— Ну я тоже управленец, но я же не знаю об этом.

— Ну вот, теперь знаешь. Говорю же — одна большая деревня, — Самородов притянул меня к себе, укладывая обратно на свое плечо.

— Даааа, делааа, — глубокомысленно произнесла я.

Почему-то стало жалко Викторию. Она, видимо, в погоне за принцем с золотыми яйцами совсем с дороги сбилась. Я конечно знала, что она девушка не строгих моральных привычек, но тут-то и намека нет ни на какую мораль. Это же как надо себя не уважать…

— Какой незаменимый работник, — изрекла я. Вспомнила свой самый первый пост об этой целеустремленной девушке. Оказалось, тогда я попала в самое яблочко. Интересно, сама она понимает, какую роль выполняет? Думает ли "на перспективу" о том, что будет дальше, когда ее резюме пройдет по кругу?

А Шольц…

Я же когда-то думала, что это Виктория поразила его в самое сердце своим резюме и наработанными опытным путем навыками. Оказалось, все наоборот. Нет, это тебе не бес в ребро, а в голову.

— И что теперь с ними будет? — спросила я, понимая, что моя жалость к этим людям неуместна. Ведь о моем благополучии они никогда не заботились.

— Мила, если честно, мне это совершенно безразлично, — ответил Айсберг Дмитриевич, словно говоря, что эта тема ему наскучила. И дальше говорить о Шольце и Виктории ему не хочется.

В этот момент маленькое Чудо выставило свой бочок. Самородов наклонился к моему животу, пощекотал, а потом и поцеловал.

— Папатут.

На следующий день я все-таки удалила пост. Да, когда-то я думала, что никогда не прощу Шольца и Викторию за ту грязь, в которой они изваляли всю мою жизнь. Прошлись по моей душе, оставляя после себя лишь засохшие комья.

Месть? Было время, когда я только о ней и думала. Нет, к счастью, этот период продлился недолго, не успев стать смыслом моей жизни.

Сейчас я поняла, что просто пришло время отпустить. Убрать из своей жизни тень бывшего мужа и его любовницы. Взять лом, раздолбить им оставшийся последний ком грязи, превращая его в ничто.

Освобождение…

Да, именно освобождение почувствовала я, удаляя публикацию из своего блогга. Пусть живут, как хотят, как могут, как умеют.

Поздравляю папа, у вас…

Неделю спустя в районном суде состоялось слушание дела по усыновлению. Мы с Айсбергом Дмитриевичем спросили, хочет ли Кирилл присутствовать там, так как его нахождение в суде было необязательным. Конечно, он захотел.

Тайна процесса усыновления не позволила присутствовать "посторонним". У здания суда остались сидеть Света с бабой Олей и наш будущий зять Максим. Да, дети недавно обрадовали нас своим решением узаконить свои отношения. Мы не возражали. Макс парень надежный, обстоятельный.

Кроме нас троих в зале суда присутствовала Надежда Сергеевна, как представитель органа опеки и попечительства, прокурор, и, собственно, судья. Все представители органов власти были женщинами, что вселяло в меня надежду на то, что отнесутся к нам с большим пониманием.

Слушание началось. Судья выслушала мнения сторон. Я была очень рада, что Кирилла представляла именно Надежда Сергеевна, а не Мария Семеновна. Она рассказала о проведенной проверке, о том, как мы относимся к Кириллу. Затем выступила и прокурор, предоставив судье целую кипу бумаг. Повисло долгое молчание, пока суд изучал документы. Ничего не выражающее лицо женщины заставляло мое сердце биться быстро-быстро. Что там? Компромат?

Напряженное молчание, практически осязаемое, длилось не менее получаса. Боже мой, это какая-то бюрократическая пытка.

Наконец, судья подняла глаза и внимательно осмотрела всех собравшихся.

— Изучив предоставленные документы, суд вынес решение полностью удовлетворить заявление усыновителя.

Что? Как? Что это значит?

Мозг в какой-то момент перестал функционировать.

— Моя мамочка, — меня крепко обнял Кирилл.

— Это да? — переспросила я у улыбающегося Айсберга Дмитриевича. Тот согласно кивнул. — О Боже, мой сыночек.

Я расцеловала все детское личико, мокрое от маленьких слезинок, вызывая у всех присутствующих дам улыбки. Самородов нас обнял, а маленькое Чудо сделало, по моему, тройной тулуп.

Нам выдали подписанные бумаги и отправили нашу, можно сказать, многодетную семью домой.

Кирилл из здания суда выбежал первый. Ему не терпелось обрадовать всех присутствующих, что он теперь тоже Самородов. И пока я шла своей пингвиньей походкой, поддерживаемая надежной рукой Айсберга Дмитриевича к выходу из здания, до моих ушей то и дело доносились детские восторги.

— Я Самородов Кирилл, я Самородов Кирилл!

— А с виду был такой спокойный ребенок, — рассмеялась я. Все мы, Самородовы, одинаковые. Ледяные айсберги снаружи и горячая лава внутри.

Последний триместр моей беременности выдался тяжелым. Чудо уже нельзя было назвать маленьким. Казалось, что ребенок, посредством своих ручек, ножек, головы и попы, пытается увеличить квадратные метры.

А про свой ночной сон я, так и вовсе, успела позабыть. Единственным мои желанием было, чтобы мне предоставили такую кровать, в которой выпилено большое круглое отверстие, куда я могла бы засунуть свой живот, чтобы поспать в удобной позе.

Конечно, у меня были разнообразные подушки для беременных, но на большом сроке они стали практически бесполезными.

На тридцать седьмой неделе врач обрадовала меня тем, что ребенок уже лежит правильно. Так сказать, приготовился к побегу.

Дома была собрана сумка со всеми необходимыми вещами для меня и малыша. Папка с документами всегда была под рукой.

С завидной регулярностью у меня начали случаться вполне себе ощутимые тренировочные схватки. Чаще всего они наступали ночью. Айсберг Дмитриевич совсем растратил свое умение "держать лицо" и каждый раз с дикими глазами готов был меня экспортировать в роддом.

Но время шло, а малыш появляться на свет не спешил. Я даже шутила по этому поводу, говоря, что и ребенок будет такой же пунктуальный, как папа и старший брат. Все то у них по порядку, все в четких временных рамках.

Это я могла себе когда-то позволить опоздать на работу и потом выслушать нравоучительные речи…

Вспомнила, как Самородов наказывал меня за опоздания на работу, лежа на диване в съемной квартире.

Да, наказание налицо.

В своих предположениях я ошиблась на один день. Регулярные схватки начались за день до обозначенного врачом срока.

— Саша, — я потрясла за плечо недавно уснувшего мужа. Он разлепил глаза, пытаясь сфокусировать на мне свой взгляд.

— Что такое, Мила?

— Саша, кажется началось…

Айсберг Дмитриевич соскочил с кровати и куда-то унесся из комнаты.

Мда…

Все уроки для будущих родителей зря. Главное правило, что должны соблюдать все отцы — полное спокойствие.

Айсберг Дмитриевич вернулся в комнату с моими заранее приготовленными вещами. За его плечом я разглядела Ольгу Ивановну. Она жила у нас последние три недели как раз на тот случай, чтобы не оставлять Кирилла в доме одного, когда начнутся роды.

— Самородов, если ты не возьмешь себя в руки, я откажусь от совместных родов!

Подействовало.

— Да я спокоен, как удав, — ответил мой Айсберг, помогая залезть в полуспортивный костюм оверсайз.

— Вот и отлично, — ответила я. Как ни странно, но во мне самой стоял полный эмоциональный штиль.

Уже в машине, я позвонила своему врачу. У нас был заключен договор о принятие ей моих родов. Не смотря на все предыдущие звонки ей Самородовым во время очередных ложных схваток, сейчас Оксана Геннадьевна нам поверила.

— Приезжайте, Людмила Константиновна, я вас жду.

Мы прибыли в роддом с промежутками между схватками в десять минут. Айсберг Дмитриевич внешне был спокоен, если бы не трясущиеся пальцы на руле. Но это, наверное, от перенапряжения.

Нас поместили в предродовую палату. Схватки стали более ощутимыми, но пока терпимыми. А вот спина… Казалось, что меня пытаются растянуть на дыбе.

Самородов не переставая массировал поясницу, параллельно следя за временными промежутками между схватками.