Камарильин смертельно устал, ему хотелось, чтобы все скорее закончилось:

— Послушайте, давайте уже войдем в квартиру. У меня дела, мне нужно писать фельетон государственной важности, и еще стихотворение к 9 мая, и мы с моей девушкой сегодня собрались за город, на шашлыки. Давайте уже сделаем то, что нужно, и все разойдемся.

— Ладно, открывайте, — согласился участковый.

Управдом достала из кармана связку ключей и принялась искать нужный, а участковый тем временем извлек из внутреннего кармана плоский флакон тройного одеколона. Камарильин испугался, что участковый сейчас начнет пить одеколон, на секунду он даже задумался, не сделать ли участкового-алкоголика героем своего фельетона. Но милиционер лишь достал из другого кармана белый носовой платок, он обильно смочил платок одеколоном и прижал пропитанную ткань к носу. Тогда Камарильин осознал, что входить в квартиру ему совсем не хочется.

— Может я тут постою, а?

— Никак нет. Вы обязаны засвидетельствовать, как родственник.

Управдомша открыла дверь квартиры, и всех обдало мощным ароматом гнили, вторую внутреннюю деревянную дверь распахнул участковый, из коридора бабкиной квартиры на волю лестничной площадки немедленно вырвался бешено лаявший Суслов. Суслов оказался мелким и жирным, мордашка была перекошена злобой. Участковый оказался прав, за время заточения в квартире с мертвой хозяйкой Суслов совсем одичал и обезумел.

Суслов попытался укусить участкового за ногу, но милиционер точным пинком отправил его в путешествие на лестничную клетку между третьими и вторым этажами.

Камарильин вглядывался в распахнутую дверь бабкиной квартиры. Коридор выглядел вполне обычно, только на полу были заметные черные катышки говна Суслова. Но посреди комнаты на полу шевелилась черная живая масса.

Потревоженная открытием двери масса взлетела в воздух, и Камарильин разглядел тысячи мух, мухи оглушительно жужжали, так что слышно их теперь было даже в подъезде.

Под мухами оказался раздувшийся синюшный труп бабки, на трупе серели рваные посмертные раны, судя по всему, Суслов питался своей хозяйкой последние несколько дней.

— Так, понятно. В квартиру заходить не будем, нет необходимости. Смерть наступила по естественным причинам, от старости. Вызывайте врачей, и распишитесь, пожалуйста.

Но Камарильин не мог расписаться, его рвало прямо на бетонный пол подъезда. Камарильин был уверен, что шашлык с Сашей он совершенно точно сегодня есть не будет.

7 мая 1986

Закрытое административно-территориальное образование

«Бухарин-11»

Камарильину совсем не хотелось возвращаться в бабкину квартиру. На него до сих пор накатывала тошнота при одном воспоминании о стае мух, взлетевшей с бабкиного тела, но возвращаться было нужно, ничего не поделаешь.

Камарильин провел все утро, сочиняя стихотворение к 9 мая для праздничного выпуска «Красного Бухарина». Стихотворение осталось неоконченным, Камарильин все еще размышлял о нем даже сейчас, по пути в бабкину квартиру. В голове Камарильина вертелись рифмы типа «ветераны — рано» или «фашисты — нечисты».

Фельетон об излечившемся от алкоголизма изобретателе Камарильин сдал еще вчера, редактор «Трезвого дворника-комсомольца» оказался вполне доволен, хотя и сказал, что это скорее научно-фантастический рассказ, а не фельетон.

Камарильин глубоко вдохнул весенний воздух прежде чем войти в подъезд, ему казалось, что здесь до сих пор воняет тухлятиной, хотя он и не был в этом уверен, возможно, дело как и всегда было в обостренной от рождения чувствительности Камарильина.

Он поднялся на третий этаж и лицом к лицу столкнулся с управдомшей. Управдомша как раз выходила из бабкиной квартиры, в руках она несла бабкин телевизор — черно-белый «Рассвет-307». За управдомшей волочился провод, а у ее ног скакал, погавкивая, Суслов. Песик тут же попытался цапнуть Камарильина, Камарильин хотел пнуть его, но не попал.

Управдомша, увидев Камарильина, застыла с телевизором в руках, судя по всему, она была рада встрече не больше, чем Суслов.

— Куда вы собственно несете телевизор, м?

— А он мой, — тут же затараторила управдом, — Анечка мне его обещала, еще когда была жива. Так и сказала: вот я умру, а ты о Герое позаботься, за это можешь взять себе телевизор. Так и сказала.

— О Герое? — не понял Камарильин.

— Да, о Герое. Его теперь так зовут, я его переименовала, — управдом кивнула на бесновавшегося у ее ног Суслова. Она быстро захлопнула дверь бабкиной квартиры и попыталась прорваться к собственной, располагавшейся на той же лестничной площадке.

— Ему теперь больше подошла бы кличка Людоед, — сказал Камарильин, перегораживая управдомше дорогу. Но Герой-Суслов снова бросился на Камарильина в надежде укусить его за ногу. Камарильину пришлось отскочить в сторону, управдом тем временем пробила себе путь к собственной квартире и скрылась в ней вместе с Сусловым и телевизором. Дверь она за собой тут же захлопнула.

Камарильин выругался и безуспешно подергал дверь квартиры покойной бабки, ключа у него не было. Вздохнув, он постучался к управдомше. За дверью все еще лаял Суслов, но управдом не ответила.

— Ладно, телик можете оставить себе, — закричал Камарильин, — Дайте мне ключи.

На это управдом после некоторых раздумий решила ответить:

— Ага, ключи ему подавай, ишь чего удумал. Как Аня была жива — так ни разу не пришел, не помог бабке. Она и в магазин сама ходила, и по хозяйству, и Сус...Героя сама выгуливала. А как померла — так сразу приперлись за ключами.

Речи управдома заглушал бесноватый лай Суслова, песик явно не оставил намеренья покусать Камарильина и все рвался из квартиры на лестницу.

— Герой, тихо! Фу, Герой, фу! — раздались из-за двери крики управдома.

— Он не понимает. Он-то думает, что он Суслов, а не Герой. Дайте ключи, иначе вызову милицию и скажу, что вы расхищаете имущество покойной.

Ответа на этот раз пришлось ждать около минуты. Наконец дверь приоткрылась, управдомша молча швырнула на пол подъезда ключ и тут же захлопнула дверь, как будто боялась, что Камарильин ворвется к ней в квартиру и отберет «Рассвет-307».

Камарильин в очередной раз вздохнул, отпер дверь бабкиной квартиры и вошел.

Здесь все еще пахло гнилью, хотя теперь запах был вполне терпимым, его перебивала вонь хлорки. Окна были распахнуты настежь, но запахи квартиры были слишком мощными и не пускали внутрь весенние ароматы с улицы. Камарильин и управдомша еще позавчера наняли полусумасшедшую женщину с верхнего этажа, чтобы она прибралась здесь, промыла все хлоркой и выгнала мух. Женщине дали десять рублей, но Камарильин не сомневался, что она наверняка прихватила себе на память о покойной что-нибудь из квартиры.

Прежде всего, следовало оценить ущерб, нанесенный квартире набегами поломойки и управдомши. По квартире все еще летали мухи, не меньше десятка. Жужжание действовало на нервы, Камарильин с отвращением подумал, что некоторые из этих мух могут быть теми самыми, которые жрали бабкин труп.

Закрывать входную дверь Камарильину не хотелось, в бабкиной квартире все еще ощущалось присутствие смерти, но он опасался, что управдомша опять может явиться грабить квартиру, поэтому, пересилив себя, все же захлопнул за собой дверь.

Смысла в этом было мало, Камарильин был уверен, что собственные бабкины ключи, которыми она пользовалась при жизни, теперь тоже стали добычей управдомши, но с закрытой дверью было все же спокойней. Камарильин решил, что вторжения извне он боится больше, чем витавшего в бабкиной квартире духа смерти. Он более-менее помнил, что представляет собой бабкина однушка, хотя в гостях у бабки был в последний раз лет пять назад.

Камарильин приступил к осмотру, прикидывая, что из бабкиного имущества может ему пригодиться.

Несмотря на тщательную уборку хлоркой, в центре единственной комнаты на ковре все еще оставалось омерзительное темное пятно от подтекшего трупа. Камарильин решил, что этот ковер ему совершенно точно не нужен, можно будет отдать его управдомше. Зато другой ковер на стене был пыльным, но в хорошем состоянии. Его можно будет повесить прямо в собственной квартире, Саша давно хотела ковер себе на стену.