Спор о времени проведения операции по освобождению Катарины начался, естественно, прямо в дороге. Альберт требовал провести акцию сегодня же, во время вечерней прогулки, я с ним соглашался в плане времени суток, но предлагал провернуть дело завтра, а доктор Грубер в своей обычной манере с умным видом обдумал наши слова и встал на мою сторону, мотивируя свое мнение необходимостью тщательной подготовки.

Собственно, эту самую тщательную подготовку мы начали, еще не добравшись до Хютенхофа — во Фрайунге мы разыскали Антона Хефера и договорились, где и когда он завтра будет нас ожидать. А в Хютенхофе, плотно пообедав, взялись приводить в максимальную боеготовность уже знакомое мне оружие, в процессе обсуждая детали завтрашней операции.

План, появившийся в результате не самых корректных обсуждений, но в итоге единогласно утвержденный, особой изощренностью не отличался. Нужно тихо и незаметно подобраться как можно ближе к дому со стороны заднего двора, далее Альберт должен привлечь внимание Катарины и в дальнейшем заняться непосредственно ее освобождением, то есть вывести девушку со двора, мне с моим опытом хоть какого-то противодействия магическим атакам надлежит отвлечь внимание доктора Вайсмана, а когда Катарина окажется у нас, мы с доктором Грубером откроем огонь по всем, кто выберется из дома, исключая, разумеется, женщину-служанку. Честно говоря, меня план не вполне устраивал — я предлагал начать с отстрела доктора Вайсмана, чтобы проблем с магическим воздействием вообще не возникло, но Альберт с доктором кое-как меня отговорили. И эти люди мне еще рассказывали о пользе оружия в их повседневной жизни дома! Гуманисты недоделанные! Справедливости ради скажу, что обосновывали они свое нездоровое человеколюбие нежеланием создавать проблемы ротмистру Беку, раз уж он пошел нам навстречу. Вроде как предумышленное убийство на подведомственной ему территории может выйти Беку боком, простите за невольный каламбур. Как бы там ни было, в одиночку противостоять двоим — удовольствие ниже среднего даже когда знаешь, что ты прав. Так что я вынужден был согласиться, но про себя решил действовать по обстановке, а не по предварительной договоренности. Победителей не судят, знаете ли.

Остаток дня прошел как-то бестолково. Альберт ходил из угла в угол, доктор Грубер просто отдыхал (кажется, поспал даже), я же извлек из саквояжа предусмотрительно взятого с собой Дюрнбергера и принялся внимательно его читать. Пусть времени до конца каникул оставалось еще много, учебу никто не отменял. Да и книга интереснейшая, от ее чтения я получал искреннее удовольствие.

То же самое продолжилось с утра и до обеда. На обеде опять появился Лингер, мы заплатили ему вторую половину условленного гонорара, на чем и попрощались. Он такому обороту явно удивился, наверняка рассчитывая на продолжение сотрудничества, но, как говорится, не срослось. Кажется, Альберту удалось заставить Лингера думать, что наша задача — именно разведка, а вовсе не освобождение пленницы. Во всяком случае, Шлиппенбах честно старался.

С Арнольдом Пастером мы тоже попрощались, чуть-чуть добавив ему денег сверх оговоренной платы. Астрид и Франциске, снова блеснувшим своими талантами, лично я вручил по полгульдена. Хорошие девчонки. Да, маловаты, конечно (им, как выяснилось, было всего-то по двенадцать), но годика через три вырастут такими красавицами, что только держись!

А сам обед мы, можно сказать, проигнорировали. В смысле есть ничего не стали и даже пива не попили. Это я объяснил Альберту и доктору, что на голодный желудок человек злее дерется и легче выживает, получив ранение в живот.

— Вы разве воевали, экселленц? — удивился доктор Грубер.

— Я нет, а вот мой дядя и старший брат моего приятеля по гимназии воевали, — вспомнил я Якова Селиванова, так и не ставшего даже женихом моей двоюродной сестрицы, чтоб ей в аду сковородка самая неудобная досталась. Впрочем, Васька писал, что Якову невесту уже приискали, так что все в порядке. А ведь он даже не знает, как ему повезло не заполучить себе такую жену, а с нею — и такую тещу…

Ладно, вернемся из прошлого в настоящее. А в настоящем у нас были сборы, начавшиеся с создания запасов съестного. Немцы — люди практичные. Пусть мы и воздержались от еды, но раз уж она оплачена, Альберт с доктором предложили по максимуму забрать ее с собой, потому что еще пригодится. Спорить я с ними не стал.

Перед выдвижением я попытался воспользоваться предвидением, к которому в последнее время обращался нечасто, стараясь не расходовать умственные и душевные силы. Предвидение дипломатично отмолчалось, но я посчитал это хорошим признаком. Грози мне, а значит, и нашему делу, какая неприятность, оно бы уж точно просигналило.

Выдвинулись с таким расчетом, чтобы успеть и не шибко при этом торопиться, тем более, что транспорт наш мы планировали оставить чуть подальше от места, во избежание раннего обнаружения противником, и потому часть пути предстояло проделать мало того, что на своих двоих, так еще медленно и на полусогнутых, стараясь продвигаться по возможности незаметно и бесшумно. С бесшумностью у нас некоторые затруднения имелись, но тут на нашей стороне выступил ветерок, заставивший шуршать листву на деревьях и кустах, а по части незаметности нас выручали купленные еще в Ландсхуте полотняные плащи-пыльники веселенького зеленовато-сероватого цвета. Двигаться, тем не менее, было тяжеловато — из-за того, что мы обвешались оружием, да взяли с собой побольше сменных барабанов. Лучше уж перестраховаться, чем в критический момент не иметь возможности отбиться от численно превосходящего противника.

Устроившись в не очень-то удобных скрюченных позах за низким заборчиком, мы ждали, когда Катарину выведут на прогулку. Вот тут предвидение и зашевелилось, нашептывая мне, что все у нас пойдет не так, как мы планировали. Впрочем, ни о каких опасностях и засадах оно не предупреждало. Во всяком случае, пока не предупреждало.

Та-а-к… Вот они и начались, те самые обещанные предвидением отступления от плана. Девушка вышла из дома одна, вообще без какого-либо сопровождения. А это плохо, потому что все похитители остались в доме. Следовательно, мы, прикрывая отход, будем стрелять из-за не дающего почти никакой защиты решетчатого заборчика, а в нас будут стрелять из каменного дома. При том, заметим, мы будем стрелять вдвоем, а они — вчетвером. Нехорошо, очень нехорошо…

Но когда я понял, почему пленницу выпустили одну, обстановку я оценил уже не как просто нехорошую, а как очень и очень плохую. Даже мне, никогда раньше баронессу фон Майхоффен не видевшему и не знавшему, как она выглядит в обычном своем состоянии, было заметно, что девушка не в себе. То самое магическое воздействие, чтоб его!..

— Альберт, — прошепнул я. — Видишь? Она не в себе…

— Вижу, — так же шепотом отозвался граф. — Черт!

— Доктор, — это я уже Груберу, — сейчас мы с вами стреляем на любое движение в любом окне и в каждого, кто выйдет из дома. Не хотите убивать, стреляйте в ноги.

— Почему в ноги? — удивился он.

— Потом расскажу, — оборвал я его.

Чего это я раскомандовался? А что еще делать, если они, увидев состояние Катарины, сами сидели, ничего не соображая?! Тут хоть какая-то организующая и направляющая сила требовалась, вот я таковой силой себя и назначил, раз эти умники сами не догадались.

Катарина тем временем вела себя странно — медленно бродила туда-сюда, хаотично меняя направление движения, иногда останавливалась и оглядывалась по сторонам, будто пытаясь понять, где она и почему тут оказалась, а то и вообще замирала на месте, какое-то время изображая статую. Движения девушки были замедленными и смотрелись не очень-то и естественно. Никакого шевеления за окнами дома не наблюдалось, поэтому и мы с доктором Грубером огонь пока не открывали.

Как я понимал, рано или поздно хаотичное перемещение Катарины по двору должно было привести ее поближе к калитке, недалеко от которой мы затаились, и мысленно молил Бога, чтобы это произошло как можно скорее. Похоже, Господь мои молитвы услышал — минуты через полторы девушка снова застыла на месте шагах в десяти от выхода на свободу. Только вот выходить явно не собиралась.