На следующее утро Сергей Петрович осторожно, словно дуя на воду, передал слова жены Сорокину, тот тут же отправился к Лилечке на приём и, вернувшись, положил на стол директрисы Анжелики Александровны заявление об уходе. И в этот же день сам Сергей Петрович преобразился из учителя труда и домоводства в учителя биологии.
Вечером Сергея Петровича дома ждали нарядные Лилечка и Верочка, в воздухе пахло свежеиспечённым яблочным пирогом. После яблочного пирога и чая, они, впервые за много лет, всей семьёй гуляли в городском саду, ели мороженое, хрустели разноцветными леденцовыми петушками, стреляли в тире и даже зашли в комнату смеха посмотреть друг на друга в кривые зеркала.
Вернувшись домой, Сергей Петрович и Лилечка, уложив Верочку спать, допоздна сидели вдвоём на кухне, пили шампанское и говорили обо всём на свете. Когда же Сергей Петрович собрался лечь спать, он вдруг обнаружил, что из коридора пропал его спальный мешок. За несколько лет этот мешок совсем сбился, истрепался и стал похож на собачью подстилку, и, как, наверное, бывает расстроена и растеряна пропажей своей подстилки собака, так и Сергей Петрович был расстроен и растерян этой пропажей. Когда же он спросил жену: «Лиля, ты не видела, где мой мешок?», Лилечка ему в ответ только улыбнулась…
А по прошествии всего-то нескольких дней, Сергею Петровичу уже казалось странным, что ещё совсем недавно он ночевал на полу в коридоре. Хотя случалось и так, что, выбравшись утром из-под тёплого супружеского одеяла, он выходи́л в коридор и взгляд его, как бы сам собою, тоскливо упирался в пол, в то место, где раньше лежал спальный мешок, и сердце его отчего-то щемило.
Сергей Петрович давно уже привык к тому, что Лилечка по вечерам была всегда пьяненькой, привык к вечной бутылке водки в холодильнике. Теперь же Лилечка приходила домой трезвой, увлеклась испечением всякой сдобы, отчего в доме теперь всегда пахло чем-то вкусным, а вечная бутылка водки из холодильника куда-то исчезла. Лилечка сильно переменилась глазами и лицом, словно кто-то основательно встряхнул её глаза и лицо, как калейдоскоп, и в них появились новые, незнакомые черты. Можно сказать, не слишком перебирая слова, что этот июль выдался в семье Жилиных медовым.
Теперь и сама Мальвина, и встречи с ней, и история вертоградаря Ю, всё это теперь могло бы показаться Сергею Петровичу странной ошибкой его мозга, если бы не подаренное ему Мальвиной охотничье ружьё. Сергею Петровичу нравилось доставать из сейфа это ружьё, держать его в руках, гладить лаковое, словно прозрачное, ореховое ложе, чёрные холодные стволы и вспоминать о том, как он учил Мальвину стрелять из этого ружья, и как перед каждым выстрелом её лицо становилось бледным и строгим.
20
Но медовый месяц июль закончился, наступил август – жаркий, пыльный, душный.
Сергей Петрович стал всё чаще думать о Мальвине, о своих мечтах о будущей жизни в городке Б., о двухэтажном деревянном доме над большой рекой, о новой школе, о будущих романах, которые они с Мальвиной там, в Б., ещё могли бы выдумать.
Однажды душной августовской ночью Сергей Петрович всё не мог уснуть: он думал о Мальвине, смотрел в лицо спящей жены, озаряемое далёкими зарницами; а потом пошёл на кухню пить чай.
В прихожей зазвонил телефон.
– Да… – шёпотом сказал Сергей Петрович.
– Серёжа, это ты? – тоже шёпотом, спросила Мальвина.
– Да, я…
– Серёжа, запомни: поезд номер 345, вагон 7… Проводника не помню, как зовут… Высокий такой, с усами… На щеке чёрная родинка… Поезд приходит в 3.50 сегодня ночью… Запомнил? Поезд 345, вагон 7, в 3.50… Смотри не опоздай, поезд стоит всего две минуты… Я тебе передала вещи и деньги на дом… Сережа, я тебя очень-очень люблю…
С трёх часов утра Сергей Петрович шатался по вокзалу, смотрел на несуетную раннюю вокзальную жизнь, слушал приближающуюся грозу. Когда в открытые вокзальные окна врывался неожиданно свежий ветер, Сергей Петрович ёжился от этой свежести и с удовольствием думал о том, что после грозы жара наконец-то спадёт.
Поезд №345 он встречал на перроне, стоя под проливным холодным дождём. Когда дверь вагона № 7 открылась, Сергей Петрович увидел высокого черноусого проводника с родинкой на щеке.
– Доброе утро… – сказал Сергей Петрович проводнику. – Мне должны были передать вещи…
– Какие вещи?.. – каким-то особенно низким, гудящим голосом сказал проводник, весело глядя на промокшего, продрогшего человека на перроне.
– Ну, вещи… – повторил Сергей Петрович.
– А-а, вещи? – прогудел проводник. – Тогда говори пароль…
– Какой пароль? – растерялся Сергей Петрович.
– Тебя как звать? – улыбнулся проводник.
– Сергей Петрович…
– А фамилия?
– Жилин…
– Вот теперь всё сходится… – прогудел проводник, исчез в темноте тамбура и вскоре вернулся, волоча за собой два тяжёлых мешка.
– Лодка надувная – одна штука… – весело загудел проводник и столкнул на перрон мешок из прорезиненной ткани. – Рюкзак с вещами – одна штука, – и в Сергея Петровича полетел зелёный рюкзак.
– Вот и всё… – улыбнулся проводник. – Удачной охоты… Как говорится, ни пуха ни пера…
– К чёрту! – ответил Сергей Петрович, взвалил на себя подарки Мальвины и под проливным дождём побрёл к зданию вокзала.
Поезд с хрустом расправил свой железный позвоночник, напрягся, и мимо Сергея Петровича, обгоняя его, нехотя поползли тёмные мокрые вагоны.
– Эй, подожди! Ещё шляпа охотничья с пером – одна штука… – услышал Сергей Петрович над собой гудящий голос, и, не успел оглянуться, как проводник, стоявший в тамбуре, присел и ловко нахлобучил ему на голову охотничью шляпу с фазаньим полосатым пером. – А сестрица у вас красавица… И любит вас… Вон какие подарки вам прислала к охотничьему сезону… Счастливо оставаться! – гудел, удаляясь, голос проводника.
По крыше мастерской свинцовой дробью барабанил дождь, окна вспыхивали синим светом и в ответ приближающимся ударам грома жалобно звенели стёклами.
На верёвке над самодельным электрорадиатором сушилась одежда Сергея Петровича; сам же Сергей Петрович сидел возле верстака, кутался в синий халат, дрожал от холода, прихлёбывал из чашки дымящийся чай, глядел на лежавший на верстаке свёрток (этот свёрток – казалось, что три кирпича сложили вместе и тщательно обернули газетой – он нашёл среди охотничьей одежды в рюкзаке; вырвав клочок газеты, он увидел, что в свёртке были деньги) и всё пытался подчитать, сколько же денег уместилось в этом свёртке, и сколько же двухэтажных деревянных домов в Б. можно за эти деньги купить.
Сергей Петрович, конечно, подсчитал бы и сколько денег было в свёртке, и сколько домов можно было на них купить в Б., если бы дверь мастерской вдруг не распахнулась и школьный сторож Валентин, бледный, взъерошенный, ещё заспанный, не крикнул:
– Сергей Петрович! Пожар! Горим!
Когда Сергей Петрович, спрятав свёрток с деньгами в шкаф с инструментами, где уже лежало его письмо для Лилечки, и, наскоро переодевшись в мокрую ещё одежду, выбежал во двор, школьная крыша уже полыхала… Вскоре приехали и пожарные…
Об этом пожаре не стоило бы и вспоминать – мало ли пожаров случается каждый день? – если бы на пожар не поспешила приехать сама директриса Анжелика Александровна. Она тут же бросилась на чердак, где Сергей Петрович уже проявлял чудеса смелости и даже беспечности, спасая «школьные сокровища»: ещё в начале июня, перед началом ремонта, на школьный чердак старшеклассники перенесли из классов шкафы, парты, наглядные пособия, книги и ещё много всего того, что копилось многими поколениями учителей.
Сложно сказать, надышалась ли дымом на чердаке Анжелика Александровна и, надышавшись, потеряла сознание, а поэтому упала, или она упала, споткнувшись, а потом уже потеряла сознание, но вышло так, что Сергею Петровичу пришлось спасать не только школьные парты да карты, а и саму Анжелику Александровну.
– Нн-да… – рассказчик вздохнул. – На этом наша история, как впрочем, и жизнь самого Сергея Петровича и Анжелики Александровны вполне могла бы и оборваться. Сергей Петрович с Анжеликой Александровной на руках уже и сам было вот-вот собирался потерять сознание и упасть, в его голову уже даже пришли мысли о том счастливчике, который найдёт в школьной мастерской в шкафу для столярного инструмента свёрток размером в три кирпича, как вдруг кто-то выхватил Анжелику Александровну из его рук, и, крикнув «Иди за мной!», спас и Сергея Петровича и Анжелику Александровну.