Тем ни менее, наш букетно-конфетный период шел своим неторопливым ходом. Кино, рестораны, пик-ники. Как там принято у молодежи… доходили мы только до первой базы. Чем выше любовь, тем ниже поцелуи. Мои чувства доходили лишь до уровня ключицы. Потом срабатывал стоп-кран.

Я была еще не готова к серьезным отношениям. И не потому, что не хотела элементарных плотских утех. Нет, очень даже. Да, вот только понимала, что вместе с ними появится ответственность. А я только и успела, что надкусить пирог с прелестями безбашенной свободы.

Эх, если бы можно было взять только утехи. И как с этим вопросом к Самородову подойти? Давай, что ли, по-быстренькому, и по домам?..

Каждый мой день проходил наполнено и со смыслом. Даже, когда видимого смысла в поступках не было на первый взгляд…

Прыжок с парашютом, к примеру. Был ли смысл в этом? Когда я стояла, намертво прицепленная к своему наставнику и взирала в бездну облаков, была уверена, что смысла в этом поступке с гулькин клюв. И вот он шаг, еще один, и я уже лечу. Наполняюсь такой мощной энергией, таким бешенным восторгом. Мое приземление, ощущение земли под ногами. И это тоже восторг, но уже другого плана. Так и хотелось закричать, что теперь я знаю, что такое микрооргазм. Если бы не Михаил, он же наставник, он же инструктор, и он же, как оказалось, мужчина в активном поиске своей второй половины. О чем он не забыл упомянуть, когда расстегивал на мне страховочные ремни.

Ну а я что? Спасибо вам, добрый сэр, за проявленное внимание. Только я птица свободного полета. Ну, почти.

Вечером, проводив Александра и разместившись на диване с бокалом красного, пересматривала галерею. Выбрала удачную фотографию, где мы с наставником уже приземлились, но стояли еще в сцепке, оттого и фото получилось у нас очень дружеское. Я с улыбкой во весь рот и довольный Михаил за моей спиной и руками на ремнях где-то на уровне талии. Моей талии.

Знала ли, что это фотография провокационная? Да. Понимала ли я, что она может вызвать неоднозначные мысли? Конечно. Какая-то частичка меня гаденько потирала ладошками, остальная же часть взывала к благоразумию. Ясно дело, что победила МилаШКа.

Разместила фотографию в блогге и подписала:

И не думать, как приземлиться,

А у птиц свободе учиться,

Оставив, все то, что жаль. (Амега Лететь)

Заново учусь летать…

Спасибо клубу @letauttut за предоставленную возможность испытать эти незабываемые эмоции.

Все, дело сделано. Я приготовилась к тому, что сейчас раздастся звонок на телефон, а может и в дверь. И весь такой ревнивый Самородов ворвется ко мне и снесет всю выстроенную стену из мыслей о свободных полетах.

Нет, этого не произошло. И даже к трем часам ночи, когда уже глаза устали вглядываться в экран телефона, никакой реакции от Самородова не последовало. И весь следующий день простоял полный штиль.

Я несколько раз останавливала себя, дабы не позвонить и не узнать, как у него дела. Как погода, здоровье, да, хоть о курсе доллара поговорить. И так ясно, что погода нелетная — дождь весь день, здоровье у него отменное, а доллар, да и рубль на него.

Вся моя теория о жизни для себя и во имя себя трещала по швам. Настроение было на нуле. Гораздо приятнее было жить для себя, когда рядом был Самородов.

Александр не звонил, не приезжал, и вообще пропал с моего горизонта.

Прошла неделя. Все это время я посвятила тренировкам на пилоне. Подготовке к отчетному концерту, в котором решила принять участие. Это было импульсивное решение, наверное, где-то даже назло Самородову. Не понравилось же ему, что на мое фото другие мужики смотрят.

Оставшуюся неделю отпуска провела продуктивно, если в качестве продуктов можно принять разводы. Разошлись мы с Шольцем тихо и мирно. Делить нам было нечего, несовершеннолетних детей у нас не было, квадратных непосильным трудом нажитых метров тоже не имели. Наш развод был заурядным, бюрократическим процессом. Раз подпись, двас подпись, шлеп-шлеп печать, и все…

— Людмила, — окликнул меня Шольц, когда я, выйдя из кабинета, рванула к выходу. Оглянулась.

— Что?

Вероятно, я гаркнула своим "что" на весь коридор. По моему, даже факс в соседнем кабинете перестал работать. Шольц, похоже, тоже сломался. Так и стоял, смотря на меня. Его немного накренившийся вправо нос придавал ему какое-то жалобное выражение лица.

Так и не дождавшись ответа, я ушла.

Света знала о нашем разводе с отцом. Ее звонок застал меня в парке. Хотелось тишины, свежего воздуха и какого-то жизненного стимула. Надоело быть маятником, меня раскачивало то влево, то вправо. Эмоциональная нестабильность доканывала. Так не далеко и до депрессии докачаться.

— Мам, привет.

Света прибежала, плюхнулась рядом на скамейку, сунула мне в руки стаканчик кофе и букетик цветов.

— Для поддержания боевого духа, — сказала она, пока я осматривала дары. — Как дела?

— Нормально, — ответила я, вздыхая.

— Ага, я и вижу. У нас на работе тоже все нормально, только все одежду под фон стен носят, чтобы слиться с окружающей средой, когда Александр Дмитриевич мимо проходит.

Что-то царапнуло мой слуховой аппарат. Первое — это упоминание о работе. Второе — упоминание небезызвестного лица.

— Какая еще работа?

— Мама, ну ты даешь. Я же тебе рассказывала, что Александр Дмитриевич меня устроил на работу курьером на пол ставки. Зарплата хорошая и график. Учебе не мешает.

Видимо, я вообще выпала в последние две недели из жизни.

— А что с Александром Дмитриевичем там говоришь?…

Света потянулась, пошвыркала кофе из своего стаканчика. Вот уж любительница паузу держать.

— Света!

— Да, что — что. Ходит злой как черт. Вот, говорят, в экстрим ударился. С парашютом прыгал. Видимо, не очень-то ему понравилось. По моему, он еще злее стал.

Каждое слово патокой растекалось по израненным нервам. Видимо, я не очень хороший человек. От новости, что Самородову плохо, мне захотелось танцевать.

Свобода, свобода, перейди на Федота…

Залет

На работу как на праздник. Да, это про меня. С самого раннего утра на ногах. Прическа, макияж, новенький костюмчик — все при мне. Даже декольте. Хотя его я прикрыла крупной бижутерией, оставив место для фантазии. Так что, если Самородов уже передумал и решил меня из отпуска в последующее увольнение отправить, что ж, буду тыкать в свое резюме.

Эта картина придала мне веселого заряда. Да, все будет хорошо. Я сейчас вся такая королева, заявлюсь, скажу: "Здрасьте, Вам, Александр Дмитриевич". А он: "Здоровенько и Вам, Людмила Константиновна". И все, хэппимандэй. А завтра наступит хэппитьюздей и так далее по списку.

Да, вот вроде бы взрослая баба, а в сказки верю до сих пор.

Так получилось, что на работу я прискакала с десятиминутным опозданием. И дернул же меня черт до отдела кадров прогуляться. Поэтому в свой кабинет я вплыла лишь через тридцать минут.

В отделе стояла гробовая тишина, у всех сотрудников дым из ушей валил — из правого дебетный, из левого кредитный. Меня удостоили вялыми приветствиями. Ладно, не столь грандиозно, как я ожидала. Наверное, во всем виноват понедельник.

Как оказалось, истинный виновник общего упаднического настроения восседал у меня в кабинете. Вот уже тридцать семь минут и сорок две секунды, о чем меня поставили в известность.

— Людмила Константиновна, я понимаю, вы у нас вольная птица. Только регламент компании существует для всех. Впредь попрошу не опаздывать. К часу жду от вас финансовый отчет.

Самородов поднялся и направился к выходу. И только, когда он уже стоял в дверном проеме, у меня сработало позднее зажигание.

— Здрасьте, Александр Дмитриевич.

Ответом мне послужила закрытая дверь.

Ну вот, долетались.

Пришлось вместо подарков и тортиков раздавать всем задания. А кому сейчас легко? Меня, к примеру, в час ковер Самородова ждет. Или Самородов на ковре. Или Самородов в ковер закрученный. Это как пойдет.