Ангелом-спасителем Анжелики Александровны и Сергея Петровича оказался не кто иной, как сам начальник городского отдела народного образования Всеволод Всеславович Ласточкин, в прошлом заместитель и правая рука Зота Филипповича Охапкина.

Анжелику Александровну вскоре увезли в больницу; а Сергей Петрович и Всеволод Всеславович продолжали спасать школьное имущество, переругиваясь с пожарниками. Как вдруг на чердаке появился невысокого роста толстенький человек с майорскими звёздами на плечах и закричал, глядя на них в упор:

– Кто это здесь тебя не слушает? Что значит, они тебя не слушают! Мне тут ещё покойников не хватало! – толстенький человек, недолго думая, выхватил из рук пожарника брандспойт и, продолжая кричать: – А я их сейчас вот так, как тигров в цирке! Я когда-то сам в цирке работал! Они что же у нас, смелее тигров, что ли? – направил прямо в Сергея Петровича и Всеволода Всеславовича тяжёлую струю воды.

И что-то он ещё кричал им, и что-то кричали ему в ответ Сергей Петрович и Всеволод Всеславович, но в конце концов, победил бывший работник цирка, а ныне начальник районной пожарной охраны майор Гижгурнов Тимофей Валерьевич, а Сергею Петровичу и Всеволоду Всеславовичу пришлось отступить.

Пожар ещё не был потушен, когда к угоревшим от дыма Сергею Петровичу и Всеволоду Всеславовичу подошёл майор Гижгурнов и, улыбаясь, сказал:

– Эй, погорельцы, чайком не побалуете?

Чайком «баловались» в школьной мастерской. Начальник районной пожарной охраны майор Гижгурнов Тимофей Валерьевич тут же перешёл и с Сергеем Петровичем и с Всеволодом Всеславовичем на «ты», говорил им Серёга и Сева, а сам представился Тимошей. Он с каким-то восторгом, захлёбываясь смехом, рассказывал им, повторяясь, как его пожарники бегали к нему жаловаться «на двух угорелых, которые сами вот-вот сгорят».

– Герои, ей-богу, герои… – кричал Гижгурнов. – Мы вас медалями наградим «За отвагу на пожаре», вот увидите! Ей-богу, наградим!

Гижгурнов вскоре заметил лежавший под верстаком мешок с надувной лодкой и крикнул:

– А это чьё богатство?

– Моё… – сказал Сергей Петрович.

– Серёга, ты что, рыбак? – крикнул Гижгурнов.

– Нет, не рыбак, я охотник…

– Так ты охотник? Вот так встреча!

Тут же выяснилось, что и Гижгурнов тоже охотник, выяснилось и то, что и Ласточкин не прочь пошататься с ружьишком по лесу.

– Ну, если три охотника посреди России-матушки вместе сошлись, это надо отметить! – закричал Гижгурнов.

Вскоре на пожарной машине прибыла и водка, и закуска. Разговор пошёл тёплый, задушевный, полились охотничьи байки, а когда свернули на ружья, и Сергею Петровичу пришлось сказать, какое же ружьё у него, он сказал:

– Мне его подарили… У него на колодке написано «Джеймс Перде и сыновья»…

– «Джеймс Перде»? – закричал Гижгурнов. – Серёга, да ты хоть знаешь, что это такое «Джеймс Перде»? Кто подарил? Когда? Кто же такие подарки делает? Господи, у нас, в нашей-то глухомани и «Джеймс Перде»!

– Ну, не подарили… – спохватился Сергей Петрович. – Я его по случаю в комиссионке купил в А.

Надо сказать, что Сергей Петрович сказал правду – они вместе с Мальвиной ездили в А., где Мальвина сдала ружьё в магазин на комиссию, а Сергей Петрович его тут же и выкупил.

– В А.? В комиссионке? «Перде»? По случаю? Вот так случай! Серёга, а нам, грешным, можно на этот случай своими глазами поглазеть?

К удивлению Сергея Петровича оказалось, что и Ласточкин знает, что это такое – «Джеймс Перде». И, несмотря на то, что Сергей Петрович уверял, что ключа от квартиры у него с собой сейчас нет, что, дескать, ключ у жены, а жена на работе, Гижгурнов усадил Серёгу и Севу в пожарную машину, включил сирену и в пять минут домчал их к дому Сергея Петровича.

– Показывай, где твои окна? – крикнул Гижгурнов и когда Сергей Петрович показал, к его окнам поползла пожарная лестница.

Может быть, Сергей Петрович и не полез бы по пожарной лестнице на пятый этаж, тем более что и ключ от квартиры лежал, как обычно, в почтовом ящике, но, заметив, что Ласточкину всё происходящее страшно нравиться, решил от начальства не отставать и, вслед за Гижгурновым и Ласточкиным, через окно на кухне забрался в свою квартиру.

Потом Гижгурнов блестел глазами, цокал языком и всё не хотел выпускать ружьё из рук. Потом пили Лилечкину водку – Гижгурнов сам нашёл её в холодильнике, хотя Сергей Петрович уверял, что дома водки у него нет. Потом поехали к Гижгурнову, который жил в просторном, хорошо обставленном собственном доме; вот тут-то и выяснилось, что Гижгурнов был не то, чтобы охотник, а скорее даже коллекционер – он, страшно гордясь, показывал «Серёге и Севе» свои ружья, и, словно мимоходом, заглядывая в лицо Сергея Петровича, сказал, что ему за его коллекцию предлагают трехэтажный дом, и не где-нибудь, а в самом центре, возле вокзала, и тут же предложил Сергею Петровичу променять всю свою коллекцию на одно его «Перде». Сергей Петрович краем глаза покосился на Ласточкина и пробормотал:

– Я подумаю…

Потом они поехали смотреть на дом, о котором говорил Гижгурнов. Оказалось, что об этом доме Сергей Петрович знал и раньше: этот дом строился на его глазах, а его красная черепичная крыша даже была видна из окна кухни Сергея Петровича.

Они ходили вокруг трехэтажного дома из красного кирпича в восемнадцать пыльных окон, цокали языками, а Гижгурнов рассказывал, что дом этот был построен еще два года назад, но в нём так никто и не жил, хотя в доме было всё, и даже мебель. По словам Гижгурнова выходило, что хозяин этого дома – некто Владимир Иванович – уже и заканчивал строительство, и мебель покупал механически, по инерции, потому что к тому времени он взлетел так высоко, – в самую столицу, – что этот дом был ему уже и не нужен.

Потом вернулись допивать водку в школьную мастерскую. И уже пожимая друг другу на прощание руки, договорились вместе поехать на охоту к отцу Сергея Петровича, тем более что до начала охотничьего сезона оставалась всего одна неделя. Сергей Петрович, пожимая руку Гижгурнову, всё боялся смотреть в его лицо, чтобы не натыкаться глазами на его умоляющий и заискивающий взгляд. А с Всеволодом Всеславовичем Сергей Петрович на прощание даже пьяно расцеловался.

Когда Сергей Петрович остался в мастерской один, он заглянул в шкаф с инструментами и, убедившись, что свёрток в три кирпича стоит целёхонький на своём месте, сморённый усталостью, дымом, водкой и необычным для себя оживлённым разговором, тут же задремал на своём верстаке.

Разбудила его секретарша директрисы Оленька, показала подписанный в больнице Анжеликой Александровной приказ о назначении Сергея Петровича Жилина временно исполняющим обязанности директора школы и добавила, что Сергей Петрович назначен по совету самого Ласточкина, заезжавшего в больницу к Анжелике Александровне. И уже шёпотом прибавила, что Анжелика Александровна ещё просила ему передать, что просит прощения у Сергея Петровича за всё, что было между ними раньше и что Сергей Петрович один из самых лучших людей, которых она когда-либо встречала в своей жизни…

– А вы знаете, Сергей Петрович, – с каким-то особенным восторгом в голосе сказала Оленька, – Анжелика Александровна даже сказала, что вы самый лучший человек, которого она встречала… Так и сказала: «самый лучший»… Только просила вам этого не говорить…

После ухода Оленьки, Сергей Петрович снова открыл шкаф и снова убедился, что его свёрток на месте и стал раздумывать о том, куда бы его получше спрятать, но тут за ним пришла Лилечка, чего никогда раньше не бывало. Лилечка уже знала и о том, что в школе случился пожар, и о том, что Сергей Петрович вместе с Ласточкиным спасли жизнь Анжелике Александровне, и о том, что Сергей Петрович вместе с Ласточкиным забрались сегодня к ним в квартиру по пожарной лестнице; знала и о назначении Сергея Петровича.

С тяжёлой головой временно исполняющий обязанности директора школы Сергей Петрович Жилин, засыпая, придумывал ответ на случай, если Лилечка его вдруг спросит: