Сам же ваш покорный слуга, зная придворные нравы не понаслышке, а, испытав их на собственной шкуре, в милосердие и сострадание этих придворных пиявок и клопов поверить не может.
Вот так в императорском дворце появилась самая знаменитая клумба в Поддиной, ныне называемая Круглой императорской клумбой или Могилой вертоградаря Ю.
Говорят, что клумба возле Северного павильона называется Могилой вертоградаря Ю, потому что Ю был в ней похоронен, но я думаю, что это не так и вот почему: во-первых, никого и никогда, даже императоров, не хоронили в императорском вертограде, а во-вторых, на старинном плане императорского дворца, который ваш покорный слуга видел в императорском архиве своими собственными глазами, вместо надписи «Могила вертоградаря Ю», стояло «Могила Ву Ли»… Но ведь всем в Поддиной со школьной скамьи известно, что вертоградарь Ю умер раньше Ву Ли… Следует добавить, что и сама императрица Юй была убита не где-нибудь, а прямо на Большой императорской клумбе.
Все эти подробности я здесь привожу только для того, чтобы кто-нибудь более проницательный, чем я, объяснил, почему Круглая императорская клумба в императорском вертограде сначала называлась Могилой Ву Ли, а после Могилой вертоградаря Ю…»
18
Рассказчик вдруг замолчал и, как показалось Сергею Петровичу, замолчал обиженно, словно вдруг догадался, что Сергей Петрович и не думал задумываться, отчего это клумбу в императорском вертограде раньше называли Могилой Ву Ли, а потом Могилой вертоградаря Ю, а думал вот о чём: о том, что пока он не взялся помогать Мальвине, история вертоградаря Ю была похожа на разобранные часы; и только благодаря тому, что Сергей Петрович вцепился в роман Мальвины мёртвой хваткой, кучка разрозненных пружинок, колёсиков, винтиков и шестерёнок сложилась в движущийся механизм, в котором ничего не было лишнего, всё слаженно работало и стрелки на циферблате романа Мальвины показывали ровно столько, сколько и должны были показывать.
Сергею Петровичу было приятно сейчас об этом вспоминать и он, может быть, предался этим воспоминаниям со всей страстью, наслаждаясь подробностями, если бы рассказчик не заговорил:
«Иногда бывает трудно и даже невозможно растолковать варварам наши поддинские выражения. Однажды, когда я перевёл одному весьма учёному варвару поддинское выражение: «Лучшее средство от бессонницы – сушёная голова змеи под подушкой, но куда лучше головы змеи под подушкой, голова молоденькой девушки на подушке», он так и не смог понять это понятное даже самым глупым поддинцам выражение.
Этот учёный варвар сказал мне тогда, что сам он ни за что не смог бы уснуть, если бы знал, что у него под подушкой лежит голова сушёной змеи и уж тем более он не смог уснуть, если бы рядом с ним на подушке лежала отрубленная голова пусть даже и очень хорошенькой девушки. И хотя я объяснил ему, что сушёная голова змеи обладает несомненным свойством нагонять на человека сон и этим её свойством вот уже тысячу лет пользуются миллионы поддинцев, мающихся бессонницей, он мне так и не поверил.
А вот вокруг головы девушки у нас с ним разгорелся целый спор. Даже после того, как я растолковал варвару, что здесь применён приём «часть вместо целого», что, говоря «голова девушки», мы говорим обо всей девушке целиком и в самом добром здравии, что сон приходит благодаря усталости, приобретённой вследствие любовных утех, варвар только прятал свою вежливую улыбку в своей огромной рыжей бороде, а его глаза говорили мне: «Ох, и чудная же эта ваша страна, Поддинская империя, и какие же чудные люди эти поддинцы!»
Сам я никогда не страдал бессонницей, и никогда не подкладывал голову сушёной змеи под свою подушку, а поэтому о её снотворных свойствах ничего сказать не могу, а вот что касается головы девушки, то признаюсь, что тогда в споре с варваром я отстаивал не столько истину, сколько честь всей Поддинской империи и её народа. Хотя, конечно, мне на своём опыте пришлось не раз убедиться в том, что рыжебородый варвар был прав. От себя лишь могу заметить, что чем красивее девушка и чем она моложе, тем меньше она помогает от бессонницы. Из этого можно сделать несложный вывод, что тем, кто хочет крепко уснуть, надо подыскивать девушек постарше и таких, о которых варвары говорят: «у них с лица воду не пьют».
Да, старики часто маются бессонницей и для того, чтобы уснуть, применяют самые разнообразные снадобья. Главный императорский вертоградарь У знал множество способов избавиться от бессонницы и, в конце концов, после многолетних опытов на самом себе, остановился на женьшеневой настойке. О том, что он знал множество способов уснуть, можно судить по тому, что он написал книгу «О бессоннице», которую ваш покорный слуга когда-то сам читал в императорской библиотеке, а о том, что вертоградарь У сам остановился на женьшеневой настойке, мне известно со слов моей любимой бабушки.
Готовил главный вертоградарь У женьшеневую настойку собственноручно вот уже двадцать лет. Именно столько лет прошло после смерти его последней жены Нюй, о которой следует сказать хотя бы несколько слов.
Нюй была одной из тех насельниц императорского гарема, которые так никогда и не были приглашены в Северный павильон. К тому же с ней случилось несчастье – к шестнадцати годам она, несмотря на то, что её лечили лучшие врачи Поддиной, полностью ослепла. Такого в гареме ещё никогда не случалось, а поэтому никто и не знал, что следует делать с Нюй. И тогда тогдашний главный смотритель гарема До предложил своему другу, главному вертоградарю У, жениться на Нюй, к тому же До дал вполне определённо понять У, что (так как Нюй была им самим собственноручно куплена и доставлена в гарем в возрасте 9 лет, и никогда не бывала в Северном павильоне) во всей Поддиной не найти более целомудренной девушки, чем Нюй.
Вот так главный вертоградарь У и женился на Нюй, пребывая уже в летах весьма преклонных. Но, как бы там ни было, а через год после свадьбы на свет появилась Дунь, сама же Нюй во время родов умерла.
С тех самых пор У и пристрастился к женьшеневой настойке, а о своей дочери забыл на целых шестнадцать лет, и вспомнил о ней лишь тогда, когда узнал, что Дунь стала императорской фавориткой.
Этой ночью вертоградарю У не спалось. Он выпил уже два горшочка женьшеневой настойки и собирался взяться за третий (хотя обыкновенно для того, чтобы уснуть, ему вполне хватало и одного горшочка), как вдруг он подумал о том, что третий горшочек он ещё успеет выпить, а вот понять причину, почему для того, чтобы уснуть, ему вот уже двадцать лет хватало одного горшочка женьшеневой настойки, а сегодня оказалось мало и двух, после третьего горшочка будет куда труднее, чем после второго.
Вертоградарь У шёл по ночному вертограду и оттого, что его разгорячённую женьшеневой настойкой голову студил ночной прохладный ветерок, он понял, что его бессонница была вызвана не чем иным, как мыслями о его дочери Дунь.
Четыре года назад, когда вертоградарь У впервые увидел Дунь после шестнадцатилетней разлуки, он был поражён её сходством с Нюй, и так вдруг озаботился судьбой своей дочери, что с ним даже случился сердечный приступ, когда «эта змея подколодная» Ву Ли отрезала Дунь волосы. В последнее время вертоградарь У стал замечать, что глаза Дунь и её лицо, а особенно нос, всё чаще бывали красны от выпитого ею вина, а из разговоров с дочерью он догадался о том, что, хотя за последний год она побывала в Северном павильоне пять раз (считалось, что и один раз в год попасть в Северный павильон было большой удачей), император Ы охладевает к ней, и что Дунь приходится иногда по приказу Ву Ли даже готовить ей ванну и расчесывать волосы…
Как говорится, земля слухами полнится, а уж императорский дворец так и вовсе кишит ими, и в том, что Дунь вскоре придётся покинуть гарем, сам У уже давно не сомневался. И хотя худшего жениха для Дунь, чем этот безродный, хотя и смышлёный мальчишка Ю, и представить было нельзя, У собирался сегодня же ночью предложить ему в жены свою дочь (как говорят в Далвардарии, «на безрыбье и рак рыба»)…