покрывало на кровати было поразительно мягким, приятным на ощупь, с вышитыми на нем красивыми цветами с узорами, но Эвелин настолько устала, что просто легла сверху покрывала, подтянув под себя ноги.

Ей хотелось бы умыться и снять с себя залипшее от запекшейся крови платье, ставшее противным по ощущениям, но у нее были силы лишь об этом подумать, но не сделать.

Еще девушке очень хотелось увидеть свою семью. Мыслями Эвелин вновь оказалась дома. Теплый взгляд отца и голубые глаза брата с внутренним игривым огоньком порадовали бы ее сейчас больше всяких светских приемов, драгоценностей и дорогих платьев. Она готова была умереть ради них, но только при условии, что она сможет напоследок их увидеть и обнять. Эвелин даже была бы рада видеть свою мачеху, с которой она еще не успела наладить дружеские и семейные отношения. Эвелин мысленно извинилась за то, что была такой дерзкой и строптивой по отношению к новой жене отца, что была в два раза моложе его, и не успела ее полюбить. Если она выживет и сможет вернуться домой, то приложит все усилия, чтобы принять новоиспеченную мачеху в семью и в свое сердце, начав относиться к ней как полагается. Отец будет только рад, когда это произойдет.

Тихие слезы стекали с кровавых щек Эвелин, оставляя после себя чистую дорожку в бледном свете канделябра. Наблюдая за легким трепетом трех свечей, состояние души девушки постепенно приходило в норму, пусть ей все еще было страшно и одиноко. Глаза ее постепенно начали закрываться, а сознание погружалось в приятную и исцеляющую дремоту…

Последней здравой мыслью перед сном, успевшей промелькнуть в сознании Эвелин, был вопрос: как так могло случиться, что ее кошмар, снившийся ей пред этим на протяжении долгих дней, смог обернуться ужасающей явью?..

Деревья с ярко-зелеными лепестками трепетались на ветру. Птицы игриво перескакивали с ветки на ветку, забавно подрагивая крылышками, и напевали веселый мотив. На небе высоко светило солнце и почти не наблюдалось облаков. Зелень только-только начала появляться из-под земли, вкусив теплоту и свежесть начала весны. Близился апрель, дни становились длиннее и воздух начинал прогреваться. Сегодняшняя прекрасная погода так и располагала к прогулке.

Арчибальд и Эвелин именно так и поступили. Они позволили себе одеться легко, про себя радостно отмечая, что больше не нужно надевать множественные и плотные слои одежды, и направились гулять по семейному саду. Однако они были предусмотрительны: Арчибальд обмотал шею своим любимым шарфом, который для него связала его сестра, Эвелин, а Эвелин же накинула себе на плечи теплую меховую накидку. Она крепилась посередине серебристой брошью в виде цветка, и в случае жары или перегрева накидку легко можно было снять и накинуть на руку.

Брат с сестрой шли рука об руку, и при этом им совсем не хотелось говорить, лишь молча наслаждаться приятной переменой погоды и природы вокруг после снежной и холодной зимы.

Пройдя по саду в абсолютной тишине, они вышли к парку и пошли по дорожке, вымощенной плиткой и узорной кладкой. Слышался цокот маленьких каблучков и постукивание тростью при ходьбе.

– Боже правый, Арчи, скажи мне на милость, зачем тебе трость? – воскликнула Эвелин, тем самым прервав долгую тишину. Она посмотрела на брата с усмешкой в глазах. – Кого ты здесь собрался впечатлить?

– Никого, – спокойно ответил Арчибальд, продолжая нетрепливо идти и вести сестру под руку. – Каждый истинный джентльмен должен иметь при себе трость. Это этикет, только и всего.

– Выглядишь ты конечно так, будто собрался в церковь на свадьбу.

– На какую такую свадьбу? – Арчибальд вопросительно посмотрел на сестру, приподняв бровь.

– На свою! – громко воскликнула Эвелин и в голос засмеялась. Отойдя от брата и чуть приподняв свою юбку, она с визгом побежала вперед по тропинке, оставив Арчибальда стоять в недоумении.