Те, кто находился в здании вокзала, еще отдаленно походили на людей. А те, кто вынужденно томился снаружи, более напоминали весьма почитаемое в этих краях блюдо – люля-кебаб.

На перроне все полыхало южным пылом и жаром: от жары воздух над рельсами струился, как ртуть, при пробном плевке на стенку вагона слюна шипела, как яичница на сковородке.

Сегодня в городе стояло пекло, которое, к несчастью, не совпадало с графиком движения поезда. По четным числам, когда поезд не ходил, ставропольчане мокли под дождем и дрожали от ветра, а вот по нечетным поезд ходил, но маета от жары и вчерашних испарений была неимоверной. В эти дни наш северо-кавказский город легко было спутать со столицей Республики Вьетнам – Ханоем. Совпадало все до мелочей: температура – тридцать девять по Цельсию. Влажность – сто процентов. Обувь – один к одному. Одежда или ее отсутствие – даже более.

Несмотря на то, что часы на фасаде вокзала показывали почти семь вечера, солнце никак не умерило дневной ярости. От остановки троллейбуса номер два на привокзальной площади до вагона номер девять на первой платформе примерно двести метров. Двести метров среди слепящего зноя и горячих испарений – как в Долине гейзеров на Камчатке.

Пассажир Виктория тащила свои три места багажа все эти двести метров, как солдат снаряды на передовую. Большая сумка оттягивала правое плечо и резалась ремнем, сумка размером поменьше нещадно колотила по левому боку и путалась в одежде. Главная ноша, сумочка с документами, деньгами и косметикой, удерживалась у тела лишь на одном усилии воли, но, тем не менее, не выпадала из поля зрения.

Проводница вагона номер девять тщетно пыталась найти укрытие от солнца в тени вагонной ступеньки. Опознавательным знаком ее сотрудничества с РЖД являлся свернутый в трубочку желтый флажок, втиснутый деревянным древком между складками живота и подвернутый поясом фирменной юбки. На попытку Виктории покопаться в сумочке в поисках паспорта и билета проводница сделала вялый отрицательный жест, который объяснил пассажирке многое: нет сил выползти из-под вагона на перрон, и какой идиот добровольно отважится ехать поездом, если только за это «удовольствие» уже не уплачены реальные немалые деньги?

Виктория попыталась втащить сумку номер один на подножку, но, охнув, отпрянула от вагона. Из отворенной двери тянуло жаром преисподней.

После второй попытки ей удалось втиснуть разбухшую от ужаса сумку в тамбур, а за ней втащить сумку номер два, себя и сумочку с деньгами, документами и косметикой. Виктории полагалось нижнее место в пятом купе, до которого еще нужно было добраться по узкому коридору, напоминающему газоход доменной печи. Челночным способом попеременно Виктория доволокла до своего купе обе сумки, сумочку и себя.

Попытка открыть окно в купе не дала положительного результата. С зимы в целях экономии тепла окна были завинчены наглухо. Головки огромных шурупов, косо ввернутых в рамы явно нетрезвой рукой, выглядели просто издевательски. Сумка номер один заклинилась между нижними полками, и от ее назойливого присутствия нужно было срочно избавляться, чтобы не вызвать предсказуемую реакцию других пассажиров, доведенных жарой до предела терпимости.

Виктория со стоном приподняла полку и обмерла: ее законное багажное место бесцеремонно занимала огромная странная сумка, явно военного образца – защитного цвета, с грязными камуфляжными разводами и с блестящими металлическими застежками. Попытка выволочь незваного гостя не удалась – было тяжко и жарко. Сердце неистово колотилось в груди, пот заливал глаза, руки тряслись. В сердцах затолкав сумку номер один и сумку номер два в оставшийся тесный закуток под полкой, Виктория решительно направилась к выходу.

Проводница часто дышала в районе вагонной ступеньки, внешне напоминая живого карпа, приговоренного к варке. Услышав претензии Виктории, она мигом превратилась в недожаренную щуку и категорически заявила, что никакой сумки там быть не может, так как она никого в вагон не пускала, а до этого вагон был наглухо закрыт. Пройти к месту происшествия она отказалась, мотивируя тем, что во время посадки ей отлучаться не положено.

Стоять на солнцепеке у вагона Виктории показалось несподручно, идти на выпечку в вагон не захотелось. Она решила отправиться на поиски начальника поезда, предварительно узнав у проводницы, что он находится неизвестно где.

Итак, поиски начальника поезда ни к чему не привели, поезд подергался и тронулся, проводница с лязгом захлопнула дверь вагона, как тюремную камеру. В купе рядом с Викторией оказалось двое: женщина лет пятидесяти с кучей узлов оптом и толстый мужчина с подтяжками и пакетами россыпью. Мужчина постоянно фыркал с кавказским акцентом и вытирал вафельным полотенцем пот, который обильно струился по его лицу. Часть своих вещей он бесцеремонно взгромоздил на полку Виктории.

– Лидия Алексеевна, – представилась женщина. – До Москвы едете?

– Вика, – буркнула Виктория. – До Москвы.

– Хорошо, – произнес с кавказским акцентом толстый мужчина. – Мне только до Ростова дотерпеть. А там всего ничего – час потерпеть до места. Наверное, ночью я пешком дойти смогу.

– В Ростове, передавали, плюс сорок сегодня, – сообщила Лидия Алексеевна, совсем не желая кого-то обидеть.

Мужчина снова фыркнул, утерся полотенцем и спустил подтяжки с плеч.

– Это, случайно, не ваша сумка у меня под полкой? – обратилась Виктория к попутчикам, обставив вопрос такой неопределенностью, что непонятно было, к кому конкретно она обращается.

– Не знаю никакой сумки! – фыркнул мужчина и утерся.

– Что вы, – возразила Лидия Алексеевна, – посмотрите, у меня и своего хватает!

– Кто же мне подложил эту сумку под полку? – откровенно нервничая, спросила Виктория, на этот раз действительно ни к кому конкретно не обращаясь.

– Ха-ха, – сказал мужчина, – террорист какой-то, наверное. Сейчас это модно.

– Ну что вы, – возразила Лидия Алексеевна, – кому это нужно?

– Всем это нужно! – фыркнул мужчина. – Террористу, например, нужно. Ему за это, может, большие деньги заплатили. Чтобы поезд подорвать и остановить всякое железнодорожное движение на южном направлении.

– Что вы такое говорите? – возмутилась Виктория. – Какой террорист? Просто большая сумка лежит.

– А что, проводница про нее не знает? Может быть, она с прошлого рейса лежит. Они же ни черта в вагоне убирать не хотят, – меланхолично заметил мужчина и вытер лицо полотенцем.

– Я спрашивала, – отреагировала Виктория. – Она говорит, что не может тут быть никакой сумки.

– Ерунду говорит, – фыркнул мужчина. – Пойди к ней, пусть сама придет, на сумку посмотрит! И пусть ее к себе тащит! Террорист-м террорист, наше какое дело? Пусть сама себе взрывается, если хочет!

В это время в дверях купе появилась проводница, добавившая к своему нескромному облачению кокетливую пилотку:

– Билеты ваши?

– Тебя «пожалуйста» на твоей железной дороге говорить учили? – сурово спросил мужчина у проводницы, протягивая ей слегка помятые билеты.

– Учили, – сухо отрезала проводница. – А ваши билеты?

– Посмотрите на ту сумку, про которую я вам говорила, – обратилась к проводнице Виктория, вставая с места и пытаясь приподнять полку.

Полка не поддалась, так как на ней оказались внеплановые вещи мужчины.

– Уберите, пожалуйста, свои вещи, – обратилась Виктория к мужчине.

Но проводница быстро возразила:

– Вот проверю билеты по вагону и тогда зайду к вам. Никуда ваша сумка не денется.

– Это не моя сумка! – запротестовала Виктория.

– Какая разница? – огрызнулась проводница.

– Милицию позвать нужно, – зябко поежившись, сказала Лидия Алексеевна.

– Вы вещи свои куда-нибудь уберите, – повторила свою просьбу мужчине Виктория, уже без «пожалуйста». Жара давала себя знать.

Мужчина неохотно привстал, поправил подтяжки и начал запихивать свои свертки в верхний багажный отсек.

Как ни странно, проводница через некоторое время пришла и не одна. В дверь купе вслед за ней протиснулся молодой белобровый сержант-милиционер в фуражке, лихо сдвинутой на самый затылок. Виктория приподняла полку, и официальные лица стали внимательно разглядывать сумку.