Деловито несущийся по коридорам офицер не вызывает ни у кого из встреченных ши лишних вопросов, что почему-то весьма радует Мэя, он не хочет останавливаться и заговаривать с кем бы то ни было, потому что? Потому что считает свой костюм неполным? Что за ерунда?

И куда он летит? А, на третий этаж, левое, офицерское крыло. Раз ему надо исправить свой внешний вид, хотя я не понимаю, что его не устраивает! Лишь сапоги немного не отвечают виду строгого офицера не при исполнении своих самых прямых обязанностей.

Нет, офицер Мэй не мог забыть меч. А что еще должно быть на его поясе… А! Особой формы кортик, гордость и принадлежность офицера, стоявшего на страже побережья моря! Наш офицер, до того как стать королевским волком и поселиться в столице, долгое время защищал границу. Если слегка потревожить его память, можно даже найти должность — командующий офицер пятого гарнизона. С этими словами связано в памяти благого очень много, но он морщится, не одобряя несвоевременность мыслей, и мне приходится отложить свое любопытство. Рогатые фоморы, стычки, окружения и прорывы! Приглядывать за Бранном поставлен настоящий боевой офицер и следопыт.

Однако и это его не спасает, хотя мой Дей, видимо, уповал как раз на опытность Мэя.

Офицер костерит себя на чем свет стоит, находя много неласковых слов для своей несобранности. Запинается на этом слове. Медленно проговаривает его в голове: «Не-со-Бранн-ости». Язвительно оскаливается, подбирая парочку каламбуров, но ускоряет шаг. Да, может быть, наш неблагой передает часть своей рассеянности? Лишь бы он сам приобретал хоть что-то. Хотя с ним все время случаются странные происшествия.

Мэй сосредоточен на одном предмете — как можно скорее добраться до дома, а потом найти потеряшку, поэтому я могу незаметно обратиться ко вчерашнему дню в его памяти. И теперь я знаю, почему мы с Бранном вчера так долго ждали и так и не дождались Гволкхмэя. Потому что вчера, в первый раз на моей памяти, Советник Волчьего дома перепутал два крыла Черного замка! А найти, пусть и обежав все его коридоры, нашего неблагого, задача не из легких. Наверняка Джаред все еще пребывает в расстроенных чувствах и даже, возможно, подыскивает себе замену! Строже всех советник судит именно себя.

Офицер Мэй поднимается на небольшой порожек, рывком открывает последнюю дверь. Ой, как здесь уютно! Кто-то заботится… нет, кто-то живет с офицером Мэем.

Судя по тому, как привычно и тепло Мэй окидывает взглядом портрет на стене, это волчица. Не юная, как Гвенн, которую хочется задушить в объятиях, или как Алиенна, перед которой хочется упасть на колени, но очень, очень красивая. Лучистые серые глаза редкого даже среди волков серебристого оттенка с маленькими крапинками-звездочками, кажется, заглядывают в самую душу.

Да-да, нам надо бежать. Кто бы эта дама ни была, здесь ее нет. Мэй неосознанным жестом отряхивает дублет, видимо, так принято в этом доме, оглядывает поверхности в гостиной, досадливо морщится, недовольный сам собой и проходит направо, в свою комнату. Дверь утоплена в самую глубину низковатой арки, офицер пригибает голову, спасая макушку, гибко выпрямляется внутри. Оглядывает обстановку уже здесь.

И я оглядываюсь вместе с ним: в углу дожидается своего часа стойка с доспехами, чистыми от частого использования и бережного ухода, на них совсем нет пыли; на свободной стене, занавешенной ковром, развешаны странные по форме, похоже, фоморские трофейные клинки. Посередине и выше висит тоже ничуть не пыльный фоморский рогатый шлем, немного мелковатый, по ощущениям, для рогатого морского жителя. Может быть, это шутки перспективы. Кровать прячется за углом и в нише, а письменный стол красуется прямо под окном. Развернутый свиток, явно не библиотечного вида, придавлен как раз позабытым впопыхах кинжалом.

Офицер Мэй ворчит, скатывает быстро свиток, прячет в первый ящик стола, пристегнув кортик, так же бегом вылетает из комнаты.

И нос к носу сталкивается с благим. Из небесных.

Я чувствую захлестывающее Мэя удивление пополам с негодованием, как бы там ни было, а он вовсе не рад видеть в своих покоях и своем Доме какого-то небесного хлыща!

Он одного роста с нашим волком. Белоснежные волосы красиво затенены на концах. Цвет глаз, обычно ярко-голубых, как у всех небесных, сейчас очень темный, почти сапфировый — от расстройства или глубокого волнения. И мне кажется, они подведены: у этого небесного белеют ресницы и брови. Видимо, Мэю тоже так кажется, раз он хмыкает и еле сдерживает шутку про удачно встреченную кралю, которой он сам готов порвать юбку. Скалится Мэй, впрочем, весьма красноречиво.

Оба оглядывают друг друга без особого восторга. Дитя неба кажется Мэю холеным и изнеженным обитателем поднебесных высей, живущим творением и созерцанием, а наш волк небесному — недалеким, хоть и отважным служакой. Причем у небесного в ауре просвечивает не только неожиданность от встречи, но раздражение и непонятная ревность. Правая рука устраивается на белый пояс, возле рукояти кинжала, и мне видно, что большой палец его запачкан краской — значит, не такой уж и белоручка!

Жаль, что я не могу сообщить это Мэю так, чтобы не рассекретиться самому.

Офицер Мэй кланяется — как положено и даже чуть меньше. Он в своем доме и вправе спрашивать с гостей. Небесный вынужденно, но повторяет его движение. Хотя, судя по вышивке, перстням и фибуле, мы имеем дело с королевским родом. На кинжале столько голубых камней, что хватило бы обложить небольшую стенку!

Впрочем, обдав ледяным презрением волка, небесный круто разворачивается, с грохотом открывает дверь и уходит в сторону центрального замка. Мэй, уже открывший рот для приветствия и произнесения имени, замирает на месте. Выдыхает, щерится, косится вслед, провожая небесное явление взглядом. Думает, то ли догнать и поговорить о правилах приличия, то ли догнать и сразу двинуть лбом в нос…

Но не успевает сделать ни то, ни другое. Из второй гостевой залы, откуда выскочил разгневанный небесный королевского рода, выходит та самая красавица, с которой я уже познакомился на портрете. Чуть старше, что ее только красит.

— Моя несравненная Дженнифер! — припадает Мэй на колено, кажется, даже не слишком рисуясь.

Это пафосное обращение почему-то выглядит очень естественным для него.

Несравненная Дженнифер, если мне не изменяет зрение, расстроена. Но ясные серебряные очи, обращенные на офицера Мэя, начинают сиять понемногу. Лицо светлеет, она подходит ближе, радостная от нежданной встречи, и это очень хороший признак: она рада видеть Мэя всегда.

— Мой дорогой Мэй! — улыбается она сквозь грусть.

Мэй тоже замечает печаль, которую волчица еще не успела скрыть. Особый поворот головы, тяжелая, слишком тяжелая, но прямо как на портрете прическа, затаившееся расстройство, спрятанный стыд, неясное негодование и большая, просто огромная грусть. И несмотря на все это — удивительная волчья красота, тем более удивительная, что не острая в чертах и неспешная в манерах. Ой, все же — какая красавица любит нашего Мэя, кто бы мог подумать!

— Мама, этот небесный обидел тебя? — серьезнеет, поднимаясь, Мэй, а я не сдерживаюсь и фыркаю! Хоть бы они не услышали!

Да-да, как я мог забыть! Редкий случай, когда взрослый волк живет со своей матерью. Мэй любит еще называть себя маминым сыном и гордится своей несравненной Дженнифер. А все подколки, на которые он сам мастер, на протяжении многих лет пропускает мимо ушей. Кроме парочки неприличных намеков, что закончились дуэлью, хоть и было это давно. Теперь никто и не думает подходить к офицеру Мэю с подобными глупостями. Пегий королевский волк вырос настоящим волком в отсутствие отца, что не мешает горячо любить свою маленькую семью. Сверстников у Мэя было достаточно — триста лет назад у всех Домов рождались дети, подумывали даже, будто Проклятье пало, но эта благость продлилась всего два года, потом жизнь при Дворе опять застойно затихла.

— Нет, сынок, — улыбается тем временем волчица и грустнеет. Подходит ближе, поправляет сбитый мной воротник, разглаживает дублет, бессознательно проверяет застежки.