Не белый рыцарь. Все-таки кровожадное чудовище, подумал Маса. И никакой он не медведь. Сибирский тигр на мягких когтистых лапах.

Это было чудесно, просто замечательно! Семёнов плохой человек. Кодекс великого Тацумасы нарушен не будет.

— Плохо ты порылся в моей одежде, Григорий Михайлович, — сказал Маса. — Главного не нашел. Под лацкан загляни. Под левый. И вели-ка своим людям убрать лапы. Если не хочешь поссориться с японской тайной полицией. Мое настоящее имя Масахиро Сибата, я приставлен к тебе для негласного наблюдения и твоей же дополнительной охраны. Сам видел — одной якудзы недостаточно. А работаю я с заместителем начальника Иностранного отдела Токко майором Бабой. Знаешь такого?

— Знаю, как не знать. — Атаман взял пиджак, внимательно рассмотрел жетон. — Но коли ты вправду из Токко, зачем ты помог красному агенту сбежать?

— Потому что это мой старинный приятель. Еще по прежней жизни. Я не всегда работал на Токко, а он не всегда служил красным. Я не ждал его тут встретить. Подумай сам: если б мы с ним с самого начала были заодно, почему же я не помог ему еще на мосту? Я рассмотрел его лицо только в подвале.

Всё это было правдой или почти правдой, но Маса не ждал, что Семёнов поверит. Пускай. Беспокоиться не о чем. Все сомнения касательно того, кто такой Масахиро Сибата, разрешит один телефонный звонок майору.

Однако атаман удивил.

— Это такая небылица, что я тебе верю, — усмехнулся он. — В жизни всякое бывает. У меня до войны в полку приятель был, такой же хорунжий, как я. В Гражданскую у красных дивизией командовал. Попался бы ко мне в плен, я б ему по старой дружбе тоже сбежать дал. Отпустите его, хлопцы.

Казаки отошли. Маса подвигал руками, чтобы скорей восстановилось кровообращение. Ждал, что будет дальше.

А дальше было вот что. Семёнов снова добродушно заулыбался.

— Хороший ты мужик, Егор Кацура (позволь уж буду звать тебя так и дальше). Ради старого товарища всё свое задание под угрозу поставил. Я таких уважаю. А еще мне нравится, — тут он подмигнул, — что у нас с тобой будет общая тайна от твоего начальства. У вас ведь не то, что у нас русских. Всё по правилам. Ты красного агента, иностранного шпиона, отпустил. Тебе за это, коли узнают, башку оторвут. Так?

— К чему ты ведешь? — не понял Маса.

— А к тому, что я, конечно, могу позвонить майору и рассказать, как ты задание провалил и большевику помог. Но я этого делать не стану. А взамен ты будешь теперь не человеком майора Бабы, а моим человеком. Знаешь, бабу с возу...

Он загоготал, но в глазах веселья не было.

— Надежный переводчик мне пригодится. Особенно, если я его крепко держу за яйца. — Атаман выразительно посмотрел Масе ниже дракона и сжал кулак. — У меня будут важные переговоры, про которые твоему начальству знать незачем. Пусть оно думает, что я под хорошим присмотром. Я про тебя болтать не стану, ты про меня тоже. Годится тебе такая сделка?

Изобразив недолгое колебание, Маса со вздохом сказал:

— Куда мне деваться. Твоя взяла.

Генерал одобрительно кивнул.

— Ты только обликом японец, а внутри — русский человек. Умный. Только знаешь что, Егор. Ты мне больше не брат. Зови меня впредь «ваше превосходительство».

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — по-военному вытянулся Маса, очень довольный, что они больше не братья. — Разрешите подштанники надеть? И верните пистолет. Он казенный.

В итоге всё устроилось как нельзя удачней. Не было бы фуку, да вадзаваи помогло. (От напряжения и усталости русский и японский языки в голове у Масы начинали немножко путаться.)

Пока он одевался, Семёнов что-то сосредоточенно обдумывал.

— Твой приятель, которого ты спас, большевик и красный агент, так? И работает на советское посольство, так? А ты спас ему жизнь, так?

Маса не понял, к чему это, но трижды наклонил голову, а потом еще и вслух сказал:

— Точно так, ваше превосходительство.

— Вот что я думаю... — генерал прищурился на лампу. — Первый раз у них не вышло, второй раз не вышло, а на третий раз они меня все-таки добудут. Или прикончат. Потому что у великой державы великие возможности. Россия теперь ихняя, советская, нравится мне это или нет. Доблестно пускать струю против ветра — занятие для идиотов. В газетах пишут, что советские перестали ставить к стенке белых генералов, кто помирился с советской властью. Слащов-Крымский у них преподает в военной академии, Толька Пепеляев помилован. Даже террорист Савинков, который Ленина чуть не убил, с ними задружился. А тут целый атаман Семёнов! Соображаешь, к чему я?

— Никак нет, ваше превосходительство!

— Перестань ты мне через каждое слово «превосходительствовать»! Зови по имени-отчеству или «господин генерал». Ты мне, Кацура, может, пригодишься еще больше, чем я думал. На, держи свой «браунинг». Видишь, как я тебе доверяю? И вот тебе первое задание. Сосватай-ка ты мне через своего шустрого приятеля встречу с советским послом. Само собой, без доклада полицейскому начальству.

Вот хитрый зверь, поневоле восхитился Маса. Прикидывается увальнем, а соображает с пулеметной скоростью. Какую комбинацию выстроил!

— Говорю же, это была случайная встреча. Я понятия не имею, где его искать.

— Ага, так я и поверил. — Атаман положил тяжелую руку Масе на плечо, наклонился, убедительно сказал: —  Сутки тебе даю, Егор Кацура. Не выполнишь, что поручено, — позвоню майору Бабе, опозорю. Для вас, японцев, хуже этого нету, правда? Всё. Ступай. Поздно уже. Спать охота.

Ужасно устал от этого длинного, хлопотного дня и Маса. Ему тоже хотелось упасть в постель, провалиться в мирный сон. Шестьдесят пять лет — это вам не пятьдесят пять. Нормальные люди в таком почтенном возрасте вечером поиграют с внуками, попьют чаю, пораскладывают пасьянс либо позанимаются каллиграфией, да на боковую, а не вынюхивают, как бы обокрасть медвежью берлогу, не парятся в русской бане с кровожадными чудовищами и не рискуют превратиться в солонину.

Ночь встретила усталого путника стрекотом цикад и лунной безмятежностью. На мосту было пусто. На той стороне темнели спящие дома. Хваленая полиция, кажется, так и не появилась — несмотря на выстрелы и крики. А ведь считается, что в Японии ни одно преступление не остается нерасследованным. Вот вам пожалуйста: четыре трупа — и хоть бы что.

Но едва он вышел на мост, как из ночи справа и слева налетели две быстрые, бесшумные тени. Опять Масе выворачивали руки и сопели в ухо, только теперь еще и приставили клинок к горлу. Котелок упал с головы, и судя по хрусту, на хорошую шляпу наступила чья-то нога.

Вышел еще один, третий. Посветил в лицо фонариком. Пришлось зажмуриться.

— Ага, это ты! Приметы совпадают, — сказал хриплый голос, по которому сразу было понятно: говорит якудза.

Да и приставили к горлу не какой-нибудь вульгарный нож, а меч вакидзаси. Полиция, может, и не прибыла, но «Хиномару-гуми» своих пропавших бойцов хватилась.

— Это безусловно я, — вежливо сказал Маса. — Но о каких приметах вы говорите, почтенный разбойник?

— Не отпирайся! — прикрикнул голос с той стороны фонарика, хоть Маса и не отпирался. — Старуха из дома напротив все видела!

А, тогда понятно. Свидетельница сообщила о резне не в полицию, а какому-нибудь местному якудзе. Вот почему на мосту вместо людей в мундирах люди с мечами.

— Она сказала, что большой роскэ из усадьбы Момидзихара ушел в обнимку с человеком в клетчатом сэбиро и шляпе яматакабоси. Это ты самый и есть!

Теперь, когда загадка разъяснилась, больше незачем было терпеть выламывание рук и сопение в уши.

— Не груби старшим, хамло! — перешел на жаргон Маса.

Левого сопуна он стукнул каблуком под коленную чашечку — рука сразу освободилась, и ею, открытой ладонью, было очень удобно врезать второму по носу. Пока один громила, согнувшись, вопил, а второй хлопал глазами и хлюпал кровью, Маса нанес главарю несколько аккуратных ударов в живот. Третий якудза шлепнулся на задницу. Фонарик с жалобным дребезгом упал на камни и разбился. Ночная гармония восстановилась.