Последняя ночь это же не так много. Могу же я позволить себе хотя бы это? Я впитаю в себя каждую секунду. Сохраню в памяти каждое прикосновение. Чтобы потом упиваться этими моментами, марая носовой платок.

Самородов посадил меня к себе на колени, рассматривая, изучая лицо. Как будто, видит меня насквозь, знает каждую мысль, которая вплетается в общий депрессивный клубок.

Поцеловал. Крепко прижал к себе, мол, выбрось все эти мысли из своей головы. Пересадил меня на стол. Теперь наши лица с ним были практически на одном уровне.

— Посмотри на меня, — произнес Самородов своим хриплым шепотом, от которого я всегда покрывалась мурашками.

Только бы не разреветься.

Подняла глаза, встретившись с его изучающим взглядом.

— Мила, я люблю тебя.

О боже, нет, только не сейчас. Я не хочу. От этого только больнее.

Может быть, поддаться, сказать о своих чувствах. Накинуть лассо, своими словами о любви накрепко привязать его к себе. Нет, я так не смогу. Я слишком его люблю, чтобы позволить себе сделать это.

Притянула его к себе, поцеловала. Только так проявляя свои чувства. Развязала пояс халата, обнажаясь.

Самородов не стал требовать от меня заверений и клятв. Он прижался ко мне, целуя, гладя, лаская, доводя до исступления.

Пусть бы эта ночь никогда не заканчивалась. Не наступало утро, принося с собой завтрашний день.

СтопиZдесят оттенков Самародова

Я не спала всю ночь, прислушиваясь к мерному дыханию. Самородов крепко прижимал меня к себе, согревая своим теплом. Утром мне пришлось использовать все ресурсы своего тела, чтобы выскользнуть из медвежьих объятий.

Наспех оделась, кинув в сумку косметичку и ключи от своей машины.

Написала прощальные строчки.

Спасибо за все. (Зачеркнула).

Я думаю, нам лучше расстаться. (Зачеркнула дважды).

Я тебя не люблю. (Черкала, пока дырка не образовалась).

Кого я обманываю? Разве получится записулькой откреститься? Скомкала листок. В этот момент Самородов пошевелился. Застыла на пороге. Вот сейчас он проснется, наткнется на меня взглядом. Увидит мой позорный утренний побег…

Кажется, я даже перестала дышать.

Нет, не проснулся. Рукой прошелся по простыне, словно ища меня. Нахмурился. Через мгновение морщинки разгладились и он снова крепко уснул.

Что я делаю? Можно же просто стянуть с себя этот костюм, вернуться в его надежные объятия. Притупить свою совесть. И молчать об этом побеге всю свою жизнь.

Нет, я так не могу.

Тихо открыла дверь, прошмыгнула в образовавшееся пространство. Закрыла, слыша, как язычок замка хватает дверную створку. И пулей бросилась вниз.

Вот и моя машина. Стоит и ждет свою хозяйку. Отмытая и "переобутая" в новую резину.

На работу я приехала раньше всех.

Эка невидаль — читалось на лице встречающего меня охранника. Да, обычно Александр Дмитриевич доставлял меня на работу гораздо позже. Или причиной такому выражению лица был мой внешний вид?

По пути в свой кабинет включила в приемной кофеварку. Навряд ли у меня получится такой же вкусный кофе, как у помощницы, но сейчас сойдет все, что угодно.

В кабинете "нарисовала" лицо. Взбодрилась, выпив чашку кофе. К сожалению, он получился еще хуже, чем я ожидала, но хотя бы сбросил с меня состояние "нестояния".

Я с каким-то замиранием сердца ждала, что вот сейчас раздастся звонок на телефоне. На экране появится наша совместная фотография с Самородовым… Или все таки надеялась, что он не позвонит. Как-то все само собой разрешится, и вечером я вернусь в пустую квартиру.

Чтобы не изводиться ожиданиями, я нагружала себя работой. Запросила отчет в отделе логистики за прошедшую неделю.

— Сколько надо шлакоблоков, чтоб дворец построить в срок, — пропела я, осматривая кипу бумаг, принесенную мне Екатериной Алексеевной, вместе с чашечкой, наконец-то, добротного кофе.

Погрузилась в чтение. Зачем нужно было столько миксеров, чтобы привезти такое количество раствора? Пересчитала. Мда, за две полупустых машины выплатили полную стоимость.

Не порядок.

Перезвонила в отдел логистики, чтобы выяснить данную ситуацию.

— Павел Иванович, будьте добры, поясните следующий мо… — "мент" уже пропищала, потеряв весь свой боевой настрой под тяжелым взглядом Самородова, ворвавшегося в мой кабинет.

— Людмила Константиновна, я не успела… — помощница проглотила остаток фразы, так как и ее пригвоздили к полу мрачным взглядом.

— Екатерина Алексеевна, сходите на обед, — прозвучал приказ от Самородова.

Конечно, обеденное время уже давно прошло, но раз Александр Дмитриевич говорит, что без корзинки подснежников на дворе наступило тридцать второе декабря, то тут не поспоришь.

"Возьмите меня с собой, Екатерина Алексеевна!" — хотелось крикнуть вслед уходящей помощнице.

Все это время я делала вид, что продолжаю телефонный разговор. Из меня вылетали односложные "ага", "все верно", "не может быть". Хорошо, что Павел Иванович уже давно отключился. Так бы потом догоняй все, на что я бездумно дала свое добро.

Александр прошел в кабинет и сел в кресло напротив. Прищурив глаза, наблюдал за мной.

— Одну минуточку, — сказала я ему, указывая на трубку. Мол, это очень важный телефонный разговор, и он может продлиться не один час.

Ох, сейчас прямо нехороший такой огонек у него в глазах появился. Крепче сжала трубку, словно это была последняя надежда на спасение.

Один резкий выпад, и трубка уже в руках Самородова. Он нажал на кнопку завершения вызова, запустив телефоном в дальний угол.

Мама дорогая.

Из меня вырвался нервный смешок. Сейчас останется еще разыграться икоте и будет полный аут.

Я пыталась вспомнить отрепетированную с утра речь, но в голову ничего не шло.

— У меня будет только один вопрос. Почему? — прорычал Самородов.

Потому, потому что мы пилоты…

Пилоты тут явно не к месту, а вот что-то созвучное, возможно — идиоты — подошло бы лучше.

"Потому что, я хотела, чтобы ты был счастлив" — захотелось крикнуть в голос.

Боже, кого я обманываю?! Я же сама в это не верю!

Я ушла. Нет, даже не так. Я сбежала. Как и всегда делала, скрываясь от проблем. Ведь так было гораздо проще. И даже сейчас я прикрылась благородным предлогом, чтобы просто не брать на себя ответственности.

Не дождавшись от меня ответа, Самородов сказал:

— Впрочем, я и так все знаю. С утра я расспросил маму о чем вы вчера разговаривали. Сложить два и два оказалось не сложно.

— Я хотела, чтобы ты был счастлив… — все таки выдавила из себя слова, в которых и сама уже сомневалась. Просто эта фраза была мной заучена до автоматизма.

— Мила, я просто удивляюсь тебе. После всего, что я тебе вчера сказал, ты сомневаешься, что я был счастлив с тобой?!

Слово "был" неприятно резануло слух.

— А дети? Внуки… — уже не скрывая слез, проговорила я.

Самородов несколько мгновений смотрел на меня, потом соскочил со своего кресла. Подошел ко мне.

— Пойдем-ка!

— К к куда? — переспросила я, запинаясь.

Но Самородов не ответил на мой вопрос. Он поднял меня c кресла и, не отпуская руки, повел за собой. Пришлось приравняться к быстрому шагу. Так и прошли по коридорам компании. Смерч, сметающий все на своем пути и следовавший за ним полуприцеп с поведенной осью. Это хорошо, что в коридоре собралось столько свидетелей. Мало ли куда меня потащили.

Самродов открыл передо мной дверь машины.

— Садись!

— А может быть не надо? — попыталась выдавить из себя улыбку.

— Мила, залезь в эту чертову машину и прижми свой… — не договорил. Хотя и так не сложно было догадаться, что осталось недосказанным.

Села и прижала. А возможно и сжала. Вот тебе и покер фэйс.

Мы выехали с парковки. Самородов резко нажал на газ. Так, где тут у нас ремень безопасности? Никогда не пристегивалась, а сейчас почувствовала в этом острую необходимость.