Я не живу, а маюсь, маюсь… Я не живу, а маюсь, маюсь, И кое-как перемогаюсь, И, хоть сама с трудом хожу, Словам пристанищем служу. Они внутри меня гнездятся, Из них стишки мои родятся. И я, проснувшись где-то в шесть, Словам рискуя надоесть, Им навязав свои порядки, Велю им, день начав с зарядки, Не только темпа не снижать, Но и улыбочку держать. И луч по комнате скользит… И луч по комнате скользит Бесшумный, кроткий… Наверно, ангел мне визит Нанёс короткий. Визит коротенький такой, Почти незримый, Вдруг поселил в душе покой Необъяснимый, Хоть для него, пожалуй, нет Причины веской. Ну разве что небесный свет За занавеской. Подумать только! Птичьи трели… Подумать только! Птичьи трели — Они совсем не устарели, И юным кажется рассвет, И небу тоже сносу нет. Кто в прошлом дне не застревает, Тот сроду не устаревает. Я тоже девочка внутри. На внешний облик не смотри. И назначает мне свиданье Не кто-нибудь, а мирозданье. Хоть я ещё объята сном, Оно маячит за окном. Ну как же мне не огорчаться? 1. Ну как же мне не огорчаться? Ведь не кончает жизнь кончаться. Уж сколько зим и сколько лет Я ей с тоской гляжу во след, Твердя с заката до заката: «Куда ты, жизнь моя, куда ты? Так быстро дни твои бегут!» И слышу вдруг: «Да тут я, тут! Смени пластинку, коль заела. Кончай канючить. Надоела». 2. И это всё штрихи к портрету, Которого покуда нету. Есть только контуры одни, Но ненадёжны и они. Есть лишь намётки и догадки. А жизнь бежит, сверкают пятки. Я говорю ей: «Ну постой, Ведь ждёт тебя мой холст пустой. Я твой портрет писать мечтаю». Она: «Пиши, пока летаю. Пиши меня, мой бег любя. Остановлюсь – и нет тебя». Я – представитель промокашки… Я – представитель промокашки, Чернильных клякс, игры в пятнашки, Я – представитель чуть живой Почившей ручки перьевой. Я – представитель всех пропавших Вещей, в бою неравном павших, Всех, проигравших тихий бой С эпохой, временем, судьбой. А правды нет. Есть взгляд на вещи…
А правды нет. Есть взгляд на вещи. Есть добрый взгляд и взгляд зловещий, Взгляд равнодушный, взгляд живой, Открытый взгляд и взгляд кривой. Взгляд тех, кто смотрит как-то косо И кто не видит дальше носа. О мир, какой же ты? Ответь. А он: «Не знаю. Как смотреть». Какие там благие вести! Какие там благие вести! Уж я не жду благих вестей. Я жду хороших новостей Вот в этом разнесчастном месте. Я жду, что кончится «вчера», Настанет новая эпоха. На смену той, где было плохо, Придёт счастливая пора. Помолодеют старики, Которым светит долголетье, И будут радостные дети Играть у солнечной реки. И воздух чист, как поцелуй, Струиться будет и струиться. Он осчастливить нас стремится При помощи целебных струй. И – вот уж чудо из чудес — Все друг на друга смотрят нежно, И в то, что счастье неизбежно, Не верит только мракобес. Короче, где я? Что за сон? Я на какой попала шарик? Вот вижу я летит комарик, Вот слышу грай родных ворон. Неужто это та страна, Что так народ свой не любила? Что столько душ и тел сгубила? Неужто это всё она? Я дождалась счастливых дней Иль это просто помраченье И неизбежное теченье Болезни тягостной моей? А нынче меня бурной радостью встретил… А нынче меня бурной радостью встретил Весёлый и взбалмошный солнечный ветер, Мороча меня, тормоша, теребя И всё уверяя, что это любя, Что это забавно, прикольно и круто, Что нет на земле интересней маршрута, Чем просто идти неизвестно куда, Себе не давая большого труда Подумать о том, не ведёт ли он в бездну. И если я вдруг в этой бездне исчезну, Коль рухну в неё с его лёгкой руки, Всем бурным восторгам его вопреки, Он скажет: губить её не собирался. Мол, так получилось. Мол, я заигрался. Где любовь, там и свет. Там, где музыка, там и любовь… Где любовь, там и свет. Там, где музыка, там и любовь. И не надо, не спорь. Хоть закона такого и нету, Я, влюбившись, всегда ясно слышала музыку эту — Затихала она, чтоб звучать победительно вновь. Это редко – мажор, чаще горький и светлый минор. Лишь в начале мажор, а потом всё в миноре, в миноре, Потому что со счастьем упрямо соседствует горе, И меж ними легко и шутя исчезает зазор. А зазор – это вдох, это воздух, счастливый просвет, Это твёрдое «да», что стремительно сходит на нет. |