Сергей Петрович стоял перед ней растрёпанный, босоногий, в своём синем учительском халате, едва прикрывающем его нагое тело, – Анжелика Александровна даже покраснела до корней волос и так больше и не подняла на Сергея Петровича своих милых зелёных глаз до конца разговора, а только то и делала, что разглядывала то носки своих сверкающих лаковых туфелек.

Надо сказать, что сама Анжелика Александровна была человеком образцовой аккуратности (без излишней чопорности и сухости), а потому и сегодня утром по дороге в школу (надо сказать и об этом) Анжелика Александровна, как должное, поймала на себе взгляды нескольких встречных мужчин, выбравших именно её из множества окружающих любого мужчину предметов, как нечто такое, что заслуживало их особенное внимание. Да, Анжелика Александровна ценила мужские взгляды и даже, так сказать, собрала из них прелюбопытнейшую коллекцию, но о жизни Анжелики Александровны и о ее коллекции позже, а, скорее всего, – никогда…

– Сергей Петрович… – наконец сказала Анжелика Александровна, глядя на свои туфли. – Вы же не ребёнок… Вы сами всё должны понимать… Я догадываюсь, что у вас не складывается семейная жизнь, но, Сергей Петрович, ведь от этого же не должны страдать дети, мы ведь с вами всё-таки работаем в школе… У многих наших учителей не складывается семейная жизнь, но ведь из этого не следует, что мы все должны жить в школьной мастерской и спать на верстаке… – тут взгляд Анжелики Александровны направился к верстаку, на котором блином лежал спальный мешок Сергей Петровича. – Вы только представьте себе, что вышло бы, если бы я тоже ночевала в своём кабинете, и все учителя тоже ночевали бы в своих классах… Это была бы уже не школа, это была бы ночлежка какая-то… У меня, Сергей Петрович, тоже не складывается семейная жизнь, но я ведь держусь… Хотя мне, может быть, тоже хотелось бы иногда заночевать вот здесь, в этой мастерской, прямо на этом верстаке…

Сергей Петрович посмотрел на Анжелику Александровну с любопытством.

– Мне всегда казалось, Сергей Петрович, что ваша жена – Лилия Феоктистовна – чудесная женщина… – продолжала говорить Анжелика Александровна, всё так же разглядывая свои туфли. – Мне всегда казалось, что если бы у меня была семья, то я бы всё сделала для того, чтобы сохранить её… Я, конечно же, понимаю, что семейная жизнь – это, прежде всего, борьба с самой собой, это способность женщины подчинить свои интересы интересам мужчины… Вы знаете, Сергей Петрович, я трижды собиралась выходить замуж… Я и раньше слышала, что мужчина после свадьбы, это совсем не тот мужчина, который был до свадьбы… Но я думала, что это просто бабьи сплетни… И что у меня всё будет по-другому… У меня всё и вышло по-другому: те, за кого я собиралась выйти замуж, так сказать, мои женихи, они уже до свадьбы начинали себя вести так, будто я уже была их женой… Вы меня понимаете?

Сергей Петрович хотел было сказать Анжелике Александровне, что, да, конечно, что он всё понимает, но передумал и промолчал.

– Сергей Петрович, я могу вам помочь… – Анжелика Александровна внезапно покраснела вторично, хотя была красна лицом и до этого. – Ну, хотя бы на первых порах… Я живу в трёхкомнатной квартире… Одна… Если вы хотите… Если вы согласны… вы могли бы пожить у меня… Только, конечно, так, чтобы об этом никто не узнал… В маминой комнате будете жить… Там и диванчик есть и стол письменный… У меня мама год назад умерла… Поживёте, пока не надумаете вернуться к Лилии Феоктистовне…

Анжелика Александровна замолчала. Молчал и Сергей Петрович.

– Скажите, Сергей Петрович, скажите, я ещё могу понравиться мужчине? – вдруг спросила Анжелика Александровна и вдруг покраснела так густо, что Сергей Петрович даже испугался за её здоровье; но он так ничего ей и не ответил, хотя хорошо понимал, что молчать, когда женщина задаёт мужчине такой вопрос, нельзя ни в коем случае.

– Даже и не знаю, что мне с вами делать… – Анжелика Александровна улыбнулась. – Хоть бери да и вызывай в школу Лилию Феоктистовну…

Они снова помолчали.

– Вот… – Анжелика Александровна достала из сумочки два ключа. – Возьмите… Этот ключ от верхнего замка, а вот этот от нижнего… Запомните? Я сегодня вернусь поздно… Вы ведь знаете, что сегодня в гороно будут провожать на пенсию Зота Филипповича, поэтому я задержусь… – и, подержав ключи в руках, Анжелика Александровна положила их на верстак, прямо на спальный мешок Сергея Петровича.

– Зот Филиппович уходит на пенсию? – спросил Сергей Петрович.

– Да, уходит… А такой милый был человек… Я даже заплакала, когда узнала об этом… Сергей Петрович, вы не думайте, что вы одни на этом свете так одиноки, есть и другие люди, которые одиноки не меньше вашего, а, может быть, даже и больше… – сказав это, Анжелика Александровна уже безбоязненно встретилась глазами с глазами Сергея Петровича и вышла из мастерской.

В тот же день Сергей Петрович через секретаршу Оленьку вернул ключи Анжелике Александровне, и вечером того же дня со своим спальным мешком под мышкой вернулся домой, в коридор.

Надо сказать, что после этого разговора отношения между Сергеем Петровичем и Анжеликой Александровной стали совсем натянутыми, так что Анжелика Александровна даже один раз сказала ему в учительской при всех:

– Сергей Петрович, всё-таки нехорошо это – приходить в школу небритым… Может быть, мне самой вас побрить? Кстати сказать, по брюкам и рубашке, Сергей Петрович, тоже не мешало бы иногда утюжком пройтись… Вот когда бриться надумаете, захватите с собой и брюки и рубашку – я вас и побрею, а заодно и отутюжу…

Надо сказать, что в эти безрадостные дни своей жизни Сергей Петрович пришёл к мысли даже несколько излишне обнадёживающей: мысли о том, что всё, что в его жизни могло случиться плохого, уже случилось и всё, что будет дальше, будет только к лучшему; и вот, приободряясь такой бодрой мыслью, он принялся жить дальше. И вот именно в эти-то самые безрадостные дни, когда Сергею Петровичу казалось, что всё, что может с ним случиться плохого, уже случилось, в его жизни появилась ученица восьмого класса Любовь Довостребования по прозвищу Любка-Бегемот.

Любовь Довостребования пришла в класс Сергея Петровича позже остальных: в конце сентября в 8 «А» появилась новенькая.

Вся школа, словно сговорившись, и за глаза и даже в глаза стала называть её не иначе как Любка-Бегемот, пропустив мимо ушей необычную фамилию новенькой.

Сам же Сергей Петрович, впервые увидев Любовь Довостребования, сразу же вспомнил Снегурочку Любочку, когда-то слеплённую им для Верочки: казалось, что кто-то, шутки ради, нарядил Снегурочку Любочку школьницей и отправил учиться в школу.

Сергей Петрович однажды заметил за собой, что ему хочется спокойно и внимательно разглядеть лицо Любы Довостребования; но стоило ему только поднять на неё свои глаза, он опускал их, не в силах выдержать её взгляд. Почему-то так всегда получалось, что как только он смотрел на Любочку, то и она сразу же смотрела на него, а сам он словно слеп от её глаз, и поэтому всё не мог разглядеть её хорошенько.

Но как-то раз Сергею Петровичу всё-таки пришлось заглянуть в Любины глаза и увидеть, что эти глаза были серыми и какими-то необыкновенно яркими.

А вышло всё так: как-то раз ученицы класса, в котором училась Любовь Довостребования, показывали Сергею Петровичу на уроке домоводства своё домашнее задание – сшитые ими платья.

Когда очередь дошла до Любы, Сергей Петрович взял из её рук её шитье – чёрное длинное платье – и развернул его.

– Любка себе саван пошила… – сказал кто-то в классе.

– Сергей Петрович, а вам чёрное к лицу… – добавил другой голос.

В классе засмеялись.

– Довостребования, это ты сама шила? – Сергей Петрович поднял голову, посмотрел на Любу, но так, чтобы не встретиться с ней глазами.

– Сама, Сергей Петрович, – сказала Люба и, как заметил краем глаза Сергей Петрович, покраснела.

Сергей Петрович ещё раз придирчиво осмотрел и перещупал каждый шов на Любином платье и сказал: