Съедобная рыба, разве что сом или змееголов. Толстолобик — ни на что не годная рыба, живёт на рисовых чеках, поедает сорняки. Мы их солили в бочках, каменную соль брали на котельной с примесью угля. Солью промывали трубы котлов, как на броненосце «Потёмкин», и для смягчения воды. Норма — совковая лопата на бочку, зимой можно было есть от бескормицы. Кладешь на стол, черпаешь ложкой и выплевываешь мелкие косточки.
Организаторами таких дел были обычно первые ракетчики, ветераны движения — престарелые капитаны. Это была порода. По ветхости своей, после пятого развода, они уже ничем, кроме браконьерства, охоты и рыбалки не интересовались. По берегам рек, в тугаях (это растение с листьями, как у лозы и колючками, как у акации. Последнего туранского тигра убили в 1934 г., а казахи утверждали, что тигры и посейчас есть.) в плавнях добывали камышового кота на тапки. Видели разорванных свиней, я бы не сказал, что это работа волков или собак. Плавни неисследованы до сих пор. Система стариц, болот, солончаков тянется на десятки километров; камыш, как бамбук. Хрущёв намеревался построить в Кзыл-Орде бумажно-целлюлозный комбинат на местном сырье. Финны заинтересовались, уже навезли плавающих камышерезных комбайнов, но перебила байкальская мафия. Это спасло реку, иначе Сыр-Дарью угробили бы лет на 10 раньше. На приречных водоемах обилие птиц. На одном из озёр-вонючек с сероводородом я подранил гуся. Остался один патрон. Часа четыре в ОЗК, по грудь в вонючей жиже, гонялся за ним, молотил прикладом. Я упаду на берегу — и гусь лежит, я в воду — и он в воду. Осень, холодно уже, но я весь взмок. Пожалел, что со мной не было сержанта Галина, башкира. Тот за двести шагов сбивал уток — отстреливал головы, целясь под клюв. Вернулся в злобе и на хоздворе застрелил поросёнка.
Основную пернатую добычу составляли лысухи, они же «гидровороны» или «военные куры»: водоплавающие птицы с клювом, как у курицы, лапами, как у утки; латинское название кажется Fulica atra Lath. Они покладистые: сели и не взлетают, стреляй по ним хоть пять раз. Как-то солдаты поставили маскировочные сети и наловили штук двадцать. Ощипали, выпотрошили, сложили в холодильник. А инспектором, как на беду, был полковник Уманский, ростом метр сорок — «начальник паники». Если на совещании кричит:
— Убили! Убили! У вас там на стрельбище солдата убили! Путём несложных логических рассуждений можно было прийти к выводу о том, что не собраны гильзы. Уманский взял одну гидроворону и поехал проверять продсклад (описать разговор с солдатом?). Пока ездил, я приказал добычу убрать, от греха подальше.
— А где остальные?
— А ничего не было.
— А это что?
— Не знаю, товарищ полковник.
Он эту гидроворону где-то неделю с собой носил, тыкал мне на совещаниях.
— Я не знаю, что Вы имеете в виду, товарищ полковник.
В тугаях было довольно много фазанов. Эти умельцы с помощью солдат накрывали тугаи сетками. Затем стреляли под сеткой, чтобы фазан не убегал, а взлетел. Запутавшихся добивали веслами, причем брали только петухов. В августе утки-селезни линяют, меняют маковые перья; их отсекали от плавней и загребали бреднем. Ловили кабанов петлями. Система «Зона» 1 м содержала немецкую проволоку. Эта проволока была эластичной и хорошо затягивалась, в отличие от нашей, которая могла согнуться. Разорвать проволоку диаметром 2мм было невозможно. Ставили петли на одной тропе по шесть штук подряд, двух-трёх кабанов буквально разрезало проволокой.
В пустыне полно зайцев. Казахи их не ели. Жует жвачку, но с когтями на лапах. Они бы ели и свинью, но и та хоть и с раздвоенными копытами, но жвачку не жевала. Ночью выезжали на ГАЗ-66 (то же мне машина для пустыни, сидишь на горячем моторе), набирали камней, ловили зайцев фарой-искателем. Задача заключалась в том, чтобы не упустить добычу из луча света. Солдат подходил и метров с двух бил зайца горстью камней. Главным было не закрыть собой свет, чтобы не нарваться на маты.
— Что тебе, по десять раз за каждым зайцем останавливаться?
Таким образом, часа за 3–4 добывали 12–15 зайцев. Добыча шла в котел караулу, а тушенку продавали казахам или обменивали на водку.
Как-то братья Арбузовы пошли на охоту, собрали бригаду, на берегу Сыр-Дарьи разложили костер. Старые берега, как каньон, размывает согласно кориолисову ускорению. Утром проснулись от выстрела, у всех зола в глазах. Второй — все на сьёб:
— Хорошо ушли!
— По нам бьют!
— Откуда?
— С той стороны!
— Так не дострелишь!
— Гена, стой! Сколько их (патронов — Ред.) было?
Оказалось, в кармане ватника забыли горсть патронов; ночью от костра он затлел и началась кононада.
Изготовление сковороды в карауле также не составляет труда. Кладут лопату и несколько раз бросают на неё тридцатидвухкилограммовую гирю, затем берут подходящую смазку «ЦИАТИМ-100». Самый надежный способ проверить содержимое баночек — дать собаке. Если лижет, значит можно есть. Пушечное сало — смесь оленьего жира с говяжьим или китовой ворванью, также имело пищевую ценность — в караулах солдаты жарили на нем картошку, хотя оно и воняло резиной. Системы охраны в карауле работали от аккумуляторов, для их смазки и выдавали «ЦИАТИМ-100».
Соответственно прогрессу цивилизации трансформировались и методы выживания. Прежде, во времена Перовского, основной заботой было не допустить, чтобы проводник сбежал с запасами воды на быстром верблюде. В пустыне при всех режимах пить воду из открытых источников опасно. Советская власть не стала исключением. Если при баях свирепствовала малярия, то теперь все открытые источники загажены фекалиями, стиральным порошком, промышленными отходами… Ни в одном городе на Сыр-Дарье, даже в Ленинске, не было очистных сооружений. Не говоря уже о Кзыл-Орде — там мочились в воду открыто. Советская власть не тратилась на мелочи — и народу, и воды хватало. Пенициллин убивал любые микробы, а до ракового возраста казахи не доживали; экзотическими болезнями, вроде инфаркта, инсульта, склероза, ишиаса тоже не болели. Может потому, что газет не читали: все болезни, как известно, от чтения. За всю службу я видел только одного казаха в очках — мой друг Джанабаев носил их, чтобы скрыть косоглазие. А если тело долго не мыть, то оно не поддается педикулезу; вши заедали только русскоязычных, злоупотреблявших мытьем. Я ни разу не видел купающимся казаха, даже детей. Если юрта месяцами стоит у реки, и то в воду не полезет; что он, дурак? Человек, ползающий в воде, вызывает у аборигенов омерзение. Человек, как известно, должен лосниться от жира и пота, это вызывает уважение. А если он мокрый, как жаба, с ним все ясно. Поэтому никогда нельзя поддаваться слабости и лезть в воду при казахах — рискуешь потерять их расположение.
Так-как пить из открытых водоемов в пустыне опасно, в крайнем случае можно выкопать ямку недалеко от уреза воды и ждать, пока там отфильтруется немного жижи. Для очистки воды первопроходцы космодрома создавали весьма несложные агрегаты. Бочку заполняли слоями глины, песка и древесного угля. На выходе получался весьма сносный продукт.
Приготовление пищи на открытом огне в пустыне также проблема. Туркмены в свои перекочевках останавливаются там, где нефть выходит на поверхность. Они считают, что этот вечный огонь был зажжен для них самим Аллахом. На ветру любое собранное топливо прогорает мгновенно, даже нагретая костром земля остывает очень быстро. Поэтому на бивуаке костер следует разжигать в яме или со всех сторон огораживать его палатками. Времена кизяков, курая и дров из саксаула безвозвратно миновали; даже кочевники топят технологическими отходами (теми же скатами от машин, благо, в современной пустыне их полно). Я сам ел бешбармак, приготовленный на скатах; вкус — будто бензином приправлено. Находясь у такого костра, за считанные минуты превращаешься в негра. Поэтому для приготовления мяса и рыбы служил не менее хитроумный агрегат, придуманный все теми же первопроходцами. Брали железный ящик от инструментов, вставляли внутрь трубу, в оставшееся пространство накладывали мясо. С торца в трубу вставляли зажженную паяльную лампу. От её тепла мясо подвергалось термической обработке, возвышенно именовавшейся горячим копчением.