Оглядывается, и это не картинный жест, это действительно интерес, от которого прячут глаза, склоняют головы, скрываются за спинами близстоящих.

— Тогда напоминаю вам то, что уже не раз пытался донести словами: эти темы мне неприятны, — закрепляет эту фразу взглядом, и мне кажется, что видит даже меня.

А потом присаживается и безмятежно вытирает клинок об одежду убитого.

Ох, Дею это не понравится!

Бранн присматривается, словно выискивая что-то, и, проведя по трупу мечом, резким движением вспарывает кожаный доспех и сдирает кусок камзола со спины.

— Еще один, — произносит Ворона и прячет его в карман, но теперь вздрагивают все, дамы ахают, пересчитывая количество лоскутов на куртке неблагого и делая ужасающие выводы, сколько ши этот хладнокровный убийца положил в своей жизни.

Весь Благой Двор бурлит там, внизу, где все еще находится Бранн с волнистым мечом на отлете, где картинно лежит обезглавленное тело Франта с лужей крови на месте головы. Но особое волнение намечается среди ши Дома Леса, словно шумят кроны под порывами ветра.

Ой-ой, Мэй, это не может быть хорошо! Ворону все-таки стоит немножко поспасать!

По счастью, понимает это не только Мэй, да и кроме Мэя в Черном замке есть ответственные волки: выступивший вперед Роган уводит Бранна в сторону кухни, черно-серебристые спины волков смыкаются, упрятывая уходящих. С другой стороны площадки наперерез рассерженному Фордгаллу плавным шагом поспевает Джаред, призывая всех если не разойтись, то хоть успокоиться.

И тут Мэй срывается с места.

Офицера немного задерживает по пути стражник, доложивший о нахождении посыльного в полном, но небрежно застегнутом доспехе, будто его одевали и раздевали, пока волк — юный Нейт — был в беспамятстве. Гволкхмэй велит переправить волка в госпиталь, но глаз не спускать и срочно выяснить, кто на него напал или хоть все возможные приметы. А в его мыслях довольно зло обшучивается значение имени бедолаги.

Нейт — чемпион. И Гволкхмэй навскидку цепляет к имени пару областей, в которых Нейт мог бы быть чемпионом, настоящим чемпионом. Вроде как «Сдай свой пост Дому Леса» или «Как не выполнить приказ офицера с наиболее катастрофичными последствиями».

Мэй так зол, потому что из-за него, Мэя, и этого несчастного Чемпиона была поставлена на кон жизнь неблагого, репутация Дома и его честь. Все Волки под угрозой, если лорд Фордгалл сумеет как следует сформулировать обвинение, а у Советника будет слишком мало свидетелей, чтобы опровергнуть его слова. И как задирался Франт, свидетелями были лишь Мэй и девушки с пришитыми подолами.

Коридоры опять сливаются в калейдоскоп — Мэй несется вниз так, словно решил-таки переломать свои ноги-ходули. В его заполошно скачущих мыслях я вижу примерную подборку возможных претензий Фордгалла. Этот старый пень пользуется любой возможностью копнуть под Дом Волка, а тут предоставился великолепнейший случай!

Как Мэй успевает бежать настолько быстро и прикидывать что-то в уме, для меня загадка.

Видимо, особые офицерские навыки!

Последняя дверь распахивается наружу, на улицу, Мэй ледяной стрелой устремляется к самому центру площадки, туда, где сейчас окруженные оставшимися на почтительном расстоянии зрителями, выясняют отношения суровый Советник и мерзкий Фордгалл.

Лорд Дома Леса говорит очень громко, а Джаред — совсем тихо, но слова нашего Советника слышны даже больше.

Хуже всего, что Фордгалл выставляет претензию, которая может поколебать доверие к королевскому сейчас Дому:

— …и раз ваш король не может контролировать свою гвардию, воспитать в своих лучших! Лучших! Королевских! Волках самые простые законы гостеприимства, то, очевидно, этот король не сможет справиться и с одним королевством, не говоря уж о Восьми!

Эти слова находят отклик не только у лесных, но и у небесных — тех, кто больше всего был шокирован проявлением нрава нашей Вороны. Волки бесстрастно молчат, тут есть, кому говорить за них, а Советник спокоен.

— Наш король. Вы оговорились, Лесной лорд — наш король. Наш общий король, тот самый, в Доме которого все обязаны соблюдать правила вежливости и требования Слова, в том числе и гости.

Мэй спешит, волки перед ним расступаются, пусть и по разным причинам: кто-то узнает его; кто-то помнит, что Мэй сопровождал Бранна; кто-то просто видит на дублете четыре полосы от когтей и не смеет чинить препятствий полному офицеру Дома Волка. Выше него по званию лишь Советник и Алан, глава стражи. Только у них вышито пять полос.

— Это навет! Поклеп и напраслина! — из-за спины Фордгалла, будто злобный лепрекон из коробочки, выпрыгивает Финтан. — Наш подданный, мой четвероюродный кузен, образец светского поведения. Был! Я свидетель тому, как он похлопал неблагого волка по плечу. Дружески!

В голосе лесного принца сожаление вдоволь приправлено яростью. Видимо, ему правда жаль пустоголового Франта. И еще больше жаль, что задуманное не исполнилось. Плохо только — они родня. Теперь Дом Леса не отступит!

— Не было никакого оскорбления! Не бы-ло! — вещает Финтан, оглядывая благородное собрание, всех собравшихся на представление ши, уже позабывших, что Бранн был именно оскорбленной стороной.

Мало того — стороной, оскорбляемой даже перед началом дуэли!

Масла в огонь добавляет то, что за спиной Финтана начинают всхлипывать поклонницы его четвероюродного кузена.

И в этот момент в круг переговорщиков влетает наш офицер Мэй. Он немного задыхается, но выпаливает разборчиво:

— Я тоже был там! И видел! Как почивший за свое вызывающее поведение Кунотиджернос, — надо же, и имя помнит! Мэй, видимо, действительно блестящий офицер, — оскорблял королевского волка Бранна словом и жестом.

А Финтан своего родственника по имени не называл.

Симпатии толпы становятся явственнее и раскалываются на примерно равные части — теперь ши незачем сохранять серьезность, это больше не пахнет новой войной, это пахнет политическими разборками.

Напряжение спадает. Можно убрать руки от оружия и даже делать ставки, чем все Дома немедленно начинают заниматься.

— Но вы же не можете верить моему сыну меньше, чем явно заинтересованному волку! — Фордгалл неприятно удивлен как Мэевым явлением, так и его хваткой памятью. — Тем более, что он у вас при должности.

Вот теперь ши в черно-серебряном не молчат — усомниться в офицере!

Джаред поднимает руку, и волки смолкают, недовольно ворчат лишь самые упертые, и то вполголоса.

— Слово офицера много значит в нашем Доме. Это слово чести, и оно нерушимо. Мы привыкли доверять своим ответственным волкам, да еще и при должности, как вы верно заметили, Лесной лорд, — Джаред светски прикладывает руку к груди, отвешивая небольшой поклон. — Слово принца Леса, разумеется, весомо, но ваш сын известен некоей снисходительностью к деталям.

Джаред улыбается легко и приятно, но лишь половиной рта, будто напоминая старому другу о давнем курьезном случае.

Толпа беспамятна, она помнит бывшее не дальше пяти минут, но Гволкхмэй произнес имя Франта, а Финтан обошелся лишь кузеном. Ши посмеиваются не только за спиной Джареда, но и за спиной Фордгалла.

Франт и Франт, не думаю, что Финтан утруждал себя непроизносимым именем. Наверняка ограничивался чем-нибудь навроде «мой дорогой друг и кузен». Мне даже жаль почившего лесовика, похоже, не существовало и короткой версии того имени. Гволкхмэя все зовут Мэем, а лесовика исключительно Франтом.

Джаред окликает ши, которые успели отсмеяться:

— Есть ли при Благом Дворе кто-то ещё, способный высказаться за или против и разрешить наш спор? Кто-то, кто видел, как общались королевский волк Бранн и его сегодняшний неудачливый противник?

Благой двор затихает, хотя свидетелями последней перепалки, если можно так назвать односторонние оскорбления, были все собравшиеся.

Судя по волнению, волкам тоже есть что добавить, но раз свое слово сказал офицер Гволкхмэй, младшим по чину высказываться не положено.