Шольц сел рядом со мной, таким образом находясь между "первой" и "второй" женой, пахнув запахом кислого перегара. Да и вообще он был весь какой-то обрюзгший, помятый.

— Это как же к нам такого дяденьку замело? — классика советского кино выручает даже тогда, когда от растерянности не знаешь, что сказать. А виду подавать не хочешь.

— Людмила, не строй из себя дурочку, будто не понимаешь.

Вот как. Дурочка, значит. Ну, так для дурочки и повторить вопрос труда не составит.

— Представь себе, дурочка не понимает. Что надо?

— Хочу получить объяснения, по какой такой причине вчера пришел приказ о моем увольнении?

Вот это расклад!

— Может потому что ты работник так себе… Пойдем, Света, посидим в другом месте, — я не хотела устраивать сцен при ребенке, а именно к этому все и шло. Я встала, отодвинула стул.

— Никуда ты не пойдешь! — Шольц схватил меня за руку. Больно так схватил. Синяки точно останутся. Как-то раньше такого поведения за ним не замечала. Человек он, конечно, дерьмовый, но в кухонных боях замечен не был.

Повисла гробовая тишина. Света, тоже впервые видя своего отца в таком амплуа, зажала рот рукой. В ее глазах стояли слезы. Глаза же Виктории радостно сверкали.

— Руку отпусти, — спокойно проговорила я. Ни одной фальшивой ноты, только сталь в голосе.

Шольц руку отпустил, только сделал это с таким рывком, что я плюхнулась обратно на стул, больно при этом прикусив губу. В ушах зазвенело. Голова закружилась.

Света закричала и подскочила ко мне. Она приложила к моим губам салфетку, которая сразу же впитала выступившую кровь. На отца она смотрела неузнавающими испуганными глазами.

Я еще не успела прийти в себя, поэтому последующее показалось мне сюрреалистичным. Словно в замедленной съемке Шольц подлетел вверх, так же медленно опустился на пол, а потом направился в сторону выхода из ресторана… лежа. На буксире.

И что это было?

Даже в голове звенеть перестало от наплыва эмоций.

— ААА, — заорала Виктория, держась при этом за оба своих сердца.

— АААА, — мы со Светой подхватили сирену.

Вот бывают такие жизненные ситуации, к которым готовишься, и даже знаешь, как поведешь себя в том или ином случае. В моем воображении я с легкостью могла справиться с любой проблемой. А сейчас лишь диву давалась, какие мы голосистые. В смысле, мы со Светой в голосе, а Виктория еще и систая.

Наш общий хор прервал вошедший Максим. Он попросил у администратора полотенце. Что происходит? Рефери пошел выбрасывать белый флаг на ринг? Я старалась не представлять другой необходимости в материи.

— Макс….

— Все нормально, Людмила Константиновна. Все живы-здоровы. Не беспокойтесь. Сейчас Александр Дмитриевич подойдет.

Фух, немного отлегло. Света рядом тоже облегченно вздохнула. Она, ясное дело, переживала за родителя. Конечно, после сегодняшнего дня у нее появится много информации для размышлений, но отец, он и в Африке отец. Я переживала за Самородова. В его силе я не сомневалась, вот только как бы делов противозаконных не наделал.

Виктория, похоже, тоже немного пришла в себя. Отодвинула стул, собираясь встать.

— А с этой что будем делать? — спросила Света, сверкая на возможную мачеху недобрым взглядом.

Виктория шлепнулась обратно, приведя в движение выпирающую массу.

— Что ты, Света, человека пугаешь. Она же нам почти что родня.

— Людмила Константиновна, я неее, — видимо мои уши еще не отошли от нашего хора, поэтому вместо «неее» я четко слышала «меее».

— Виктория, давайте начистоту. Вы же понимаете, что в Землестрое вы больше не работаете, — судя по ее вытянувшемуся лицу, не понимала.

— Но Эдуард Владславович…

— Таки и Эдуард Владславович тоже на вольных хлебах.

— Людмила Константиновна, а как же повышение и прибавка?

Я минуту смотрела в небесно голубые наивные девичьи глаза. А потом рассмеялась от души, со слезами и хрюканьем. Света подхватила мой смех. Одна только Виктория хлопала ресницами. Либо она хорошая актриса, либо полнейшая дура. Ко второму варианту я больше склонялась.

— Ну, это уже тогда вопрос к Александру Дмитриевичу. Сейчас он закончит Эдуарда Владславовича увольнять. У него и спросите.

Виктория подобралась, выкатывая свое резюме на обозрение. Мы со Светой переглянулись и снова захохотали.

Испытывала ли я сейчас ревность? Нет. Обиду? Вообще ни капли. Только жалость к этому белокурому недоразумению. Вот уж точно — каждой твари по паре.

А Шольц хорош. Напел, видимо, с три короба, а она уши и развесила. Директор, обеспечен, с жильем, да и с женой из категории — не шкаф, отодвинется. Разве не мечта для юных карьеристок? Вот только все это пшик. Да, сбережения у Шольца, вероятно, какие-то есть. На семью он особенно не тратился в последнее время. Только вот на командировки разные, курорты. Машина хорошая. Так кого сейчас этим удивишь? А квартира… спасибо моей дальновидности и прагматичности, на дочку записана. Не вся, конечно. Две трети. Таким было мое условие при продаже своей недвижимости. Свекровь, пусть земля ей будет пухом, упиралась до последнего, потом все же переписала свою долю на внучку. Про меня то уж речи никогда не шло. Ведь по ее мнению, я была еще та вертихвостка и не пара Эдичке. Как говорят, о покойниках либо хорошо, либо…

И вот, когда минута молчания подходила к концу, в ресторан вошел Самородов. Виктория засветилась ярким солнышком, совсем позабыв про своего рыцаря в сияющих доспехах, оставленного на поле брани.

Самородов сначала подошел к стойке администратора, вручив некую сумму в качестве компенсации за дебош. Судя по счастливому лицу сотрудника ресторана, она не против бы была повторению такого выгодного мероприятия хоть каждый день.

Затем подошел к нам. После моего быстрого изучения обнаружила нездоровое покраснение на правой скуле. Скоро нальется и зацветет ярче, чем небезызвестные личности. Кстати, про оных…

— Александр Дмитриевич! — всполошила нас всех звонким голосом Виктория, соскочила со стула и бросилась к Самородову. — Вам не сильно больно?

Схватила Самородова за лицо, наклоняя так, чтобы подуть на полученную в бою рану. Голова, кстати, практически уткнулась в резюме. И пока ошалевший, как впрочем и мы все, Самородов пытался отстраниться, в ресторан вошел Шольц, поддерживая нос белым полотенцем.

Вошел и вышел.

Конечно, Виктория, не смотря на все ее таланты, была отправлена вслед за своим начальником, как с Землестроя, так и из ресторана. И когда мы втроем через десять минут вышли на улицу, решив поехать ко мне, дабы пообщаться в более спокойной обстановке, понурая девичья фигурка маячила в гордом одиночестве. Не знаю, ждала ли Виктория такси или Шольца, но вид у нее был потерянный.

Свобода бывает разной

Наверное, это был самый лучший отпуск в моей жизни. По крайней мере, первые две недели. Все это время я просто жила для себя. И лишь теперь поняла, что не должна мучиться угрызениями совести только из-за того, что я тоже живой человек со своими хотелками, тараканами в голове, а иногда и ветром в … поле.

А ветер заносил мою пятую точку все дальше и дальше. Благодаря своему блоггу я узнала много интересного, полезного, а иногда и шокирующего. И не сказать, чтобы я искала все эти приключения, они сами на меня сыпались, как из рога изобилия. А я дала себе слово, что не буду отказываться от предложений. Не от всех конечно. Некоторые ввергали меня в ужас. К примеру, недавно одна супружеская пара предложила мне заняться сексом втроем. Посмеялась, конечно. Какой секс втроем, у меня он и вдвоем то был цать месяцев назад. И то, больше походил на необходимость, дань традициям, так сказать.

Вечером за ужином рассказала об этом Самородову. Не про свое многовековое воздержание, конечно, а про многоконтактность. Да, теперь я знаю, что не стоит рассказывать мужчине про такое, когда он спокойно попивает вино. Думала, захлебнется, бедный.

После этого разговора Самородов стал бывать у меня в гостях практически каждый день. Не знаю, боялся ли того, что вдруг я соглашусь и разноображу свой досуг, или наоборот, не хотел пропустить все веселье.