– Что? Что ты сказала, милая?

– Я тоже считаю, что с ней что-то не так, – сказала Эвелин, с трудом сосредоточив свой взгляд, она посмотрела Лиззи прямо в глаза, – это глупо, но я что-то чувствую. Не могу этого объяснить.

Лиззи убрала поднос, чтобы тот не мешал, взяла Эвелин за руку и начала внимательно ее слушать. В последнее время девушка мало разговаривала.

– Она была поначалу такой доброй, такой милой, я хотела, чтобы мы с ней стали подругами. Но я чувствую… что она… она меня ненавидит.

– С чего ты это взяла, родная? Она тебе что-нибудь говорила? Может, она тебе нагрубила, заходила к тебе, пока никто не видит?

– Нет, да, я не знаю, – тихо говорила Эвелин, – я ее давно не видела, и все же перед собой я часто вижу ее глаза. И они смотрят на меня с такой злостью, с такой ненавистью. Может, это был всего лишь сон, но это правда. Мой сон настоящий, Лиззи, там все по-настоящему!

Голос Эвелин начал понемногу повышаться, она хотела сказать Лиззи что-то еще, но ее взял кашель.

– Тише, милая, успокойся, давай договоримся так, – сказала Лиззи, поглаживая Эвелин по голове, – я поселюсь в соседней комнате, предупрежу об этом мистера Фореста и Арчибальда, но Изабелле не скажем ни слова. Я постараюсь поменьше спать, я буду находиться рядом, только за стеной, и беречь твой сон. Если я что-нибудь услышу, я тут же приду, хорошо? Я уже не молода, но видит Бог, для моей малышки, если потребуется, я не буду ни есть, ни спать, лишь бы тебе стало лучше.

Кашель Эвелин с трудом угомонился, девушка устало легла в постель, растекшись по ней как масло.

– Не поможет, – прохрипела Эвелин.

– Это еще почему? Что за пессимизм? Не смей сдаваться, мы еще повоюем! Ну, где же этот доктор, – Лиззи нетерпеливо заерзала на стуле, – если бы мы хотя бы знали, с чем мы имеем дело, мы бы знали, как тебя вылечить.

– Все происходит здесь, – Эвелин показала указательным пальцем на свой висок, и затем рука ее упала обратно безвольно на кровать, – все происходит в моей голове, Лиззи, меня поедают и мучают кошмары, мне снится один и тот же сон, снова и снова, и он настолько реален, что я даже сейчас сомневаюсь, где я нахожусь.

– Какой сон, милая? – в глазах Лиззи просматривался вопрос и удивление.

– Здесь, – Эвелин сосредоточила все свои малые силы, чтобы приподняться, запустить руку под подушку и извлечь из под нее свой дневник, – все здесь, я записала все сюда. Раньше я полагала, что все это несерьезно, и потому никому об этом не рассказывала, не хотела никого пугать понапрасну и отвлекать от дел. Папа занят работой, Арчибальд днями проводит в юридической фирме, а ты могла посчитать меня чрезмерно чувствительной и глупой. Вот я ничего и не сказала, не хотела навязывать никому свои мнимые проблемы, думала, что скоро все пройдет само собой, и я справлюсь. Но теперь я понимаю, что зря этого не сделала.

– Эви, солнышко, я никогда не считала и не буду считать тебя глупой! – поспешила разубедить девушку Лиззи, всплеснув руками, – некоторые вещи ты иногда принимаешь слишком близко к сердцу, но сказать, что ты глупая, и что твои проблемы не важны – абсолютная ложь!

– Пообещай мне, Лиззи, что прочитаешь мой дневник, я могу доверять только тебе.

Эвелин трясущейся рукой передала дневник Лиззи, та взяла его с трепетом и уважением, будто это была библия.

– Сейчас у меня нет сил рассказывать тебе все с самого начала, но я все заранее записывала в свой дневник, прочти его, Лиззи, и больше никому не давай его читать, кроме Арчибальда, ему можно. Но не папе, и не Изабелле, обещаешь?

– Обещаю, – Лиззи поцеловала дневник и сложила его себе в передник, – я все исполню, девочка моя. Но что я там должна узнать?

– Правду, – губы Эвелин затряслись, – правду, которую я не смогла найти, но которая могла бы мне помочь и освободить от этого кошмара. В одиночку мне не справится, я не знаю, что это такое, оно сильней меня, но я не хочу сдаваться. И не хочу умирать.

– Эй, эй, никто не умрет, слышишь меня? – Лиззи вытаращила глаза, в ее сердце молнией промелькнул испуг, – ты будешь жить, мы тебя вылечим, слышишь? Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы ты выздоровела.

Рука Лиззи крепко сжала ладонь девушки. Эвелин легонько сжала ее в ответ, давая понять, что она не сдается. Они посмотрели друг на друга глазами, полными любви и заботы, как их уединение прервали появившееся в дверях мужчины.

То был мистер Форест собственной персоной, за ним следовал городской врач, доктор Бернс. У того были седыми борода и волосы, густые брови и боевой взгляд, будто он собирался нападать на болезнь в рукопашную. Его одежды были слегка поизношены, однако выглядели весьма опрятно и ухоженно. По своей комплекции мужчина не был крупным, но и не был худым. С собой доктор принес среднего размера саквояж.

Следом за мужчинами в комнату Эвелин вошел Арчибальд, он только сейчас снял свою шляпу. Он еще не мог отдышаться после дороги и череды волнений. Его темно-синие глаза посмотрели на сестру с беспокойством, а подбородок был напряжен.

Прошедшие две недели дались семье Форестов нелегко. Мистер Форест и Арчибальд корили себя за то, что невнимательно следили за Эвелин, не уделили ей достаточного внимания, и времени, которого у них не было.

Болезнь Эвелин, по роковой случайности, совпало с тем, что мистер Форест, только что вернувшийся после своего медового месяца, или, вернее сказать, месяцев, с головой ушел в работу, на которой так долго отсутствовал. А проблем там накопилось не мало. Его табачная фабрика была успешной, она хорошо работала и без хозяина, но за всем нужен присмотр и непосредственное участие самого владельца.

О состоянии Эвелин мистер Форест знал с первого дня, он было заволновался и решил вызвать врача, но его отговорила миссис Форест, убедив мужа в том, что он не требуется, и что у Эвелин обычная простуда. Ее доводы были убедительными, и мистер Форест расслабился, поддавшись искусительной речи своей жены. Ей удалось затмить собой его мысли о дочери.

Спустя две недели Эвелин стало хуже, и Лиззи, наконец, получилось достучаться до ее отца. Он понял и увидел собственными глазами, что его дочь много спит, и сон отнюдь не идет ей на пользу и не приближает к выздоровлению, как он ранее предполагал. И что без врача здесь никак не обойтись.

Как оказалось, Изабелла оказала влияние и на юного Арчибальда, убедив и его в том, что ему абсолютно не о чем волноваться. Женщина говорила и утверждала, что для него будет лучше заняться вплотную своей практикой в юриспруденции, как он того долго хотел, предоставив возможность ухаживать за его сестрой прислуге и ей самой. Хотя, по правде говоря, никто не мог сказать наверняка, заходила ли хоть раз к Эвелин миссис Форест.

Изабелла интересовалась мечтами и целями Арчибальда, слушала его и направляла к действиям. Он, как и его отец, поддавшись ее очаровательным речам и влиятельному обаянию, полностью вверил ей свою сестру, и погрузился в процесс работы юридической конторы с головой.

Только лишь Лиззи держала ухо в остро и пыталась достучаться до мужчин, чтобы те обратились за помощью к врачу и уделили время Эвелин, но тщетно. Они говорили и отвечали словами Изабеллы, словно находились под каким-то магическим заклинанием.

Что изменилось и пошло не так для Изабеллы и на руку для Эвелин, Лиззи не могла понять и объяснить. Но мистер Форест, наконец пробудившись и сняв шоры с глаз, понял, в каком печальном состоянии пребывает его дочь. Прогресса не наблюдалось, лишь ухудшение, и сегодня мужчина побыл недолго на работе и раздал своим подчиненным распоряжения, предупредив их, что некоторое время на фабрике его не будет, и сразу с фабрики отправился в город за врачом. Вот он и приехал домой вместе с доктором Бернсом.

– Лиззи, не можешь ли ты нас оставить? – обратился мистер Форест к Лиззи, приподняв руку.

– Да, конечно! – Лиззи тут же подскочила с места, обрадовавшись появлению врача, – добрый день, доктор Бернс!

– Здравствуйте, миссис Уайт, – поздоровался с ней в ответ доктор.