Я сама потеряла счет времени. Успевала только считать до десяти во время очередной схватки.

— Один, два, триииии…

— Мила, ты как?

— Оооотличнооо…

Все из-за тебя. Ненавижу.

— Мила, не зажимайся. Дыши.

Убью. И ничего мне за это не будет. Нет ни статьи, ни заповеди, которая бы запретила мне сейчас убить своего дышащего бешенной собакой мужа.

— В следующий раз сааааам рожать будешь.

Параллельно моему протяженному "ааа" раздался крик и Айсберга Дмитриевича "Оксана Генальевнаааа".

Что я могу сказать: все эти школы для будущих новоиспеченных родителей — полное фуфло. Когда будущий папа сидит у ног улыбающийся жены — это одно. А вот, когда, он сидит у ног рожающей жены — это другое. Конечно, в ногах Айсберг Дмитриевич не сидел, позволяя акушеру-гинекологу делать свои замеры на открытие матки. Он стоял у изголовья медицинской кровати-трансформера, держа меня за руку. Или это я его держала, с удовольствием слушая, как у него что-то хрустит в руке, когда очередная схватка скручивала меня, а я, в свою очередь, его конечность.

Да, еще в школе нас предупреждали о возможной реакции роженицы на своего супруга во время родовой деятельности. Честно, я не предполагала, что поведу себя так. Все таки, опыт у меня имелся, но тогда и времена были другие. О совместных родах никто и слыхом не слыхивал, и женщины вполне себе обходились самостоятельно.

— Уже скоро, — сказала мне Оксана Геннадьевна. Вот у кого надо учиться хладнокровию.

Кровать быстро трансформировалась в кресло. На мой живот нацепили какую-то штуку, мы услышали сердцебиение маленького человечка.

— Ноги вот сюда. Теперь слушаем меня, — строго проговорила Оксана Геннадьевна. — Ничего страшного не происходит, вы всего лишь рожаете своего ребенка. Сейчас отдыхаем, а с первой потугой начинаем работать.

Да, вот об этом хладнокровии я и говорю. Уверенный голос Оксаны Геннадьевны вселил и в меня уверенность. И на самом деле, ничего особенного не происходит. Все женщины мира рожали и будут рожать.

— Готовы, Людмила Константиновна? Александр Дмитриевич, если вам плохо, выйдите за дверь.

— Только попробуй! — сказала я Самородову. Но он и не собирался уходить.

— Все, сейчас немного поработаем, Людмила Константиновна. Тужимся.

Я ухватилась обеими руками за порычни.

— Работаем, работаем! — Я почувствовала движение ребенка внутри себя. — Все, отдыхаем.

В изнеможении откинулась на подушки.

Во время второй потуги Оксана Геннадьевна сказала, что сердцебиение у ребенка неровное, поэтому на третьей надо обязательно рожать. Господи. Собрала все силы в кулак.

— Давай, любимая! — настраивал меня Самородов. Или я уже в каком-то бреду слышу его голос, не знаю.

— Работаем! — строгий голос Оксаны Геннадьевны привел меня в чувство. — Работаем! Теперь отдыхаем, дышим, дышим. Так, спокойно, головка повернулась. И теперь последний рывок, Людмила Константиновна.

Только по раздавшемуся детскому плачу я поняла, что все, отработала.

Голос командирский, сразу слышно.

Я наблюдала, как бригада врачей проводят свои послеродовые процедуры над ребенком. Потом маленький комочек принесли мне, уложили на оголенный живот, и помогли приложить грудь к маленькому ротику.

— Поздравляем, у вас девочка, — произнесла Оксана Геннадьевна.

— Ну привет, маленькое Чудо — поздоровалась я с малышкой.

Самородов наклонился к нам, разглядывая маленькое личико.

— Красавица, — изрек он, закончив свой осмотр.

— Подержать хотите, Александр Дмитриевич?

Оксана Геннадьевна завернула малышку в пеленку и передала в руки отцу. Я наблюдала за ними, смотрела, как Айсберг Дмитриевич целует маленькую головку, как что-то шепчет малышке, как улыбается, глядя на наше маленькое Чудо. Я и сама не заметила, как заструились по щекам слезы счастья.

— Имя придумали? — спросила Оксана Геннадьевна.

— Богдана, — ответила я. Имя красивое и определенно подходит нашему маленькому нежданному Чуду.

Самородова Богдана Александровна… А что, звучит!

Вскоре наш папа уехал домой, предварительно сделав, наверное, сотню снимков. А мы с доченькой остались в палате узнавать друг друга.

Мне даже удалось немного поспать. Богдана тоже вымоталась за сегодняшний день, ведь не только мама работает во время родов, но и вот этот маленький комочек счастья, закутанный в белую пеленку.

Утром начались звонки с поздравлениями. Первой мне позвонила Ольга Ивановна со словами благодарности за внучку.

— Видишь, я же говорила, капельки то волшебные, — радовалась свекровь.

Да, возможно и волшебные, только вот проверить мне это не удалось. К тому моменту, как я их выпила, маленькое Чудо уже зародилось во мне.

Потом Ольга Ивановна передала трубку Кириллу. Он уже посмотрел фотографии сестренки и не мог дождаться, когда же увидит ее воочию.

Свете я позвонила сама и поздравила ее с появлением младшей сестренки. Она заплакала, я тоже не могла сдержать слез радости.

На третий день у меня, наконец-то, появилось молоко, чему были рады все, в том числе и врачи. Самородов поедом всех ел, говоря, что это ненормально, когда ребенок голодный заходится криком, а его не кормят, дожидаясь пока у мамы появится молоко.

Выписали нас на следующий день. Папе вручили розовый сверток, в котором тихонько посапывала Богдана Александровна. У здания роддома собрались все мои самые родные и близкие люди. Нас встретили овациями, шариками и цветами.

Кирилл подошел к нам. Айсберг Дмитриевич присел на корточки, отогнул край кружева, прикрывающего личико. Старший брат глядел на свою маленькую сестру таким же взглядом, как когда-то смотрел на меня в больнице — словно перед ним весь огромный мир, заключенный в одном крошечном человечке.

К нам подошла и Света, так же присела на корточки рядом с Александром Дмитриевичем.

— Привет, малышка!

Следом подошел и Макс, но остановился чуть поодаль. Все так же наливаясь красными щеками в моем присутствии.

— Александр Дмитриевич, дочка на вас походит. Прямо одно лицо.

Я рассмеялась. Вчера в палате мы с Самородовым долго разглядывали спящую доченьку, и пришли к выводу, что пока она больше походит на старого морщинистого гномика.

— Спасибо, — ответил Айсберг Дмитриевич. Посмотрел на меня и подмигнул.

Сделали несколько совместных фото на фоне роддома. Загрузились в машины и поехали к нам домой.

За эти четыре дня, что мы с Богданой провели в роддоме, наш папа успел обустроить детскую. Купить все необходимое, но уже с акцентом на розовый цвет. Вся комната утопала в игрушках.

— Это я сам выбирал, — Кирилл указал на огромного медведя с шикарным бантом. — И вот эти игрушки тоже я. Мама, а ты знаешь, что на коляске можно даже скорости переключать? Пойдем, покажу. Ее я тоже сам выбирал…

Женское счастье… Какое оно? (Эпилог)

Вечером, проводив всех гостей и уложив детей и папу спать (последнего пришлось из детской силком тащить, и то, пообещав, что сегодняшнюю ночь силы ему еще пригодятся… Да, ведь через каждые два-три часа Богдану нужно носить маме для кормления), я лежала и отвечала на сообщения от своих подписчиков. Захотелось и с ними поделиться своим счастьем, ведь ничего бы этого не было, не будь в виртуальной жизни МилаШКи всех этих замечательных людей.

На телефоне нашла ту самую фотографию, которую сделала в квартире Ольги Ивановны со снимка, на котором маленькая девочка в платьице и гольфиках тянет за руку упирающегося хмурого подростка.

Под фотографией разместила следующий текст:

Женское счастье…какое оно?…

Каждой ли женщине Богом дано?…

Можно ли счастье в руках удержать…

Где оно?…рядом?…как бы узнать…

Может, оно по соседству живёт…

И, словно тень, за тобою идёт…

Или напротив, за шторкой, в окне,

Тихо вздыхая…грустит о тебе…

Может, в метро, в многоликой толпе

Счастье твоё…улыбнулось тебе…

Иль в суете одного магазина