— Я смотрел ему в глаза, — ох, наш неблагой это наш неблагой. — Спасибо, что привел меня в чувство и спас жизнь, — Ворона достает из-за голенища тот самый метательный кинжал и протягивает тебе.

— Все-таки иметь дело со змеями вам, птицам, не стоит, — хотя ворчание твое недовольно, я чувствую, ты рад, что все обошлось.

Из-под твоей руки Бранн, опять же, не выворачивается. Никто не пытается его поджечь, замучить или сожрать, и в этом тоже есть что-то успокаивающее.

— Ох, Зануды, правда, расстроятся, — острое ушко виновато дергается. — Но мы сейчас попробуем…

Повинуясь властному жесту, тело Семиглавого вздрагивает, окруженное золотистыми искрами, подлетает сначала на высоту твоего роста, а потом чуть выше — и планирует до стены дворца, туда, где мы видели его днем. Хвост и тело прихотливо загибаются по желанию Бранна, шеи свиваются сложным переплетением, закрывая бреши… Изрядно, впрочем, в этой картине не хватает голов.

— Как думаешь, Дей, — в голосе мага, способного удержать эту тушу и придать ей нужную форму, сквозит смущение, — если приставить к шеям горшки с цветами, будет сильно заметно?..

Твоя рука на его плече напрягается, стоит представить змея с кустом вместо головы, начинает разбирать смех, но Ворона пока этого вовсе не чует.

— Если приставить ему головы, то змей может исцелиться, а совсем без голов, ну, — вздыхает, — Джоки и так заметят, конечно, но, может, не сразу?..

— А ты думаешь, во всем городе ещё остался кто-то, кто не заметил? — рвущийся наружу смех делает твой голос сдавленным, мой волк, продышись.

Вместо ответа Бранн на пробу поднимает в воздух ближайший куст в горшке и приставляет к освободившейся шее.

Мой Дей! Смеяться прямо в плечо неблагого? Я понимаю, что тебе нужна опора, но… Бранн, однако, не дергается, а по мере того, как смех разбирает тебя, начинает веселиться и сам. Мальчишки! Да успокойтесь вы!

Туша из-за подрагивающей руки мага тоже трясется, словно присоединившись к вам, а упущенная из виду шея сносит внешний барельеф и еще одну цветочную вазу.

— Спишем это на змея, — Бранн, стараясь успокоиться, унять подрагивание рук, растопыривает пальцы… другая шея сносит украшение уже с крыши. — И это тоже.

Мой волк! Да ты уже просто стонешь от смеха! Уймись! Да, горшки Бранн уже поставил обратно. Почти ровно.

Все еще немного посмеивающаяся Ворона заворачивает тушу змея знакомыми извивами, а осиротевшие шеи направляет попросту в стену. Тело Семиглавого каменеет, повинуясь уже не магическому договору, а воле Бранна. Он критически склоняет голову.

— Почти как было, — смущенно подрагивающие ушки портят впечатление. Наш мощный маг выглядит как малолетний шалопай, случайно свернувший со стола любимую вазу родителя.

— Ну почти-и-и, — не тяни это так радостно, мой волк! — Если не считать семи маленьких огнедышащих деталей.

Бранн алеет кончиками ушей, но кивает, поворачиваясь уже к этим самым деталям, отходит к головам, прикладывая к каждой левую руку и добиваясь рассеивания в пыль оскаленных морд.

— Как-то раз я случайно отбил подлокотники у трона Зануды Первого, — голова Семиглавого весьма укоризненно косится на Ворону перед тем как исчезнуть. — Мне не хотелось читать историю, и я решил выспросить напрямую трон, а на пальцах еще осталась летучка-липучка…

Бранн ощутимо смущается опять, стараясь не оглядываться на тебя, мой волк, а потому не видя, что ты его не осуждаешь. И я бы тебе посоветовал убрать довольную ухмылку с лица, одобрять такое баловство не годится, вдруг он и в твоем королевстве что-то учудит?!

— В общем, так вышло, что подлокотник отлетел, — очередная голова змея задумчиво обращается в прах. — И я заменил его одним из подходящих по цвету барельефов… И никто не заметил! — вот теперь сияющие изумрудными феями глаза возвращаются к тебе. — То есть, целый месяц никто не замечал! — ушки дергаются на это маленькое уточнение. — А потом Зануда Первый ушиб локоть о барельеф фиги… очень долго и очень нудно меня потом отчитывал.

— Думаю, подбор барельефа по цвету и прилипшее к рукам заклинание он вовсе не оценил? — мой Дей, оставь эти неблагие дела неблагому прошлому.

— Нет, конечно, — Бранн пожимает плечами, но заинтересовывается. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что, предполагаю, пользу от мертвого змея они тоже тогда попросту не увидят, — о, мой Дей, прости меня, ты все делаешь верно.

Последняя голова Семиглавого растворяется в неблагой ночи, Бранн встряхивается сам, оглядываясь, натыкается на разбитый фонтан, поднимает кирпичи на место, снова заключая воду в прежний порядок. Площадь кажется невероятно пустой, а ночь невыносимо тихой. Видимо, неблагой это тоже чует, вы заговариваете одновременно.

— И что теперь?

— Нам надо вернуться…

Бранн снова немного недоверчиво смотрит на тебя, мой волк, как в той галерее, на внешней стене которой сидел и сидит сейчас стараниями Вороны, пугающий даже сквозь кладку Семиглавый. Твоя чувствительность к обстановке чем-то его настораживает, впрочем, не настолько, чтобы он с концами ушел в свои мысли:

— Теперь нам надо вернуться во дворец и переночевать. Предлагаю занять комнаты в гостевом крыле, что-то мне не нравится частота покушений, чтобы останавливаться в моих покоях.

Бранн недовольно поводит плечом.

— Я только за, чтобы пересчитать еще кому-нибудь наглому зубы, — ты широко зеваешь! Мой волк! — Но на сегодня, пожалуй, правда хватит.

Неблагой дворец все же не самое неблагое место в этом городе. Да, мой Дей, тут спокойно и тихо, сейчас тут нет ни змей, ни отражений, никаких прилипучих феечек с их неблагими поцелуйчиками и еще более липких взглядов высших.

Я понимаю, как ты устал.

Устал от пристального внимания высших, что женщин, что мужчин больше, чем от схваток. Ты никого не оскорбил и не обидел, нет, ты был выдержан и спокоен. Боюсь только, твоя слегка взъерошенная прическа (прямо как у нашей Вороны), гневный янтарный взгляд и сжатые челюсти производили впечатление прямо противоположное тому, что ты хотел добиться. Нет, сейчас волосы вымыты и расчесаны. И я вовсе не веселюсь, съезжая по ним! Я доложу Алиенне, что прекрасные неблагие тебя домо…

Прости, прости.

Плохие, плохие высшие. Все, кроме Бранна. Да, и Боаша. И Линнэт. Ну, еще брательник того удава сразу начал благо… Вот видишь, нельзя судить о неблагих по первому впечатлению. Что значит: «Бранн все равно лучше всех, и я заберу его с собой»? Что за собственнические замашки? Да, здесь ему оставаться смертельно опасно. Но, мой Дей, он теперь окончательно странный! Ты точно хочешь привести его ко Двору?

Молчу, мой волк.

Горячая вода тоже порадовала, я ведь мерзну! А ты, мой Дей, невозможно мало держишь меня в своих ладонях. Ну хорошо, хорошо, на плечо я тоже согласен, оно всегда горячее. Хотя в ладонях куда уютнее. Что значит: «Луг, не наглей, не котенок»? Ты такой сонный, что можно улечься и на глаза.

Шучу, шучу!

Забавную рубашку тебе соткали эти паучки. Нет-нет, просто она тонкая, щекотно скользит по коже. Неблагая. Зато цветов твоего Дома, черная с серебром. И целая, и даже чистая. И очень красивая, тебе идет.

Спи, мой волк. Во сне твоя кисть заживет быстрее, рана уже схватилась розовой кожицей. Конечно, незачем было спрашивать Бранна, есть ли отрава на шипах Семиглавого!

Впервые за долгое время мы ночуем на постели, достойной тебя. Да, и просто в постели! Даже потянувшись, ты не достаешь ногами до края. А ноги у тебя дли-и-инные. Нет, мне они совсем неинтересны. Нет, я не как «эти высшие, с башни головой вниз упавшие»! Ты же имеешь в виду не Башню Звездочетов, мой Дей?

Ай! Только не за хвост! Я понял, понял, что ты про Парящую!

Я это я, ты мне нравился всегда! Ну, почти всегда. Хе-хе, так-то я часто наблюдал за тобой, не будучи представлен. А откуда мне известно про ножи? И ты меня тогда не ви-и-идел! Слушай, я не знал, что ты так быстро краснеешь. Эй, порядочные волки так не выражаются! Нет, моей госпоже я ни о чем не докладывал! Подумаешь, несколько десятков оторванных подолов! Не покушался я на твою личную, весьма разнообразную жизнь! И уж на высоту твоих сапог я точно не покушаюсь!