Между облаком и ямой… Между облаком и ямой, Меж березой и осиной, Между жизнью лучшей самой И совсем невыносимой, Под высоким небосводом Непрестанные качели Между босховским уродом И весною Боттичелли. Откуда всхлип и слабый вздох? Откуда всхлип и слабый вздох? Из жизни, пойманной врасплох, И смех оттуда, И вешних птиц переполох, И звон посуды, И чей-то окрик: "Эй, Колян!", И сам Колян, который пьян Зимой и летом, И море тьмы, и океан Дневного света. Жить в краю этом хмуром, в Евразии сумрачной трудно… Жить в краю этом хмуром, в Евразии сумрачной трудно. Всё же есть здесь и радости. И у меня их немало. Например, здесь рябина пылала по осени чудно. Например, я тебя, мой родной, поутру обнимала. Сыновей напоила я чаем со сдобным печеньем. А когда уходили, махала им вслед из окошка. Нынче день отличался каким-то особым свеченьем. Разве есть на земле неприметная мелкая сошка? Что ни особь, то чудо и дар, и судьба, и явленье. Разве может такое простой домовиной кончаться? После жизни земной обязательно ждёт нас продленье, Да и здесь на земле неземное способно случаться. Всем трудно, всем – собакам, лошадям… Всем трудно, всем – собакам, лошадям, Деревьям, травам. Всем без исключенья. И нам, конечно. Жить – и приключенье И риск большой, как бегать по путям, Где поезда. Всё ж стоит рисковать. Ведь только здесь и может отыскаться Возможность приласкать и приласкаться, И рук родных из рук не выпускать. Полвека мы рядышком – лето, зима… Полвека мы рядышком – лето, зима… Ведь ты мне не скажешь – мол, дальше сама? Сама не сумею. Ведь ты ненароком Всю жизнь управляешь моим кровотоком, И пульс мой зависит от ритмов твоих, И свет в наших окнах – один на двоих. Ей-богу, легче стать любимым… Ей-богу, легче стать любимым, Чем стать родным, незаменимым. Любимых можно разлюбить И потихонечку забыть. А жить без существа родного — Как жить без молока грудного Младенцу, что впадёт в тоску, Коль срочно не прильнёт к соску. Хоть кол на голове теши… Хоть кол на голове теши — Все улыбаешься в тиши. Тебе – жестокие уроки, А ты – рифмованные строки. А ты – из глубины души Про то, как дивно хороши Прогулки эти меж кустами Ольхи. Твоими бы устами… Хорошо быть беглой гласной… Хорошо быть беглой гласной И, утратив облик ясный, Неприсутствием блеснуть, И, контекст покинув властный, В нетях сладостных соснуть. Хорошо бы в мире яром Обладать чудесным даром Беглой «Е» (ловец – ловца): Постояла под ударом И исчезла из словца. Что плакать ночи напролет? Что плакать ночи напролет? Уж все менялось не однажды, И завтра там родник забьет, Где нынче гибнешь ты от жажды. И где сегодня прах один И по останкам тризну правят, Там Ника, вставши из руин, Легко сандалию поправит. Это всё до времени… Это всё до времени, До зари, до темени, До зимы, до осени, До небесной просини. Вздумаешь отчаяться, А оно кончается. Вздумаешь надеяться, А оно развеется. Ждали света, ждали лета… Ждали света, ждали лета, Ждали бурного расцвета И благих метаморфоз, Ждали ясного ответа На мучительный вопрос. Ждали сутки, ждали годы То погоды, то свободы, Ждали, веря в чудеса, Что расступятся все воды И дремучие леса… А пока мы ждали рая, Нас ждала земля сырая. Не больно тебе, неужели не больно… Не больно тебе, неужели не больно При мысли о том, что судьба своевольна? Не мука, скажи, неужели не мука, Что непредсказуема жизни излука, Что память бездонна, мгновение кратко?.. Не сладко, скажи, неужели не сладко Стоять над текучей осенней рекою, К прохладной коре прижимаясь щекою. Время пишет бегущей строкой… Время пишет бегущей строкой, Пишет тем, что найдет под рукой Второпях, с одержимостью редкой — Карандашным огрызком и веткой, И крылом над текучей рекой. Пишет густо и всё на ходу, С нормативным письмом не в ладу. И поди разбери его руку — То ли это про смертную муку, То ль о радостях в райском саду. |
