Цветь третья Сказитель в побаску приносит опаску: найдётся ли клад и живая вода? Когда у шинка мир устраивал пляску, в степи суховейной случилась беда. Гонец прискакал, с горя белый как мел: конёк золотой в табуне охромел. Будь прокляты трижды во веки веков коварные норы кротов и сурков. Никто виноватых в тот день не искал, конёк оступился и ногу сломал. Злорадно промолвил шинкарь у плетня: – Коль ногу сломал, то не будет коня! Конину, однако, и я не терплю, но шкуру я за два алтына куплю. И печень сгодится, пойдёт селезёнка… Ну, кто для меня обдерёт жеребёнка? Уж очень ленивая наша страна, я ставлю охотнику чарку вина! И взвился Ермошка, от гнева горя, и начал нагайкой хлестать шинкаря. И все хохотали: – Забава, забава… Но разве на это имеет он право? Ермошку схватили, и руки скрутили, и привязали к чугунной мортире. А торг пораспался, и не было гонок, лежал в ковылях золотой жеребёнок. – Зарежьте! — угрюмо решил атаман. Продайте татарам его на махан. Но Дуня заплакала: – Смилуйтесь трошки. Не режьте жеребчика, Ради Ермошки! Знахарка развеет большую кручину, к ноге поломатой привяжет лучину. И, встав на колени, пропела девчонка: – Авось и срастётся нога жеребёнка. Шинкарь суетился: – У девочки хворь… Шипел атаман: – Ты меня не позорь! Но все согласились, бубня свысока: – Подарим Ермошке урода-конька! Цветь четвертая Не ведал и тот, кто с прозреньем знаком, что был жеребёнок волшебным коньком. У Каменной Бабы — полынь и увал… Ермошка, горюя, судьбу проклинал. Но бурка упала испуганно с плеч, услышал Ермошка предивную речь. Сказал жеребёнок: – Ты зря возроптал, я трудным уроком тебя испытал. Я знаю, где клад, где живая вода… Тебя я не брошу, мой друг, никогда. Могу раздобыть и смолу-мумиё, исполню любое желанье твоё! За это останусь навечно хромым, но будет счастливым и хлеб твой, и дым. И радостно было, и страшно немножко, не очень-то в чудо поверил Ермошка. Ответил Ермошка: – Подай мне парчу, и к Дуне поскачем, жениться хочу! Заржал жеребёнок: – Садись на меня! И вмиг превратился в большого коня. Помчался Ермошка, как через конвой… Станица смеялась: ведь конь-то хромой! Принёс атаману Ермошка парчу: мол, сватаю Дуню, мне всё по плечу. Скрутил атаман свой воинственный ус: – Ты, вижу, казак настоящий, не трус! Но знай, Ермолай, что мешает загвоздка: ползёт к нам с востока ордынское войско. Найди, друг, ватагу, врагов уничтожь. За это я дам тебе, что токмо хошь! Ермошка коню рассказал про беду. Мол, как одолею я злую орду? А конь отвечал: – Не горюй, не горюй… При западном ветре на палец поплюй. У Каменной Бабы зажги сухотрав, и сгинет орда, в том пожаре упав. И юность на подвиг Ермошку бросала, И сыпало искры казачье кресало. И долго в станице дивились тогда: сгорела в степи при походе орда. Цветь пятая
Ермошка спешил к атаману не зря, посватался к Дуне сынок шинкаря. И, хитрый и наглый, он, ластясь, не вдруг поднес атаману дукатов сундук. Глядел атаман раздраженно в окошко: шел свататься к Дуне паршивый Ермошка. Икнул атаман: – Я тебя поджидал, но долго ты очень орду поджигал. Мабуть, понапрасну была и тревога. Пожар был от молнии или от Бога. Ты молод, Ермошка, но явно шельмец. Уж пас бы по найму отару овец. И конь у тебя неказистый, хромой. Проваливай лучше обратно – домой. Ведь взял я за Дуню великий заклад, а ты – голутва, сирота, не богат. Отдам тебе Дуню, клянусь на святых, но токмо за два сундука золотых! А нрав мой свирепый округе знаком… В чулане Дуняша сидит, под замком. Увидеть невесту не мысли пока. Неси мне червончики, два сундука! |
