Ловчев – человек в нашем футболе известный. Многие годы он был одним из стержневых игроков «Спартака», носил капитанскую повязку. В своих многочисленных печатных и устных выступлениях он всегда подчеркивал дух коллективизма, царящий в команде, говорил о своей приверженности замечательным спартаковским традициям. Кстати говоря, подобные интервью Ловчев давал и в прошедшем сезоне, когда у руля команды находилось уже новое руководство. Так отчего же Евгений Ловчев, которого болельщики считали неразрывно связанным со «Спартаком», решил покинуть команду в самый неподходящий момент? Мне кажется, что за выдвинутой им причиной скрывается более глубокая, если хотите, нравственная проблема, здесь сказало свое поспешное слово не в меру разыгравшееся самолюбие спортсмена.

Накануне открытия сезона футболист из-за травмы не тренировался 12 дней. Вполне понятно, что игроки и тренеры собрались на совет, чтобы решить – доверить Ловчеву место в основном составе в первом матче или нет. А он взял и обиделся. Как это его участие в игре под вопросом? Другой случай. Тайным голосованием спартаковцы избирали капитана команды. Ловчев баллотировался на этих выборах, но большинства голосов не получил. Тоже понятно: одними прошлыми заслугами долго не проживешь, а качеством игры в этом сезоне Евгений не блещет. И опять обида. Неужели он, ветеран, не достоин быть вожаком коллектива? Тренер после матча вправе сделать замечание любому игроку. Любому, но не Ловчеву. Его замечания обижают.

На заседании президиума городского совета «Спартака», где обсуждалось заявление Ловчева, выяснилось, что он намеревается перейти в другой московский клуб, которому, на его взгляд, под силу бороться за золотые медали чемпионов страны. Как не вяжутся эти поступки со сложившимся у любителей футбола представлением о Евгении Ловчеве! Ведь речь идет не о юном таланте, не умеющем сдерживать страсти. Ловчеву 29 лет. В «Спартаке» он вырос в зрелого мастера, ему обязан своими футбольными успехами. Так кто же, как не он, должен служить примером для товарищей, в том числе молодых, которых ныне так много в команде?! Примером скромности, самоотдачи, умения поставить общие интересы выше личных? Вместо этого – нелепая амбиция.

Кто только не говорил с Ловчевым, убеждая его не делать опрометчивого шага! Теперь речь шла уже не о помощи команде. Команда и без него справляется с трудностями «акклиматизации» в высшей лиге. Речь шла о судьбе самого Ловчева, которая вызывает большую озабоченность у его товарищей. Все надеялись, что недавний любимец трибун одумается, останется в коллективе. Но, увы, пока этого не произошло.

Президиум городского совета общества «Спартак» вынужден был удовлетворить просьбу Ловчева об отчислении его из команды. Итак, Ловчев вне «Спартака»? Очень хочется верить, что ненадолго, что Евгений еще раз поразмыслит над случившимся и примет решение, достойное настоящего спортсмена…»455.

Ловчев, однако, твердо стоял на своем. И вот тогда-то, как он вспоминал, последнюю попытку образумить строптивца предпринял Андрей Петрович Старостин: «По тогдашнему регламенту переход необходимо было утвердить на заседании московской федерации. И Андрей Петрович настоял на том, что до конца года я не имею права выступать за бело-голубых. Формально правота была на его стороне, однако на практике сплошь и рядом этот пункт не соблюдался, прецедентов было много. Тем не менее, в 1978-м за «Динамо» в официальных матчах я так и не выступал. Быть может, это был единственный случай, когда он в чем-то использовал служебное положение в федерации на благо красно-белых…»456.

Ловчев без «Спартака» продолжить путь в большом футболе, по сути, так и не смог. А «Спартак» без Ловчева остался «Спартаком»: «Не скажу, что мандража с уходом Ловчева команда не ощущала, но мандража какого? Такого, разве, что от нас ушел опытный футболист. А эта деталь в любом коллективе играет очень существенную роль…»457, – вспоминал Сергей Шавло. «После ухода Ловчева обстановка в клубе нормализовалась, уже не мучили всякого рода недомолвки, скандалы…»458, – это уже слова Георгия Ярцева, констатировавшего: «Уход Ловчева заставил нас несколько перестроить игру. Мы все-таки как-то ориентировались на него, разрабатывая тактические варианты игры. Но в трудную минуту ребята проявили мужество и стойкость…»459. И, словно подводя итог этой истории, Шавло спустя годы скажет: «Вместо Ловчева какого-то конкретного игрока на его позицию Бесков искать не стал. У нас в обороне было достаточно футболистов. Причем, хорошего уровня. И Саша Сорокин, и Самохин могли сыграть. Нашлось, кому Женю заменить…»460.

«Не могу умолчать, что за двенадцать лет моей работы в «Спартаке» ни одно расставание с игроком не выливалось в конфликт, конфронтацию, попросту говоря, в скандал. Если футболисту предлагалось поискать другую команду, он сознавал, какими его проступками, плохо отразившимися на качестве и содержании игры, вызвана необходимость расставания. Не могу назвать ни одного имени, с которым была бы связана тяжба. Таких просто не было…»461, – не без доли назидательности сообщит в своей книге «Моя жизнь в футболе» Бесков, словно забыв об уходах Ловчева, Хидиятуллина, Романцева, которые обсуждала в свое время вся страна. Причем не им «предлагалось поискать другую команду». Они уходили сами – от тренера, из «Спартака». Романцев – на тот момент вообще из футбола…

«Вообще, если наше поколение взять, то никто не ушел нормально, все покинули «Спартак» с какой-то обидой. Правда, в отличие от нынешнего поколения, никто не бросал в адрес команды публичные обвинения…»462, – заметит Георгий Ярцев. Да, тяжб и шумных скандалов действительно не было. Футбол был другим. Иными этическими нормами руководствовалась пресса. Другими были воспитание и нормы поведения. Не принято было в те времена выплескивать эмоции на страницы газет. Но громкие, даже скандальные расставания – были. И конфликты – были. И обиды. «Для меня есть два Бескова. Первый – Бесков-тренер. Второй – Бесков-человек…»463, – проведет разделительную черту много лет спустя в своей книге мемуаров Олег Романцев и отрежет: «К Бескову-тренеру я отношусь с большим уважением…»464, не выразив никак своего отношения к человеческим качествам Константина Ивановича. И это умолчание скажет больше любых слов…

Попытки разобраться в природе конфликтов, которыми тренерская судьба Бескова была богата, предпринимались неоднократно. Самая, пожалуй, масштабная и разносторонняя, пусть и не бесспорная – блистательное эссе Александра Нилина «Судьба и характер». Если задуматься, есть во всех частных, вроде бы, конфликтах, на которые щедра была тренерская судьба Константина Ивановича, нечто общее, ускользающее от взгляда, если позволить себе погрузиться в эмоции каждого конкретного человеческого столкновения. И чтобы понять их природу, требуется взглянуть на всю тренерскую работу Бескова несколько шире.

Быть может, приблизиться к разгадке удалось Михаилу Якушину, заметившему однажды: «Вот кто терпеть не может никакого вмешательства в тренерские дела со стороны! В таких случаях в нем говорит гордость за свою профессию, которой он и в самом деле владеет в совершенстве…»465. «Бесков человек не меняющийся, его футбольные идеалы и взгляды сложились раз и навсегда. И если ты их когда-то узнал, можешь издали следить за его работой и обязательно найдешь подтверждения тому, что тебе известно. С Бесковым не получаются споры, его убежденность как крепость, он готов обороняться, даже если на него не нападают. Должно быть, к этому его вынудила многотрудная тренерская жизнь с незаслуженными обидами и непониманием окружающих. То и дело кто-то отзывается о нем как о «невозможном» человеке. Что ж, Бескову есть что охранять и есть от кого защищаться. Это нельзя не уважать…»466, – это уже наблюдения Льва Филатова.