Говорю уходящему дню… Говорю уходящему дню — Его ветру, его изумруду И его заревому огню: «Я тебя никогда не забуду. Не забуду ни свет твой, ни тень, Ни твои золотистые пятна». «Всё забудешь, – ответил мне день, — Всё забудешь, но слушать приятно». Сказать, каков мой род занятий? Сказать, каков мой род занятий? Раскинув руки для объятий, Встречать грядущую зарю, Которую благодарю За то, что так приходит кстати, За то, что так себе верна, И в мир, в котором ночь черна, Она такую вносит ясность, Что понимаешь: мрак лишь частность, И дивно явь озарена. И всё это – от полноты… И всё это – от полноты Любви, отчаянья и муки, И оттого, что в каждом звуке Живёт боязнь немоты. Всё оттого, что выносить Должны мы безграничность эту, А есть ли силы или нету Господь забыл у нас спросить. Нам август, уходя, позолотил пилюлю… Нам август, уходя, позолотил пилюлю: Позолотил листву, скользнул лучом по тюлю В распахнутом окне, прошелестел садами, И одарил сполна сладчайшими плодами, Чтоб мы вкусили миг разлуки горько-сладкий; Позолотил строку в исписанной тетрадке, Где маются слова, тире и запятые В попытке удержать мгновенья золотые. И золотым дождем прольется… И золотым дождем прольется Листва, падет сплошной стеной, Земля бесшумно повернется Своею лучшей стороной, И время бег свой напряженный Прервет на самый краткий миг, Чтоб разглядеть завороженно Земли преображенный лик. Прозрачных множество полос… Прозрачных множество полос. С берез, летящих под откос, — Листва потоком. Стекают листья градом слез С летящих под гору берез, И ненароком Я оказалась вся в слезах, Хоть ни слезинки на глазах. Безмолвной тенью Брожу в мятущихся лесах. И облака на небесах И те в смятенье. И этот ветер поутру, И это буйство на ветру — Почти веселье И пир почти. Не уберу Листвы с волос. В чужом пиру Мое похмелье. Я не при чем. Я не при чем, Я лишь задела ствол плечом В лесу высоком. И листья хлынули ручьем, Сквозным просвечены лучом, Как горним оком. Казалось бы, все мечено…
Казалось бы, все мечено, Опознано, открыто, Сто раз лучом просвечено, Сто раз дождем промыто. И все же капля вешняя, И луч, и лист случайный, Как племена нездешние, Владеют речью тайной. И друг, всем сердцем преданный, Давнишний и привычный, — Планеты неизведанной Жилец иноязычный. Нельзя так серьёзно к себе относиться… Нельзя так серьёзно к себе относиться, Себя изводить и с собою носиться, С собою вести нескончаемый бой, И в оба глядеть за постылым собой, Почти задохнувшись, как Рим при Нероне. Забыть бы себя, как багаж на перроне. Забыть, потерять на огромной земле В сплошном многолюдье, в тумане, во мгле. Легко, невзначай обронить, как монету: Вот был и не стало. Маячил и нету. Нашел себя? Ну, слава Богу… Нашел себя? Ну, слава Богу. Бери находку – и в дорогу. Бери находку – и вперёд, Туда, где оторопь берёт, Где то в упадке, то на взводе Живут – и силы на исходе, И хочется, как букву «ЯТЬ», Себя навеки потерять. Так хочется пожить без боли и без гнёта… Так хочется пожить без боли и без гнёта, Но жизнь – она и есть невольные тенёта. Так хочется пожить без горечи и груза, Но жизнь – она и есть сладчайшая обуза, И горестная весть и вечное страданье. Но жизнь – она и есть последнее свиданье, Когда ни слов, ни сил. Лишь толчея вокзала. И ты не то спросил. И я не то сказала. Тончайшим сделаны пером… Тончайшим сделаны пером Судьбы картинки, И виснут в воздухе сыром На паутинке. Летящим почерком своим Дожди рисуют, И ветер легкие, как дым, Штрихи тасует. …Рисуют, будто на бегу, Почти небрежно. Я тот рисунок сберегу, Где смотришь нежно. Живу, покорна и тиха. И под сурдинку Колеблет ветер два штриха И паутинку. Хотите, опишу тоску? Хотите, опишу тоску? Осенний дождик моросящий, Листву последнюю гасящий — Хоть дуло приставляй к виску. Хотите, счастье опишу? Всё тот же дождь осенний редкий, Всё тот же лист, слетевший с ветки, Стихи, которыми грешу. |
