– Матерь вынудила тебя заключить новый договор? – спросила богиня с опаской.

Она не верила Старшим богам, как не верил им я.

– Нет, скорее, подписала на добровольное сотрудничество в будущем, – ответил я.

Я раз за разом пересказывал Лу все детали моей импровизированной аудиенции у богов, в какой‑то момент даже психанул и затащил богиню в чертоги разума, где показал все от «первого лица», вытащив воспоминание, как это делала со мной сама богиня, чтобы показать влияние бездны.

Бог моего мира тревожил Лу, но не слишком сильно: ошейник матери окончательно захлопнулся вскоре после спасения богини, так что мы вернулись в ту точку, в которой были несколько месяцев назад – нам нужно за оставшиеся годы найти Истинного Жреца. Иначе нам обоим конец.

По достоинству Лу оценила и мое новое оружие – посох, выкованный Сидиром. Она лишь однажды подержала в руках артефакт, после чего даже не прикасалась к нему. Сказала, что в нем слишком много силы других богов, причем богов Старших и для нее это оружие просто опасно. Я рассказал Лу, на что стал способен вместе с артефактом и даже показал, как выглядит посох, когда я вкладывал в него ментальный конструкт. Богиня ответила мне, что возможности оружия намного шире, чем то, что я видел, так что впереди меня ждут различные открытия. Все зависит исключительно от силы моей магии и расположения ко мне трех покровителей – руны Воина, Мудреца и Барда были нанесены не просто так.

Я вспомнил, как посох «поймал» арбалетный болт, а руна Барда в этот момент вспыхнула зеленым светом. Или как во время сражения полыхала руна Воина, когда я легко дробил кости и гнул ударами доспехи. Какие возможности дал посоху Соф, было непонятно, но на эксперименты с артефактом я пока не решался. А пойти в святилище и спросить у Мудреца прямо – считал грубым. Еще обидится, кто его знает, этого бога.

Лу окончательно восстановилась, и хотя я видел на дне ее фиолетовых глаз какую‑то затаенную боль и чуточку страха – тяжело быть беспомощным человеком, когда полтысячи лет ты бессмертное божество – в целом она держалась вполне уверенно. Даже предложила возобновить наши традиционные спарринги, но подходящей площадки мы не нашли.

В один из дней я все же дошел до святилища Семерых, как минимум, чтобы поблагодарить Энжи за ее маленькое «невмешательство в дела смертных», ну и, конечно же, вознести хвалу Палу – бога Войны было за что благодарить.

Сейчас в часовне было многолюдно – чем ближе подходили войска гонгорцев, тем чаще люди обращались к богам. Я подошел к алтарю Седьмой и тихо помолился Барду, после чего двинулся сразу к алтарю Пала – к нему стояла реальная очередь, а народ все прибывал. Время было после обеда. Так что, пристроившись за каким‑то десятником, я, скучая, стал разглядывать окружающих меня людей.

Кто‑то молился Матери – в основном женщины, кто‑то Керму. Мастеровые и кузнецы стояли в отдельной очереди к своему богу, ведь работы у них сейчас было непочатый край, так что уважить покровителя молитвой было не лишним.

Наконец‑то моя очередь подошла и я, как и все мужчины до меня, дабы не привлекать внимания, припал на колено перед алтарем Первородного, и начал возносить свою молитву.

Я просто поблагодарил Пала за то, что он наделил мое оружие своей силой, что помогло мне победить в неравном бою, выжить самому и спасти запертую в человеческом теле Лу.

Традиция требовала обнажить в конце молитвы оружие, положить его у подножья алтаря, еще раз попросить благословения Пала, и уже после этого, забрав меч, человек окончательно совершал процедуру обращения к богу Войны.

Меча при себе у меня не было – только посох в глухом чехле за спиной. Без ментального конструкта он выглядел просто как палка из светлого металла, пусть и с вычурной резьбой. Я же был достаточно хорошо одет, чтобы сойти за мелкого дворянина или удачливого наемника, так что никаких вопросов откуда у меня такое оружие возникнуть у людей не должно. Ну кроме самой по себе странной альтернативы верному мечу, но тут, как говорится, уже на вкус и цвет. В очереди передо мной я повидал всякое: и мечи, и секиры, пару булав и несколько копий. На войне каждый сражается, чем умеет, это только у аристократов существовала какая‑то болезненная фиксация именно на мечах. Причем, даже тут не было единства: предки Кая Фотена предпочитали массивную боевую секиру, а сам молодой король сражался рапирой, а не мечом. Так что, идите все лесом – у меня посох и это нормально.

Я легким движением расстегнул чехол и под десятком любопытных взглядов извлек оружие. Быстро уложив посох у подножья алтаря, я опять опустился на колено, чтобы вознести последнюю хвалу Палу и закончить свой визит к богам – внутри было душновато и к Софу я решил зайти в другой раз, пусть у алтаря Мудреца сейчас было относительно просторно.

Я прикрыл глаза, искренне обращаясь к Палу, и в этот момент вокруг стало как‑то очень тихо. Не понимая, что происходит, я открыл глаза и увидел, что посох чуть оторвался от пола, а руна Воина светилась так ярко, кроваво‑красным, что, казалось, металл сейчас начнет плавиться.

«Да твою же…», – только и подумал я.

Первородный Пал, гордый бог Войны и Солнца, оказался еще тем позером.

На левитации артефакта все не закончилось, и я почувствовал, как мои волосы, кое‑как собранные сейчас ниткой на затылке, зашевелились. Воин решил прилюдно оказать мне честь и вернуть принесенную в жертву косу, с которой я уже окончательно распрощался, смирившись с тем, что волосы придется растить заново.

Моя голова на несколько секунд исчезла в потоке кроваво‑красного света. Когда он пропал, окружающие увидели молодого мужчину с полноценной воинской косой, в которую самим богом Войны были вплетены золотые нити. Изменил мне Пал и цвет волос, правда, частично. В моей шевелюре появилась темно‑красная прядь, от правого виска, и назад, которая странным узором вплеталась в косу, перекликаясь с золотом в ней.

Примерно представляя, как я сейчас выглядел в глазах окружающих – как чудо во плоти, потому что обычно принесенная в жертву воинская коса отрастала сама, на рассвете – я подхватил опустившийся на землю посох и быстро вышел из часовни.

Не знаю зачем, но только что Пал намекнул, что мне и моей компании пора выползать из норы, в которую мы трое забились и сидели там, как мыши под веником. И что мне теперь делать? Видимо, надо хватать Лу и Орвиста, и рвать когти в сторону местной канцелярии – искать королевского покровительства. Тем более, Кай Фотен вот‑вот должен был прибыть с флотом в Миллер.

Прохожие косились на мою красную прядь и золото в косе – такую прическу мог носить только монарх или наследник престола, либо же отмеченный Палом воин. На худосочного Кая Фотена я похож не был, так что оставалось только второе. Я прямо шкурой чувствовал, какую свинью подложил мне могучий Первородный.

Мои спутники сидели в общем зале и уже обедали, не дождавшись моего возвращения из города. Когда Орвист увидел меня с боевой косой и красной прядью в волосах, то просто выронил ложку, а Лу в голос расхохоталась, оценив иронию Старшего бога.

– Ты знаешь, что похож сейчас на боевого петуха? – весело спросила богиня, когда я бухнулся на лавку рядом с ней.

Лу провела пальцами по красной пряди в моих волосах и оценила возвращенную Воином косу.

– Знаешь, когда ты рассказал, что принес богу Войны в жертву свой писчий хвостик под видом косы, я еще удивилась, как Пал не оскорбился такому подношению. Но теперь вижу, что у сурового первородного все хорошо с чувством юмора! Ты! Любимчик Мудреца, человек от науки! И с золотом в косе! И еще волосы твои изменил под цвет своей руны!

– Он еще и посох мой зажег… Перед всем святилищем…

Глаза Орвиста округлились еще больше, хотя мне казалось, они и раньше держались в орбитах исключительно на честном слове, а Лу опять засмеялась.

– Да, все Семеро любят пошутить, не только эта рыжая обманщица, – Лу все еще обижалась на Энжи за шпионаж, но былые страсти поутихли, во всяком случае, на словах.